насчет денежек подсуетился? Имей в виду, Шепелявый будет очень недоволен!
— Что ты меня своим Шепелявым пугаешь? — Василий Макарович нахмурился. — Где этот твой Шепелявый? Я с ним сам поговорю!
Шнурок несколько скис, но не подал виду и потянул дядю Васю к выходу из университета. Там он показал ему на припаркованную машину:
— Ну, вон Шепелявый в тачке сидит, сам с ним разбирайся!
Дядя Вася вгляделся в человека за рулем и вдруг воскликнул:
— Да какой же это Шепелявый! Это же Колька Пень! Я его как облупленного знаю!
Он спустился по ступеням, подошел к машине Шепелявого и постучал в стекло.
— Цего надо? — Шепелявый повернулся к нему.
— Не узнаешь? — Дядя Вася ухмыльнулся. — А я тебя признал, Коля!
— О, нацальник! — Шепелявый криво улыбнулся. — Уз как я рад! Уз как я сцастлив!
— А с каких это пор у тебя новое погоняло? — поинтересовался Василий Макарович. — Впрочем, можешь не говорить, я сам догадаюсь: когда тебе на ростовской пересылке Леха Цыган зубы выбил, ты перестал половину алфавита выговаривать и приобрел новое имечко…
— Ну, какая разница… — поскучнел Шепелявый. — Новое, старое… ты луцсе, нацальник, скази, куда мои деньги дел. Нехоросо это, не по понятиям…
— Погоди про деньги! — отмахнулся дядя Вася. — За тобой же, Коля, столько хвостов висит! Сберкассу в Купчине ты брал? Ты! Магазин канцтоваров на Литейном — ты? Тоже ты! Думаешь, если кличку сменил, так все старые дела списал? Не выйдет, у нас память хорошая! Так что, Николай, сиди и не рыпайся! А насчет денег… вот они, твои деньги! — И он протянул Шепелявому квитанцию.
— Это сто такое? — всполошился тот и схватил бумажку. — Это как понимать?
— Очень просто понимать, — проговорил Василий Макарович. — Это, Николай, почтовый перевод на всю сумму. Деньги переведены на строительство детской больницы в Лужском районе. Для детей, Коля, ничего не жалко! Или тебе жалко?
— Не жалко!.. — Шепелявый понурился. — Может, я еще с жены антиквара что-нибудь получу…
— Ну, попробуй, Коля! — дядя Вася усмехнулся. — Флаг в руки, барабан на шею! Только это такая женщина, что скорее она с тебя что-нибудь получит…
Притихший Шнурок юркнул в машину Шепелявого, и они уехали.
— Слушай, давай уж поскорее клиентке сумку отдадим с кулоном этим, а то мне надоело! — взмолился дядя Вася. — Это же надо, такое поначалу казалось простое дело — и столько возни!
— Погодите-ка, дядя Вася, — я увидела вдалеке троих неразлучный приятелей — Звонарева, Силиконова и Каплера, — у меня идея…
— Ну вот что, дорогие мои интеллектуалы, — заговорила я холодно, — сумку эту Маше отдадите сами. И расскажете, каким образом она к вам попала.
— Но мы же ничего плохого не хотели… — завел привычную песню Звонарев.
— Хватит ныть! — прикрикнула я. — В следующий раз думать будете, перед тем как прикалываться! Это же уму непостижимо — взрослые люди, а ведут себя, как пятиклассники! Это только в школе у девчонок портфели на крышу гаража закидывают, да и то не везде! И чего вы к Маше привязались? Хорошая девочка, учится, никому не мешает…
— А твое какое дело? — огрызнулся Силиконов.
— Поговори у меня, подающий надежды! — рявкнула я.
Они мне надоели, все трое. И надоело их стыдить и воспитывать. Что я — учительница, что ли?
— В общем, идите и рассказывайте все Маше сами! — сказала я и всунула многострадальную сумку в руки Звонарева.
Машу они поймали у дверей аудитории.
— Маш, можно тебя на минутку? — просительно затянул Звонарев, пряча руки за спину.
— Ой, оставьте вы меня в покое, у меня дел по горло! — отмахнулась Маша. И было ясно, что ничуть она их не боится, просто человеку и вправду некогда.
— Галкина, стой! — сказал Силиконов. — Нам нужно с тобой серьезно поговорить!
— Серьезно? Вы — серьезно? Да что там у тебя, Силиконов, стряслось? — Маша так удивилась, что дала себя увести в сторону.
— Маш, ты только не волнуйся, — начал издалека Каплер, — но тут, понимаешь, такое дело… Мы в общем, не хотели… мы не со зла… просто так получилось…
И поскольку Маша молчала и только в недоумении щурила глаза, Каплер толкнул Мишку Звонарева, и тот выставил вперед сумку.
— Что это? — пискнула Маша и вытаращила глаза.
— Маша, ты нас извини… — бухнул Звонарев, — мы не воры… мы ничего не трогали…
Маша оттолкнула Силиконова и вырвала сумку у Мишки из рук. Поднесла к глазам, будто не веря, потом открыла и принялась шарить внутри дрожащими руками. Вскрикнула, уколовшись о застежку, выхватила кулон, оглядела быстро и тут же спрятала обратно в сумку, так что троица не смогла ничего рассмотреть. Маша застегнула молнию на сумке и подняла глаза на парней.
— Ребята! — сказала она. — Ребята!
Голос звучал чарующе, Маша улыбалась, а из глаз лился такой нестерпимый зеленый свет, что Силиконову на миг захотелось зажмуриться.
— Мальчики! — сказала Маша. — Какие же вы хорошие, как же я вас люблю! Силиконов, милый, дай я тебя поцелую!
Костя Силиконов стоял соляным столбом, пока Маша целовала его в щеку.
— И тебя, Звонарев, тоже, только наклонись!
И Звонарев послушно наклонился, и Маша повисла у него на шее и со смехом чмокнула в нос.
— А меня? — спросил Каплер, который единственный из всех троих сохранил относительное присутствие духа.
— А ты обойдешься! — Маша небольно щелкнула его по носу и убежала, прижимая к груди сумку.
— Ребята, — огорчился Каплер, — ну что она себе позволяет?
Ему никто не ответил.
Прошла неделя. Снова я ждала Машу в Университете искусств. Дядя Вася после того, как поработал пожарным, малость прихворнул, и я упросила Бонни побыть с ним дома. В холле было тихо, все студенты разбежались по аудиториям. Я поболталась по коридорам, прочитала все объявления на доске возле деканата. В основном там сообщалось, что все занятия педагога Зоренко Г. С. переносятся или же кто-то его замещает. Получив эту информацию, я почувствовала необъяснимое злорадство. У Геннадия Серафимовича сейчас не самый лучший период, это точно. И вроде бы лично мне он ничего плохого не сделал, но вот не нравится он мне — и все! Не доверяю я людям с таким проникновенным взглядом!
— Ну что, в кафе поговорим? — Маша неслышно подошла сзади и тронула меня за плечо.
Она очень изменилась за эту неделю, исчезли робость и затравленный взгляд, глаза теперь смотрели на собеседника прямо и открыто. Мне показалось даже, что Маша стала выше ростом, чего уж совсем не могло быть.
Мы уселись подальше от стойки, и Маша протянула мне тоненькую пачку денег.
— Вот, возьми, как договаривались.
— С чего это так много? — удивилась я. — У тебя же теперь денег нету…
— Бери, это отец хотел на день рождения подарок мне сделать, а я сказала, чтобы дал деньгами, — ответила Маша.
— Так сумку-то мы случайно нашли…
— Зато жизнь мне не случайно спасли!
— Ну, мы тебя не за деньги спасали… — Я даже обиделась слегка.
— Знаю, — Маша улыбнулась, — но раз уж договаривались… Я рада, что к Василию Макаровичу обратилась и к тебе тоже…
— Как мать? — Я застеснялась и решила сменить тему.
— Плохо. — Машины глаза потухли. — Сидит в темной комнате, в одну точку смотрит и все шепчет что-то. Я прислушалась, а она с бабушкой разговаривает, представляешь?
— Господи боже! Так надо же врачам ее показать!
— Да, вот сейчас разберусь с неотложными делами и займусь этим! Ну ладно, Василию Макаровичу привет, меня Вадик Воронко ждет!
— Ты не очень с Вадиком-то, — ворчливым тоном начала я, — еще попадешь с ним в неприятности.
— Да ладно, он Шепелявого вовсе бросил, теперь где-то стену расписывает, я ему помогать буду! — Последние слова Маша крикнула на бегу и исчезла.
— Кофейку хоть выпей на прощанье! — посоветовала буфетчица Люба от стойки.
— Не откажусь! — кивнула я.
Серебристая «Хонда» Вадика Воронко ехала по направлению к тому месту, где не так давно Анна Сергеевна Галкина с помощью бригады таджикских гастарбайтеров возводила трехэтажный загородный дом.
— Понимаешь, — говорила Маша, — сторожа-то, Николая Прохоровича, убили, когда дом поджигали, а собаке только снотворное подсунули. Она выжила и теперь бегает по участку, никого к себе не подпускает. Очень по хозяину тоскует… Сначала рабочие ее подкармливали, а теперь они на другой объект переходят… Мне полицейский позвонил, капитан Сидоров. Надо, говорит, что-то решать, поскольку по ночам она так воет — из деревни жалуются. А летом дачники приедут, дети по садоводству бегать станут… В общем, этот Сидоров говорит: если не заберете собаку, будем усыплять.
— А ты не боишься? — Вадик поежился. — Собаченция огромная, одичала небось совсем…
— Вадичек, ну давай попробуем, жалко ее…
Вадик Воронко уже перестал задавать себе вопрос, отчего он бросил все свои дела и нянчится с этой девчонкой, возит ее, куда скажет, и вообще проводит с ней почти все свое время. А перестал он удивляться, когда понял, что ему это нравится. Нравится смотреть на Машу, нравится слушать ее голос, нравится ей помогать. И если раньше он бы и думать не стал ни о какой собаке, то сейчас полностью уверился в Машиной правоте. Конечно, собаке нужно помочь, нельзя же ее бросить или равнодушно смотреть, как живое существо отправят на смерть!
Они немножко заплутались, потому что Маша на стройке никогда не была, спросили дорогу у местного дедка в валенках и облезлой шапке-ушанке.
— Дедушка, — вежливо обратилась к нему Маша, — как проехать к дому, который сгорел?
— А вам зачем? — осведомился дед. — Ежели посмотреть, дак там не на что смотреть, одни головешки. А ежели работяг переманить хотите, то они уже занятые. Витька Маслюков их нанял баню строить и гостевой дом.
— Нам по делу! — строго сказал Вадик, высунувшись из окна.
— Тогда езжайте до поворота, а там по запаху найдете! — махнул дед рукой.
Запах горелого проникал всюду, через некоторое время Маше стало казаться, что вся она пропиталась ужасным запахом и теперь так будет всегда.