– Тебе надо было уйти несколько часов назад, – хрипло проговорил Сересет.
Черис придвинулась ближе. Было холодно – она сняла куртку и укрыла ею товарища, – но насмерть она не замерзнет.
– Я тебя не покину, – сказала она. – Пока никаких вестей.
– Я и не рассчитывал на них. Знаешь, я всегда поглядывал на тебя и думал, что ты слишком много планируешь. У тебя всегда наготове безупречный ответ. – Сересет говорил медленно, выталкивая слова, но звучали они четко: даже теперь его не покинуло чувство собственного достоинства.
– Не очень-то полезный изъян в характере, верно? – сказала Черис. – Тебе от него никакого толку.
– Ты не виноват, что Кел не умеют целиться.
Черис окинула взглядом изгиб холмов, очертания колышущейся пурпурной травы на фоне тускнеющего солнца, развалины взорванных зданий. Почти можно обмануться и поверить, что это мир: ветер, трава, холмы. Лучи света отражались от листвы, меняя цвет камней, кожи и ручейков.
Почти возможно забыть траектории пуль. Почти возможно забыть, что и дня не прошло после того, как Кел сражались с повстанцами за соседний город. Почти возможно забыть, что крикуны подчинили врагов и союзников, изгнали все желания, кроме непреодолимого стремления покориться символу гептархов. Крикуны были оружием Шуос, и у Кел не было к ним иммунитета. Их руки ослабли и выронили оружие; движители войны продолжили курсировать по полю боя сами по себе. Наверное, потери ужасающие. Если на то пошло, Черис стоило задаться вопросом, скольким отрядам, разместившим крикуны, удалось выжить.
Черис поначалу намеревалась выбрать карьеру, в которой пригодятся ее способности к языкам. Она была хороша во многих вещах, и богатство выбора работало в ее пользу. Но после самоубийства Руо она переключилась на карьеру убийцы, совмещая ее с толикой аналитической работы. Конечно, одними убийствами гептархат не разрушить, но надо же с чего-то начинать.
И вот как всё обернулось: она умрет забытой на поле боя, не успев ничего предпринять.
– Сколько еще? – спросил Сересет через некоторое время.
– Я не знаю, – сказала Черис. Транспорт Шуос должен был подобрать их больше десяти часов назад. У них не было другого способа вернуться на орбитальный транспорт, и они не могли бросить крикунов: слишком опасные штуки, чтобы их заполучил враг, и слишком ценные, чтобы их уничтожить. Теоретически Кел наводили порядок на поле боя и разбирались со смятенными пленниками. Черис рискнула передать им короткий запрос об эвакуации, но у нее имелись подозрения по поводу того, чтó Кел думали про Шуос прямо сейчас.
Ветер становился холоднее, солнце тускнело.
– Глупая война, не так ли? – сказал Сересет.
Черис вздрогнула. Небрежность с ее стороны. Надо лучше владеть собой.
– Не говори так.
На лице Сересета появилась жуткая улыбка.
– Ну что за ерунда. Что они со мной сделают, убьют?
– Ты не хуже меня знаешь, как поступают с диссидентами. Лучшее, что можно сделать, – это подчиниться.
– Я ожидал от тебя большего.
– Ни от кого не следует ждать большего. – Черис вспомнила долгие часы, которые проводила в офисе Шуос Хиаз, ссутулившись над списками цифр. Ей не хватало воображения, чтобы представить себе все эти смерти, разрушенные города и книги, чей смысл обратили в пошлость, но она всё равно пыталась.
После очередной паузы, когда странные светящиеся насекомые начали свои порхающие танцы, Черис сказала:
– Глупая война.
У слов был странный привкус. Она не привыкла так рисковать.
Она сомневалась, что Сересет расслышал, но потом он сказал:
– Что ж, полагаю, с этим ничего не поделаешь.
– Неправда, – сказала Черис более пылко, чем собиралась. – Если бы все объединились и бросили вызов тирании, даже гептархи отступили бы. Мы говорим «повстанцы», как будто у них у всех одинаковые цели и главари, но это не так. Они разобщены, потому-то гептархат и победит каждого по отдельности. Это просто вопрос времени.
– Конечно, – сказал Сересет. Наверное, он улыбался. Теперь трудно было понять.
– Мы не должны сражаться в этой войне, – продолжила Черис. Она так долго молчала. – Но единственный способ вынудить их остановиться состоит в том, чтобы кто-то бросил вызов всему гептархату. Я говорю не о мелких убийствах. Я говорю о том, чтобы победить их на каждом уровне их собственной игры. Путь неблизкий и некрасивый, и в итоге ты окажешься таким же чудовищем, как они, – но, может быть, оно того стоит, чтобы развалить всю эту грёбаную систему.
Сересет побледнел. Сделался как мел.
– Это слишком круто, Джедао. Такое не сделать за целую жизнь, не обеспечить результаты.
«За целую жизнь».
– Способ есть, – медленно проговорила Черис. – Ключом владеют Кел.
– Если ты о «черной колыбели», никто не позволит тебе воспользоваться ею в собственных целях. И еще придется выяснить, как в ней не сойти с ума.
– Этого можно добиться с помощью манипуляции, – сказала Черис. – Еще одна игра с дальним прицелом, но она не за пределами возможного. Надо сделать что-то впечатляющее. Заставить их возвращать тебя снова и снова, пока ты не добьешься своего.
Наверное, существовали другие, менее рискованные пути, но всё равно они оба здесь умрут. Почему бы не пойти ва-банк, пока они играют в «что, если…»?
Сересет болезненно рассмеялся.
– Ну ладно, я понял – ты уже чокнулся. И ты умрешь в какой-нибудь потасовке из-за цен на айву. Или тебя поймают, и нет достаточно омерзительных слов, чтобы описать, что с тобой сделают.
– Нет, я умру на этой планете, – сказала Черис. – Но, по крайней мере, мы умрем вместе.
Черис подумала, что светящиеся насекомые начинают ей нравиться.
Солнце село. Черис прижалась к Сересету, своим теплом питая его убывающее тепло.
Она сильно удивилась, когда тишину нарушил всплеск помех в ухе, а потом:
– …Тенант Шуос Лхарис, «Огненная птичка 327», команда крикунов номер пять, пожалуйста, отзовитесь.
Черис оцепенела. Она не соблюла собственную заповедь, открылась другому человеку, допустила нарушение правил безопасности. Сересет может выжить, если получит врачебную помощь. Но тогда он может выдать ее: пьяные речи, бред под наркозом, бездумная злоба. Никому нельзя доверять.
Она сжала кулаки. Посмотрела на него, потом отвернулась.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – дрожащим голосом произнес Сересет. – Сделай это.
– Не могу, – сказала Черис, закрыв глаза от стыда. – У тебя есть шанс.
– Я буду калекой, даже если выживу, – сказал Сересет. – И жизнь дешева в любом случае…
– Не говори так, – яростно сказала Черис. – Это неправда. Это всегда оказывается неправдой.
– Кроме того, – продолжил Сересет, перекрывая повторяющееся сообщение Лхариса, – у тебя есть план. Чертовски рискованный план, но кто знает… Ступай и свергни власть гептархата ради меня. Пусть моя смерть что-то значит. Поспеши, пока лейтенант не бросил тебя здесь. – Его голос звучал очень слабо.
– Я не забуду, – сказала Черис. Она поцеловала его в лоб.
Затем одним быстрым, решительным движением схватила куртку и накрыла лицо Сересета.
После того, как Сересет перестал дергаться и дышать, она вышла на связь.
– Шуос Джедао, команда крикунов номер пять, вызывает лейтенанта Лхариса. Один для эвакуации.
– С другим что? – спросил Лхарис.
– Шальная пуля Кел. Не выжил.
– Жаль, – сказал Лхарис. – Ладно. Прилечу за вами через два часа и сорок шесть минут. Оставайтесь на месте.
Впервые после самоубийства Руо Черис испытала краткий миг товарищества, и из-за этого ей пришлось совершить убийство. Потому что она была слаба; потому что она захотела поговорить. Она не повторит эту ошибку.
«Ни за что не прощай меня», – подумала Черис, обращаясь к Сересету, пока снова надевала куртку. Два часа и сорок шесть минут до прибытия транспорта показались вечностью.
Вверь себя огню, как сказали бы Кел.
И не смотри назад.
Глава двадцать третья
Вахенц была вынуждена признать, что за свою долгую карьеру в качестве агента по особым поручениям не раз сталкивалась с организациями, наделенными даром стрелять себе в ногу во время важных операций. Таураги с их офицерами-надзирателями, Хоссен с конкурирующими бюро, Хафн с мелкими дрязгами между аристократами… У Командования Кел этот фокус тоже получался весьма неплохо. Она и не думала, что после окончания операции они приготовили для генерала-лиса что-то приятное, но стоило задаться вопросом, почему на это задание сразу не отправили кого-то одновременно компетентного и надежного. Среди генералов Кел должен был найтись хоть один такой. И тем не менее открывшееся перед нею зрелище представляло собой прекрасный довод против того, чтобы превращать верховное командование в групповой разум, особенно в связи с уже состоявшейся полномасштабной резней.
Готовность Командования Кел взорвать целый рой, чтобы избавиться от Джедао, не так уж сильно изумляла, хотя Вахенц сочла интересным, что они увели пепломот с поля боя во время крупного вторжения. Убийство солдат их ничуточки не волновало, разумеется. Вахенц иногда задавалась вопросом, каким бы путем пошла история гекзархата, не окажись первая из обнаруженных формаций Кел самоубийственной. Мужество и способность держаться до последнего, вопреки обстоятельствам – это еще ладно. А вот самоубийство как заурядный факт представлялось ей форменным расточительством.
И всё-таки положение Вахенц было плачевным. Лишь благодаря нелепому везению шпионка не очутилась в зоне действия бомбы, пройдя по самому краешку – но этого хватило, чтобы половина систем отключилась, да к тому же поджарилась ее коробка сладких бобовых пирожков. Радовало лишь то, что стелс-система игломота не пострадала, поэтому Крепость не расстреляла ее кораблик во время аварийного ремонта.
Вахенц свела близкое знакомство с процедурами сканирования, на которые была способна Крепость, и знала пределы их возможностей. Поэтому, когда она отремонтировала свою собственную систему сканирования и та сообщила, что на «Неписаном законе» есть единственный выживший, шпионка не только сразу же поняла, о ком идет речь – она еще и не усомнилась, что Крепость понятия не имеет, кто бродит внутри скорлупки, некогда бывшей совершенно функциональным пепломотом.