Королева с девочкой вышли с ним из дворца. На Гвилвилис было богато украшенное шелковое платье, подчеркивающее все недостатки ее фигуры: высокий рост, неловкость движений, полные бедра. Тонкие тусклые темные волосы выбивались из тщательно уложенной прически, привлекая внимание к маленьким глазкам, длинному носу, маленькому подбородку. Дахут в своем белом школьном платье напоминала ветер над водопадом. Как положено для церемонии, Грациллоний был одет в серо-голубое шерстяное платье с вышитыми золотыми и серебряными морскими чудовищами. На груди висел железный ключ.
Их ждала группа моряков в остроконечных шлемах. В знак приветствия они стукнули пиками о камень и потом выстроились позади короля. Торговля на дороге Лера была оживленной, но для процессии мгновенно расчистили проход. Многие радовались, другие вздыхали, молодежь отправилась за королем, чтобы посмотреть на ритуал с берега.
Храм Лера находился под башней Чайки, напротив древнего помориума. Ему недоставало греческой изысканности Белисамы и римской величавости Тараниса. Несмотря на маленькие размеры, из-за колонн-менгиров и грубых каменных стен, поддерживающих серовато-синюю крышу, он казался неприступным. Внутри, кроме алтаря и арки из челюсти кита, трудно было что-либо разглядеть.
Грациллоний вошел. Его поприветствовал часовой. В Исе все капитаны кораблей были посвящены в духовный сан и являлись жрецами Лера; Ханнон Балтизи просто руководил собраниями гильдии и исповедовал его культ в Совете. Грациллоний преклонил колени, получил ритуальную щепотку соли на язык и прочел ритуальную молитву, чтобы бог сдержал свой гнев. Когда он поднялся, у него было такое чувство, будто его выпустили из плена.
Было светло, день вступил в свои права. Поднявшись по ступенькам на крепостной вал, он оглядел окрест. Вода переливалась голубыми, зелеными, фиолетовыми красками, белели гребешки волн, разбивавшихся о скалы и рифы и пенившихся у стены; били фонтаны. В нескольких милях отсюда он увидел дом на Сене. В небе кружились и кричали сотни птиц, взмахи их крыльев обдували его лицо легким ветерком.
Через широкую арку бухты он посмотрел на Ис. Как он тих там, внизу. У пирса покачивались корабли и лодки. Люди переносили груз. Пока не наступила зима, исанские моряки рискнули пуститься в еще одно путешествие. При мысли о том, что ему придется на время прекратить торговлю, его обдало жаром.
Позади блестели крыши, башни, храмы, особняки, в восточной части города зеленели сады. В долинах и горах птицы ютились в своих гнездах, землю пестрым ковром усыпала пышная листва — признак щедрого урожая. «Бог Митра, — мысленно взмолился Грациллоний, — взгляни на все это, храни наш покой». Дахут дернула его за руку.
— Когда ты начнешь? — пропела она.
Он отвлекся от своих мыслей, засмеялся и погладил ее по голове.
— Какая ты нетерпеливая, дорогая. Да, начнем… Только будь осторожна! Не высовывайся за парапет. Я знаю, ты любишь море, но помни: оно всегда голодно.
Они прошли мимо башни Чайки и боевых орудий и оказались у пятидесятифутового проема стены — портала. Дахут, которая уже прежде здесь бывала, громко поздоровалась с потемневшей от времени скульптурой кошачьей головы, выступавшей в стене под бойницами. Из верхнего угла расположенной рядом двери к скульптуре тянулась цепь, которая опускалась прямо в кошачий рот. Другие цепи свисали прямо в воду, внизу, лениво покачиваясь на волнах, плавали покрытые кожей медные бакены. Когда огромная волна накатила на стену, Грациллоний услышал глухой стук. Блоки и впрямь хорошо пригнаны и веками смогут сносить подобные удары. Даже дубовые двери, покрытые медью и железом, потребовалось заменить только дважды.
Он отпустил ручку Дахут.
— Идите за мной, — сказал он.
Они поднялись по каменным ступенькам, потом спустились к уступу около ворот и снова поднялись наверх. Там находился шпиль, от которого цепь тянулась к голове другой кошки и выходила к верхнему углу двери. Напротив, в пятидесяти футах было подобное приспособление.
— Этот механизм закрывает ворота при малых приливах, — объяснил Грациллоний. — Двери сделаны так, чтобы они никогда широко не распахивались. Идемте дальше.
От уступов через обе двери проходили узкие, извилистые дорожки, пересекавшиеся на двух платформах. По пути Дахут трогала зеленые, с заклепками, плиты и черные железные полоски.
— Почему ты должен всегда запирать ворота? — спросила она. — Почему ты не закроешь их при малом приливе?
«Какая же она сообразительная!» — с удивлением подумал Грациллоний.
— А ты представь ужасный шторм с огромными волнами. У них не только высокие гребни, но они еще и очень глубокие у подошвы. Эти платформы опускаются, а потом резко поднимаются. Если бы не решетка, двери распахнулись бы. Море разлилось бы, а это очень плохо для Иса.
— Спасибо богам, что они этого не допускают, — напомнила Гвилвилис.
Грациллоний с раздражением подумал, что люди заслужили гораздо большей благодарности.
Они подошли к платформе. Это была огромных размеров балка, согнутая в виде подковы; один конец которой упирался в южную дверь, другой — в северную. Над ней висел канат, на котором были подвешены блок и инструменты. Сквозь решетку и крюк извивалась цепь с тяжеловесным замком, закрепленным между двумя звеньями.
Заглянув в глаза девочки, Грациллоний попытался понять, какое он произвел на нее впечатление.
— Это моя работа, — сказал он.
По дорожкам поднялись моряки. Грациллоний снял с шеи ключ и поднял его над головой.
— Именем Иса, — воззвал он, — в соответствии с соглашением Белисамы, дарованному нам богами, я открываю город для моря.
Он вставил ключ в замок. Ключ с трудом повернулся и щелкнул. Он вытащил ключ и снова повесил на грудь. Обеими руками он снял замок и повесил его на одно из звеньев. Вытащив цепь, он свернул ее в кольцо, а свободный конец повесил на крюк.
Он подошел к другой платформе и открепил канат. Несмотря на массивность, точно уравновешенная решетка поднялась легко. Когда она встала почти вертикально, он снова закрепил канат. Вернувшись, он сцепил руки, поклонился и запер замок.
Дело сделано. Все вернулись наверх. Скоро, когда начнется отлив, двери медленно раскроются. Море с тихим шипением ринется между ними, к тому времени уровень воды будет не очень высок. Ис опять освободит океан.
— У меня есть еще дела, — с сожалением сказал Грациллоний. — Гвилвилис, нет смысла девочке возвращаться на занятия. Почему бы тебе не показать ей город? Хлебный рынок, святилище Эпоны, храм Иштар, все, что она захочет. Она уже достаточно взрослая. К вечеру я вернусь.
Дахут запрыгала от радости.
V
Прошел час.
Когда они миновали узкие, извилистые улицы около берега, рядом с трущобами Рыбьего Хвоста, девочка остановилась.
— А что там? — спросила она.
Гвилвилис огляделась. Дорога была безлюдна. По правую сторону от нее возвышалось четырехэтажное здание с консольными балконами на верхнем этаже, оштукатуренные стены были отделаны побелевшим от времени ракушечником. Двое детей, увидев хорошо одетую женщину, перестали играть и уставились на нее. Из-за угла показался мужчина с тяжелой рамой; в Исе ограничивалось передвижение вьючных животных по оживленным улицам.
— Где? — рассеянно спросила королева.
— Там, — сердито сказала Дахут.
Напротив стояло необычное для Нижнего города здание из черного мрамора, широкое, но невысокое. По обе стороны медных дверей с рельефным изображением женщины с покрывалом на голове и мужчины со склоненной головой возвышались пилястры. Антаблемент был сделан из гранита, во фризе стояли скульптуры: ряд черепов, в центре которых, чуть выше, не родившийся ребенок.
— Это, — сказала Гвилвилис, — приют для путников.
— А что это?
— Ты не слышала о нем? Тебе известно, что умерших на похоронной лодке отвозят в море?
Дахут печально кивнула.
— Отец мне рассказывал. Он сказал, что туда ушла моя мама.
— Так вот. Обычно лодка отплывает каждые три дня, но часто из-за непогоды бывает очень опасно выходить в море и приходиться пережидать. Как в этом месяце, когда бушевали ужасные штормы. Здесь, в приюте для путников, они и ждут.
— О… — У Дахут расширились глаза.
— Здесь им хорошо и покойно, — поспешно сказала Гвилвилис.
— А можно зайти посмотреть?
— Что? Нет, лучше не надо. Потом, когда ты подрастешь.
На лице Дахут появилось давно знакомое Гвилвилис выражение.
— Почему? Ты же сказала, им там хорошо и покойно?
— Да, но…
Дахут топнула ножкой.
— Отец сказал, что ты мне должна показать все, что я захочу!
Гвилвилис тщетно пыталась придумать, как успокоить разволновавшегося ребенка.
— Да, он… так сказал. Но…
Дахут бросилась к широким ступенькам. Приют никто не охранял. Она распахнула двери и, прежде чем Гвилвилис успела ее догнать, оказалась в здании.
— Что ты здесь делаешь? — окликнул ее старик-смотритель. Его голос эхом прокатился по огромному сумрачному помещению. Он направился к Гвилвилис. — Моя госпожа, напрасно вы привели сюда ребенка. Если хотите, я присмотрю за ней. С кем вы пришли попрощаться?.. О… — Он ее узнал. — Моя госпожа! — Старик в знак почтения коснулся бровей. — Чем могу вам служить?
— Я… Вообще-то… — заикаясь, начала Гвилвилис.
Мимо них стремительно пронеслась Дахут.
Поодаль на полу стояли каменные ванны. Она подошла к одной и заглянула через край.
Ванна была наполнена морской водой. В ней лежала мертвая женщина. Тело ее было завернуто в простыню, и через мокрую ткань проступали очертания костей. Запястья и щиколотки обвивали веревки, привязанные к деревянным столбикам. Волосы плавали по воде. Подбородок был подвязан, глаза закрыты, губы и веки сморщились, лицо под водой разбухло, нос заострился.
— Не надо этого делать, девочка, — скорбно сказал смотритель.
Дахут что-то невнятно пробормотала и, как лунатик, подошла к следующей ванне. Там лежал недавно умерший мужчина. Он был молод и крепок, но кожа приобрела мертвенно-пепельный оттенок. Из-за несчастного случая у него была проломлена правая сторона головы.