Семен непонимающе смотрел на нее.
— Извините, кажется, телефон, — старушка резко поднялась и засеменила к подъезду. — Вы меня подождите, я сейчас вернусь.
Снегирев кивнул и прислушался. Никаких звонков не раздавалось. Подивившись остроте слуха женщины, он вынул из кармана измятую пачку сигарет и закурил.
Сигарета кончилась, но старушка все не появлялась. «Не лучше моей тещи, не оторвешь от телефона», — взглянув на часы, подумал Семен, услышал за спиной быстрые шаги и только хотел обернуться, как его с двух сторон крепко подхватили под руки. Он резким движением попытался высвободиться, но это ему не удалось. Шляпа съехала на глаза, Семен откинул голову, возвращая ее на место, и встретился глазами со старушкой, которая, облокотившись на подоконник, наблюдала за ним из окна второго этажа.
10 часов 53 минуты
— Разрешите, Николай Григорьевич? — просунулась в дверь моего кабинета голова Мишина.
— Ну что, не подошел Лыков? — спросил я.
— Наверное, уже не придет.
«Очная ставка срывается», — подумал я и пригласил Дмитрия войти. Вызывал я их на десять часов, Мишин был точен, неявка Лыкова настораживала.
Дмитрия до сих пор смущала роль обвиняемого, и он, скромно потупившись, присел на краешек стула. Я вынул из ящика стола бланк протокола допроса и, проставив дату и время, обратился к Мишину:
— Мы уже с тобой говорили о многом… Насколько я помню, ты занимал у Лыкова полторы тысячи…
— Занимал, — не поднимая головы, подтвердил он, — на те джинсы… из-за которых чуть жизни не лишился.
— Когда ты с ним познакомился?
— Года полтора назад, — немного подумав, ответил Дмитрий.
— Где?
— В нашем ресторане, он к одной официантке ходил. Как-то после закрытия я со своими ребятами из оркестра выпивал, у ударника сын родился, вот и решили немного отметить. А Владик как раз Райку встречать пришел, мы их и пригласили. Он бутылок пять шампанского на стол выставил, так и познакомились…
— И после такого шапочного знакомства он тебе полторы тысячи одолжил? — усмехнулся я.
Мишин вскинул глаза:
— Почему шапочное? Мы и на «балке» встречались, но это было позже, когда я вернулся из Ленинграда.
— А что Лыков делал на вещевом рынке?
Дмитрий отвел глаза:
— То же, что и я, штаны сдавал.
— Где он их скупал?
— Я его об этом не спрашивал, — ответил Мишин и, встретив мой укоризненный взгляд, добавил: — Я, правда, тогда не знал!
— А когда узнал? — быстро спросил я.
— Весной, — выдохнул он.
— От кого? — также быстро задал я следующий вопрос.
— Семушкин сказал, — Дмитрий приложил руки к груди. — Вы не подумайте, что я хочу что-либо скрыть от вас… Поймите, Владик все-таки мой хороший знакомый, и так сразу…
Я выдержал паузу и поинтересовался:
— Что же тебе сказал Семушкин?
— Однажды он принес две партии, я удивился, почему так много? Он говорит, отказался один из ваших. Я спросил, кто? Вот тогда он и назвал Лыкова… А позже и Владик признался, что от Клюева джинсы получал.
— И с весны он больше не торговал? — уточнил я.
Мишин покрутил головой:
— Нет. Он мне сказал, что завязал на время.
— Как на время? — не понял я.
— Примелькался на барахолке, вот и решил переждать, — пояснил Дмитрий. — Он не такой дурак, как я.
— Ну это вопрос спорный, — хмыкнул я.
— Что вы хотите сказать? — напрягся Мишин.
Я долго смотрел на него, а потом объяснил:
— Дмитрий, дела по спекуляции мне приходилось расследовать не один раз, и я прекрасно знаю, что одному сдать такое количество штанов не просто, ты бы обязательно, как и Лыков, примелькался на «балке», — вдруг я понял, что невольно перешел на терминологию спекулянтов, и быстро поправился, — на вещевом рынке.
Мишин поднял глаза, виновато посмотрел на меня и, снова опустив голову, пробормотал:
— Вы меня простите, Николай Григорьевич… Я сам хотел сказать, но не мог решиться… Я много передумал за это время… Мне не хотелось выдавать ребят, которые помогали сбывать джинсы, они и имели всего ничего, так, десятку-другую… Не хочу, чтобы и их засосала эта мерзость! — решительно поднял голову Дмитрий. — Если сейчас не остановить, они станут такими же, как я, или еще хуже — как Семушкин…
Я видел, что он говорит искренне, и помог ему:
— Вот и давай сделаем это вместе.
Мишин с готовностью кивнул.
— Каким образом ты давал им знать, что джинсы у тебя? — спросил я.
— Клюев сообщал, что вылетает Семушкин, и я договаривался с Трошиным, у него дома телефон, о встрече. Последний раз они тоже ждали, но Семушкин в субботу не появился, и я дал отбой… Короче, сегодня в девять вечера они ждут меня…
12 часов 25 минут. Снегирев
— Молодой человек, вы задержаны! — услышал Снегирев над самым ухом. — Уголовный розыск!
— Ребята, я свой! — нервно хихикнул Семен, прекращая попытки вырваться и стараясь разглядеть своих собеседников из-под вновь съехавшей на глаза шляпы. — Удостоверение в нагрудном кармане… Можете посмотреть.
Проследив за чужой рукой, извлекшей красную книжечку, он поинтересовался:
— Ну и как?
— Извините, товарищ капитан, — смущенно проговорил плотный крепыш с тяжелым подбородком, возвращая удостоверение, — накладка вышла.
— Ох, и накладки у вас, — усмехнувшись, проворчал Семен, сдвигая на затылок шляпу и одергивая плащ. — А еще говорят, ленинградцы гостеприимные… Хватают живых людей, даже документов не спрашивают. — Он смерил насмешливым взглядом второго оперативника.
Тот поправил сползшие с переносицы очки с дымчатыми стеклами и, поджав тонкие губы, буркнул:
— Когда на шее висит нераскрытое убийство, не до документов.
— Ребята, я никого не убивал, — простодушно улыбнувшись, внес ясность Семен, — у меня алиби, я только что из Новосибирска прилетел, билет и командировочное в кармане…
Оперативник в дымчатых очках поморщился и чуть приподнял уголки рта. Видимо, это означало улыбку.
— Хотелось бы надеяться, — ответил он и снова плотно сжал губы.
Крепыш, все еще немного смущаясь, спросил:
— Товарищ капитан, почему вас интересует погибший Клюев?
Лицо Снегирева вытянулось, словно он узнал о гибели близкого человека.
— Что?! — выдохнул он.
Увидев его изменившееся лицо, оперативники переглянулись, и тот, что в дымчатых очках, осторожно поинтересовался:
— Вы его знали?
Семен все еще не мог прийти в себя, смерть Клюева значительно осложняла задачу, и он, будто не расслышав вопроса, выдавил:
— Кто же мог его убить?
— Нам бы тоже хотелось это знать, — сказал высокий оперативник в дымчатых очках.
— Мы же не случайно на вас так накинулись, — извинился крепыш, потирая подбородок, — это было вызвано необходимостью. Никто его не ищет, не спрашивает, а сегодня, часа два назад, наконец-то появилась первая ниточка — приходил какой-то парень, интересовался Клюевым. Соседка позвонила нам, мы выехали, а он из-под нашего носа ушел. Тут снова старушка звонит — другой пришел, давайте быстрее, пока не сбежал… Мы и поторопились…
— Нам бы таких внештатников, — кивнул Семен в сторону окна, где обрамленная коричневым переплетом рамы виднелась старушка в черной шляпке, так и не снявшая своего зимнего пальто.
Оперативник в дымчатых очках, не дожидаясь от Снегирева ответа на вопрос своего коллеги, повторил его:
— Все-таки почему вы интересуетесь Клюевым?
— Санкция у меня на его арест, — вздохнул Семен.
— В смысле? — сказал крепыш.
— В прямом, с печатью нашего прокурора, — невесело улыбнулся Снегирев и пояснил: — Спекулировал Клюев по крупной…
— Ну и дела, — почесал подбородок крепыш. — Придется вам с нашей прокуратурой связаться.
— Свяжемся. — Семен тут же вспомнил мелькнувшую в аэропорту знакомую фигуру, быстро сунул руку в карман и, достав оттуда фотографию, попросил крепыша: — Покажите, пожалуйста, старушке.
Через несколько минут тот вернулся и озадаченно протянул:
— Она его узнала…
Семен деловито забрал фотографию, как фокусник, помахал ею в воздухе и, положив в карман, небрежно бросил:
— Два часа назад здесь был Владислав Лыков, мой земляк, кстати, тоже спекулянт, как и Клюев.
Оперуполномоченные озадаченно переглянулись, но раздавшийся в это время прерывистый автомобильный сигнал остановил готовый сорваться с их губ поток вопросов. Семен взглянул на часы и улыбнулся:
— А это ваш земляк, Баталин из ОБХСС, случайно не знакомы?
Оперативники дружно кивнули.
— Знакомы, он раньше в нашем райотделе работал, — пояснил крепыш.
14 часов 07 минут. Снегирев
Пожилой, с одутловатым, очень серьезным лицом следователь прокуратуры внимательно следил за рассказом Снегирева. Выражение его лица не изменилось и в тот момент, когда Семен, объясняя действия Семушкина, потянул Баталина за рукав:
— Валера, встань-ка, я на тебе покажу.
Баталин без особой охоты поднялся и вышел на середину кабинета. Семен привстал на носки и, обхватив его сзади рукой за горло, занес правую руку с зажатой в нее шариковой авторучкой, словно нанося удар в висок.
— Только Семушкину удобнее было, он повыше меня, — пояснил Снегирев.
— Значит, вы, Семен Павлович, считаете, что убийство Клюева дело рук Семушкина? — задумчиво проговорил следователь.
Снегирев мягко улыбнулся:
— Конечно. Смотрите: в пятницу вечером он убивает Клюева, ночью садится в самолет, в субботу он уже в Новосибирске и расправляется с Никольским, а в воскресенье пытается сделать то же самое с Мишиным.
Следователь перелистал лежащее перед ним уголовное дело, развернул фототаблицу и попросил:
— Семен Павлович, взгляните.
Снегирев склонился над столом и ткнул пальцем в одну из фотографий.
— У Никольского рана точно такая же, — кивнул он.
Следователь поднялся из-за стола и, пощипывая коротко стриженную щетку седых усов, прошелся по кабинету.
— Не исключено, что вы правы, — негромко, словно рассуждая с самим собой, произнес он. — Хотя у нас была другая версия… Понимаете, на даче, где был убит Клюев, я обнаружил скрытый в камине стальной сейф со следами взлома… Правда, убийце так и не удалось взломать его, наверное, торопился очень или испугался чего-нибудь. Все было перерыто, должно быть, искал ключ, даже карманы у погибшего вывернуты… А ларчик просто открывался — ключ был зажат в кулаке Клюева, причем намертво, только при осмотре трупа и обнаружили. Скорее всего, когда погас свет, Клюев был у своей сокровищницы и, прежде чем выйти из комнаты, предусмотрительно замкнул ее.