В этой местности у князя Гагарина триста тягловых дворов и только восемьсот гектаров земли.
Согласно постановлению, каждый глава семьи должен иметь, помимо надела, пять гектаров пашенных земель; чтобы удовлетворить требования этих трехсот тягловых дворов, понадобилось бы — не учитывая наделов, хотя только они одни составили бы семьдесят пять гектаров — полторы тысячи гектаров.
А их всего восемьсот.
Таким образом, не только перед всеми комитетами России, но и перед всеми математиками Европы встает трудноразрешимая задача.
Разумеется, положение, в каком находится деревня Ясенево, вовсе не редкость, и, возможно, тысячи помещиков скоро окажутся в том же положении, что и князь Гагарин.
Сторонники третьей партия, то есть партии, в которую входят приверженцы прогресса, журналисты, литераторы, служащие и, наконец, представители интеллектуальной богемы, одобряют освобождение крестьян как акт справедливости и приветствуют его как шаг вперед, однако добавляют, что реформу следовало начинать не снизу, а сверху. Поскольку народ призвали пользоваться своими правами, следовало ограничить привилегии власти и сделать то, что сделал граф Ростопчин, когда он сжигал Москву: вначале следовало сжечь собственный дом. То есть прежде всего следовало реформировать российское законодательство.
Первая причина отсутствия порядка в нашем законодательстве, говорят они, приведена на первой странице свода законов, где прямо сказано, что воля государя выше закона.
Таким образом, неопровержимое судебное решение, одобренное судами всех инстанций, через которые оно должно было пройти, может оказаться отмененным по прихоти государя, по наущению фаворитки, под влиянием придворного.
Примеров тому множество.
Сенат, который, несомненно в насмешку, называют правительствующим, состоит из людей, дослужившихся до генеральского чина, неспособных продолжать военную службу и ни разу не подумавших о том, чтобы хоть как-то заняться изучением законов.
Этот сенат стал своего рода канцелярией Министерства юстиции, которое так или иначе навязывает ему свои личные мнения, какими бы ошибочными они ни были, действуя через посредство обер-прокуроров, которых министр юстиции назначает по собственному желанию в каждый департамент, и секретарей, будущность которых полностью от него зависит.
Добавьте к этим бедам, оказывающим воздействие на все классы общества, самоуправство, царящее в использовании государственных доходов. Несомненно, государственный контроль, призванный проверять траты, которые производятся во всех ветвях управления, существует; но, как только в начале статьи, включенной в финансовый отчет, ставятся магические слова «ПО ВЫСОЧАЙШЕМУ ПОВЕЛЕНИЮ», контролер уже более ничего там не видит и лишается способности судить о целесообразности или нецелесообразности произведенных трат.
Так вот, считая министров, государственных секретарей, сенаторов, генерал-адъютантов и всех прочих, кто по закону уполномочен сообщать о воле императора, в России есть примерно пятьсот человек, имеющих право начинать свои послания с формулы «ПО ВЫСОЧАЙШЕМУ ПОВЕЛЕНИЮ», которая не допускает ни обсуждения, ни возражений.
Приверженцы прогресса говорят также, что, и не принуждая императорский двор к бережливости, которой нет ни в привычках, ни в нравах самой большой державы на свете и которая имела бы губительные последствия, уменьшив престиж династии, избранной народом царствовать над ним, можно было бы снизить траты; что цивильного листа, установленного с наибольшей щедростью, какая принята во Франции или в Англии, а то и в обеих этих странах вместе взятых, и предоставленного главе государства, было бы ему вполне достаточно, даже если на нем лежала бы обязанность выплачивать жалованье своим придворным, содержать свои дворцы и загородные дома, конюшни, псарни, да и весь свой штат.
Именно за счет цивильного листа должны были бы выплачиваться также столь частые сегодня денежные награды, предоставляемые сухопутным и морским войскам по случаю парадов и смотров, которые стали бы тогда куда более редкими.
Само собой разумеется — мы все еще пересказываем мнение приверженцев прогресса, — что все, находящееся в настоящее время в ведении Министерства императорского двора и уделов, перешло бы в ведение Министерства внутренних дел, исходя из того, что государь ничего не должен иметь на правах собственности.
Самый короткий путь к этому заключается в том, чтобы провести точную оценку земельных владений всех членов императорской семьи, учесть те доходы, какие каждый из них получает от своих уделов, и сформировать для всей семьи единый капитал, который был бы обеспечен государством и проценты с которого в конце каждого года аккуратно выплачивались бы тем, кто имеет на это право. Оплакивать же великого князя или великую княжну, которым будут предоставлять, к примеру, по два- три миллиона рублей дохода, явно не стоит.
Как только все эти финансовые сметы окажутся надлежащим образом установлены и обеспечены, не будет более позволено ни самоуправно тратить хоть копейку из государственной кассы, ни совершать даже малейшие заимствования, как внешние, так и внутри страны, посредством выпуска ценных бумаг под тем или иным названием, за исключением случаев крайней необходимости, да и то лишь по предложению министра финансов, которое будет обуждаться на Государственном совете и может получить одобрение императора, не иначе как набрав большинство в две трети голосов, к примеру.
Те, кто рассуждает таким образом, утверждают, что итог пяти лет подобного управления финансовой системой превзойдет самые смелые ожидания: толпа придворных, состоящих на жалованье, поредеет, словно по волшебству; выплаты за смотры и парады прекратятся; число полков преторианской гвардии, игрушки дорогой и опасной, уменьшится; финансы, управляемые планомерно и защищенные от всякого рода расхищений, оживятся; внешние долги государства мало-помаду будут выплачены, причем быстрее, чем на это можно было надеяться; количество бумажных денег снизится и придет в соответствие с запасом звонкой монеты, призванным их обеспечить; и, наконец, общественное доверие будет основываться на незыблемой основе, а не на своеволии одного человека.
А еще они говорят ...
Но они говорят так много всего, что понадобились бы целые тома, чтобы упомянуть все то, что они говорят; тем более, что то, о чем они говорят, представляется нам, и прежде всего нам, народу Западу, привыкшему к общественному управлению, конституционному или республиканскому, чрезвычайно разумным.
Так что не будем мешать им говорить и перейдем к двум упоминавшимся выше оттенкам мнений.
Первый достаточно умерен по части требования свободы; его представители ставят мир на место отдельной личности, поскольку им кажется, что отдельно взятому человеку действительно будет трудно расплатиться с помещиком; они не позволяют крестьянину отлучаться, ибо желают всегда иметь под рукой лодыря, чтобы заставлять его работать, бродягу, чтобы заставлять его оставаться на месте, заблудшего, чтобы заставлять его идти прямо. Поскольку мир возьмет на себя обязательство заменить заболевшего или сбежавшего крестьянина, помещику не надо будет опасаться, что его работа затянется или что беглец не заплатит ему за свой надел.
Предлагается, кстати, учредить для обеспечения большей безопасности крупное всеобщее кредитное учреждение или местные банки.
Представители второго оттенка мнений, более либерального, выходят из затруднений, предлагая предоставить свободу крестьянам незамедлительно, а наделы дать им бесплатно.
Возможно, это самое простое и даже наименее опасное решение.
Короче говоря, в данное время положение дел таково: люди его обсуждают, а прояснит его Господь.
В любом случае, император Александр только что навсегда связал свое имя с одним из самых великих и самых человечных деяний, когда-либо совершенных государем.
Он только что предоставил двадцати трем миллионам человек свободу, то есть самое драгоценное благо, какое наряду с жизнью Господь даровал человеку!
КОММЕНТАРИИ
ГАЛЛИЯ И ФРАНЦИЯ
Исторический очерк Дюма «Галлия и Франция» («Gaule et France»), во многом определивший основное направление его творчества, охватывает период времени от глубокой древности до вступления на французский трон короля Филиппа Валуа в 1328 г. Первая публикация: Paris, Urbain Canel, 1833, 8vo; именно она содержит в полном виде знаменитый эпилог, где за пятнадцать лет до событий Февральской революции 1848 года, в ходе которой был свергнут с престола король Луи Филипп, автор, опираясь на выдвинутый им закон развития общества, предсказал установление во Франции республики (в другие парижские издания очерка этот эпилог в полном виде никогда больше не входил по цензурным соображениям, хотя Дюма чрезвычайно гордился своим пророчеством и поместил заключительные слова из него в предисловие к роману «Ожерелье королевы», опубликованному в 1849—1850 гг.). Именно с этого издания, наиболее полного (в других изданиях очерка нет и большей части подстрочных примечаний автора) сделан настоящий перевод, первый на русском языке. Однако, следуя стандартному прижизненному изданию (Paris, Michel Lévy frères, 1863), мы предваряем наш перевод интереснейшим авторским предисловием к роману Дюма «Графиня Солсбери» (1836), содержащим взгляды будущего великого романиста на то, как, по его мнению, следует писать исторические романы.
Предисловие к роману «Графиня Солсбери»
7 ... История Франции, благодаря господам Мезре, Велли и Анктилю,
приобрела репутацию до такой степени скучной ... — Мезре, Франсуа Эд де (1610—1683) — французский историк и королевский историограф, автор трехтомной «Истории Франции, от Фарамона до нынешнего времени» («Histoire de France, depuis Faramond jusqu'à maintenant»; 1643—1651), благодаря ее патриотическому пафосу остававшейся чрезвычайно популярной вплоть до XIX в.; член Французской академии (1648), а с 1675 г. ее непременный секретарь.