Завоеванные земли были разделены на три части: одна отошла богам, другая — завоевателям, третья — республике.
Та часть, что отошла богам, находилась в ведении жрецов, прекрасно обрабатывалась, и жрецы получали доходы, полагавшиеся богам; часть, отошедшая завоевателям, была той, какую разделили между гражданами, отслужившими двадцать пять лет в армии, но, привыкнув
к оружию, а не к земледелию, они сдавали землю в аренду, продавали, отдавали в залог, а то и просто лишались ее; часть, отошедшая республике, то есть находившаяся в собственности государства, что вело к злоупотреблениям, спекуляциям и казнокрадству, сдавалась в аренду богатым землевладельцам.
Вначале закон предусматривал переуступку прав на землю и вводил ограничение на сроки землепользования; он устанавливал, что аренда не может предоставляться более, чем на пять лет, а площадь арендуемой земли не должна превосходить определенную меру. Но два этих ограничения удавалось обойти: одному и тому же арендатору, благодаря взяткам, предоставляли внаем до трех тысяч гектаров и вовсе не на пять или десять лет, а в долгосрочную аренду на девяносто девять лет.
Однако все обстояло бы не так уж плохо, если бы требования закона, пусть даже искаженные по форме, в конечном счете все же соблюдались бы. Огромное количество площадей, отданных под пашенное земледелие, могло бы снизить цены на зерновые, но арендаторы осознали, что им куда выгоднее стать скотоводами и отдавать свои земли под выпас скота, а не засеивать их и собирать с них урожай зернового хлеба, ячменя или овса.
Таким образом, треть территории Италии оказалась изъята из состава пашенных земель и обращена в пастбища. Это вело к дороговизне зерна, а в неурожайные годы — к голоду.
Итак, вот что предложил Тиберий.
Признать аренду, даже если она получена незаконно, такой, какая она есть; оставить в пользовании арендатора пятьсот югеров земли, а сверх того — по двести пятьдесят югеров на каждого имеющегося у него ребенка мужского пола; излишки земли распределить среди бедных граждан, выплатив арендаторам денежное возмещение.
Как видим, Тиберий потребовал раздела государственных, а не частных земель, и, в то время как было бы справедливо, действуя в соответствии с законом, разорвать все арендные договоры, заключенные на срок более пяти лет, и сократить арендованные земли до законных размеров, он оставлял пятьсот югеров захваченных земель захватчикам, по двести пятьдесят югеров — сыновьям этих захватчиков и выплачивал денежное возмещение за то, что он у них отбирал.
Вместо того чтобы согласиться с этими разумными предложениями, арендаторы возмутились, стали ссылаться на срок давности и раскричались так, как если бы речь шла не о захваченной ими земле, а об их наследственных владениях.
Но тогда, в свой черед, вознегодовал и Тиберий. Чувствуя поддержку народа, он, не колеблясь, от поблажки перешел к строгому исполнению закона, что у него нередко напоминало беззаконие: он отменил предоставление арендаторам по пятьсот югеров земли, упразднил денежные возмещения и приказал самозваным владельцам безотлагательно покинуть государственные земли.
Поскольку Октавий, коллега Тиберия по должности, налагает вето на аграрный закон и тем самым останавливает его исполнение, Тиберий смещает Октавия, заменяет его одним из своих ставленников и, дабы претворить в жизнь предложенный им закон, провозглашает себя триумвиром, взяв себе в помощники своего тестя Аппия и своего младшего брата Гая. Наконец, своей личной властью он берет на откуп и раздает народу земли Аттала, пергамского царя, который перед смертью завещал свои владения Риму.
Само собой разумеется, что, объявив таким образом войну крупным арендаторам государственных земель, Тиберий порывал со всеми, кто представлял денежную аристократию.
Не имело особого значения, будет ли он переизбран трибуном, однако выборы пришлись как раз на то время, когда велись полевые работы. Так что он остался в городе наедине с чернью, которая не работала в полях и не собирала жатву, поскольку не имела во владении земли.
Тиберий обратился за поддержкой к всадникам, обещая предоставить им судебную власть наряду с сенаторами, но было уже слишком поздно: он не завербовал себе среди них сторонников и оттолкнул от себя народ.
С этого времени он считал себя погибшим.
Когда ему стало понятно, что пришел момент сражаться, он удалился на Капитолий вместе с теми, кто остался у него из числа друзей, а также клиентов из черни.
Тиберий не располагал никаким другим оружием, кроме длинного кинжала, носившего название дол о н.
Началось голосование за избрание Тиберия трибуном на второй срок.
Внезапно в дверях сената появляется Сципион Назика, зять Тиберия и один из основных арендаторов государственных земель; за ним следуют все сенаторы, а позади сенаторов идут их слуги и рабы; вместе с отрядом, который он ведет за собой, Сципион Назика бросается на малочисленную свиту Тиберия и прижимает трибуна и его приверженцев к обрыву холма.
Тиберий хочет укрыться в храме, но жрецы закрывают перед ним двери. Преследуемый врагами, он трижды обегает храм; наконец, настигнутый одним из своих коллег по должности, он падает, получив удар по голове обломком скамьи.
Триста его товарищей были сброшены вниз с уступов Капитолия, насмерть забиты палками и побиты камнями.
Плутарх добавляет — однако не следует всегда верить Плутарху, — что, когда один из сторонников Тиберия живым попал в руки победителей, они заперли его в бочке со змеями и оставили умирать там от укусов этих гадов.
Любопытнее всего, что после убийства Тиберия сенат сослал Сципиона Назику в Азию и поручил молодому Гаю претворить аграрный закон в жизнь; в помощники ему назначали Фульвия Флакка и Папирия Карбона. Это было все равно, что сказать, что Тиберий был убит несправедливо; это было все равно, что объявить его жертвой, героем, полубогом.
Триумвиры продолжили исполнять закон, и следует обратиться к Аппиану, чтобы понять, какое смятение вызвали их действия у римских земельных собственников. Позаимствуем несколько строк у историка гражданских войн:
«Землевладельцев стали привлекать к судебной ответственности, и в скором времени началось множество весьма сложных тяжб. Повсюду, где по соседству с земельными наделами, подлежащими перераспределению, оказывались другие участки, проданные или разделенные между родственниками, нужно было, чтобы установить размеры какой-либо одной части землевладения, провести полное его обследование, а затем установить, в силу какого закона подобные продажи и разделы были осуществлены. Большая часть этих самозваных землевладельцев и арендаторов не имели на руках ни купчих, ни документов о праве собственности, а если вдруг такие документы находились, то они противоречили друг другу. Когда же произвели новое межевание, то оказалось, что одни должны перейти с засаженных деревьями и занятых постройками земель на голое место, а другие поменять поля на пустоши, целинные земли — на болота. Завоеванные земли изначально были разделены небрежно; с другой стороны, указ, предписывавший вводить в оборот залежные земли, многим дал возможность распахать земли, граничившие с их владениями, и, таким образом, изменить вид тех и других.
К тому же, время придало всем этим землям новый облик, и произведенные богатыми горожанами незаконные захваты, даже если они были значительны, оказывалось трудно установить. Из всего этого воспоследовали всеобщая путаница и беспорядочный переход земельной собственности от одного владельца к другому.
Измученные этими невзгодами и поспешностью, с какой триумвиры приводили в исполнение закон, италийцы решили взять себе в защитники Корнелия Сципиона, разрушителя Карфагена».[368]
То был второй зять Гракхов, Сципион Эмилиан.
Однако на этот раз Корнелия не дала ему времени действовать.
«Однажды вечером, — продолжает рассказывать Аппиан, — Сципион удалился к себе, взяв свои письменные дощечки, чтобы поразмышлять ночью над речью, которую ему предстояло произнести на следующий день в народном собрании. Наутро он был найден мертвым, однако без всяких следов ранений. По мнению одних, это было убийство, подготовленное Корнелией, матерью Гракхов, которая опасалась отмены аграрных законов, и ее дочерью Семпронией, женой Сципиона, некрасивой и бесплодной, которая не была любима мужем, да и сама его не любила; по мнению других, он покончил жизнь самоубийством, осознав, что не будет в состоянии исполнить данные им обещания».[369]
С его смертью Форум перешел во власть Гая Гракха.
Народ встретил его радостными криками. Это был Тиберий, но более пылкий, более страстный, более красноречивый; его голос заполнял городскую площадь и гремел с такой силой, что оратору приходилось ставить у себя за спиной флейтиста, который умерял его рвение, если он чересчур расходился. Новость, что он выставил свою кандидатуру на выборах в трибуны, облетела всю Италию, и вся Италия явилась в Рим, чтобы принять участие в этих выборах. Марсово поле было переполнено, настолько велика была собравшаяся толпа, и крики голосующих неслись с ветвей деревьев и кровель домов.
Во время первого срока его трибуната все шло хорошо, и было утверждено несколько законов: прежде всего, Порциев закон, согласно которому любой смертный приговор должен был быть одобрен народом; закон, предписывавший ежемесячное распределение зерна по низким ценам и ежегодное распределение земель; закон, отдававший на откуп, в пользу неимущих граждан, земли Аттала, которые он завещал римскому народу; закон, запрещавший набор на военную службу юношей в возрасте менее семнадцати лет.
Затем начался второй срок его трибуната.
Именно в это время Гаю, подобно его брату, предстояло потерпеть неудачу, хотя он и не совершил тех ошибок, какие сделал тот.