Голос шел из динамиков системы внутренней связи – он думает, такое способно ее обмануть? И всё же Вахенц не забывала о том, что это может быть частью более замысловатого трюка.
– Вы уж простите, но что-то мне не хочется называть свое имя, – сказала шпионка. Она всё равно послала запрос системе игломота, но без точных указаний хозяйки та мало на что годилась.
– И всё же вы здесь, хотя могли бы давно отправиться туда, куда отправляются все секретные агенты, когда им нужно сочинить объяснительную для начальства, – голос Джедао звучал печально, и это раздражало. – Думаете, мне не приходилось их писать, когда я работал на Шуос?
Джедао снова начал двигаться, очень медленно. Вахенц решила, что с нее хватит. Она последовала за ним, пригибаясь и ступая с кошачьей сноровкой.
– Перейдем к делу, – сказала шпионка и с улыбкой обошла остатки ловушки.
Красно-желтые огни следовали за ней, появляясь то слева, то справа. Иногда они обнаруживались возле потолка, а иногда – возле пола. Продолжали мигать согласно той же последовательности «один-два-три-четыре», словно ожидая, что она поведет себя как суеверная Кел. По крайней мере, Вахенц предполагала, что он точно знал ее местоположение. Тот факт, что он еще не застрелил ее, плюс его разговорчивость, наводили на мысль об отчаянном желании заполучить какие-нибудь сведения.
– Должен спросить, – непринужденно поинтересовался Джедао, – если вы здесь, чтобы покончить со мной, разве для этого нет менее рискованных способов? Я хочу сказать, здесь отсутствуют неудобные очевидцы, способные всё испортить. Мы только вдвоем. Больше нет необходимости во лжи и уловках. Найдись у меня способ взорвать вас по-настоящему, я бы уже нажал на кнопку. За то жалкое световое шоу в командном центре меня бы исключили из Академии Шуос.
Значит, ее догадки верны. Но пусть болтает, почему бы и нет? Может, расскажет что-нибудь полезное. К тому же он двигался всё медленнее и медленнее. Слишком напоказ. Она остановилась, не позволяя заманить себя дальше.
– Может, вы Хафн, а может – свободная художница, – продолжил Джедао. – На данный момент мне всё равно. Для меня представляет важность лишь то, что вы не на стороне гекзархата. Это может быть очень полезно.
– Джедао, – сказала Вахенц, – я не собираюсь объединяться с вами, чтобы завоевать вселенную. Особенно принимая во внимание вашу склонность к предательству, которое сопровождается попыткой массового убийства.
Он остановился. Она ждала; от нетерпения можно было лишь всё испортить.
– Если у нас есть хоть что-то общее, – сказал он, – а у меня имеются некоторые основания полагать, что дело обстоит именно так, то вы находите недальновидность своего начальства глубоко прискорбной. В любом случае что плохого в том, чтобы выслушать меня? Наверное, вы задаетесь вопросом, почему я, признанный мастер стрельбы в затылок, служил Кел последние четыреста грёбаных лет, словно верная шавка.
Ну ладно, призналась Вахенц самой себе, он добился ее внимания. Может, сейчас выложит как на духу все доводы, какие могли бы объяснить его прошлое поведение.
– Будем соревноваться, кто знает больше анекдотов в духе Кел? – язвительно спросила шпионка.
– У Командования Кел есть файл, в котором содержатся все анекдоты до единого, вы в курсе? Но вернемся к теме. Давайте подумаем вот о чем. Когда меня вытащили из «черной колыбели» в первый раз, пожилые генералы из верховного командования еще помнили, что я сделал. Рана еще болела. Они помнили, как ужинали со мной. Проигрывали мне в джен-цзай. Черт, я танцевал с некоторыми из их детей на этих проклятых приемах. Я был не исторической личностью, а настоящим человеком. Я был лучше, чем их боевые генералы, – но это делало меня опаснее. Зачем понадобилось использовать немертвого предателя?
– Джедао, – сказала Вахенц, – вы явно к чему-то клоните. Хватит терять время, говорите без обиняков. – Она нащупала рукоять пистолета, ощутила его вес.
– Я хочу предложить вам свои услуги.
Вахенц не сдержалась. Она расхохоталась так, что смех едва не перешел в приступ кашля.
– Что, прошу прощения?
– Я серьезен, как могила.
– Вы даже не знаете, как меня зовут.
– Я не привередлив, – сказал Джедао. – Что ж, давайте взглянем на проблему под другим углом. Что вы знаете об изобретении формационного инстинкта?
– Признаюсь, тут я в тупике, – сказала Вахенц, что было необычно. Она старалась быть в курсе истории гекзархата, в особенности тех ее частей, о которых не любили вспоминать. – У меня сложилось впечатление, что Нирай разработали его для Кел, но я не смогу подтвердить его цитатами.
– Нирай любят мастерить для Кел разные штуки, – сказал Джедао. – Они, на самом-то деле, созависимы.
То, к чему вела эта дискуссия, заставило Вахенц насторожиться.
– Если я правильно понимаю, на что вы намекаете…
– Я не Кел, – сказал Джедао с внезапной свирепостью, – но они сделали всё возможное, чтобы я стал похож на Кел. Вы когда-нибудь спрашивали себя, кто был прототипом для формационного инстинкта? Так услышьте мои слова: я должен кому-то служить. Если не вам, то тому, кто следующим появится на этой грёбаной развалине. Даже если это будет не один из придурков Кел. Четыреста лет, и они не собирались выпускать меня без какой-то гарантии, что я поступлю, как прикажут. Мне просто повезло, что оружие, которым они собирались меня «убить», не сработало как положено – и благодаря этому я ненадолго обрел свободу.
Интересная история. Почти правдоподобная. Но Вахенц знала, какой он дока по части правдоподобия.
Огни помелькали слева, помелькали справа. Она перестала их замечать.
– И еще одна перспектива, – сказал Джедао, и Вахенц решила, что он сейчас выудит из памяти какую-нибудь историю про кадетов Шуос, про игровой дизайн или про мстительных командиров, но услышала совсем другое. – Что вы знаете о гусях?
Шпионка моргнула.
– В отличие от некоторых немертвых генералов, – сказала она, – я интересуюсь только теми птицами, которых планирую съесть. – Она знала, что он вырос на какой-то ферме, но как это связано с…
– Значит, вы не знаете про гусят.
– Они вкусные?
– Ну, не без этого. Но дело в том, что сразу же после того, как гусята вылупляются, они запечатлевают первый движущийся объект как родителя. Когда я был мальчишкой, то считал, что это очень забавно. Но мне стало не до смеха, когда взрослая гусыня стала сопровождать меня в школу, выставляя на посмешище.
– Так вы воскресший гусенок, – сказала Вахенц, невольно усмехаясь.
– Что-то в этом духе, да.
– Ладно, – сказала шпионка, взвешивая варианты. – Мне нужен, скажем так… знак доброй воли. – Она помнила, как он в самом начале высадил пехоту в Крепости, как принес в жертву командира Кел Неревор. Так или иначе, если ей удастся заставить его выйти на видное место, она будет в лучшем положении и сумеет оценить его искренность. Язык тела – не мелочь, особенно когда имеешь дело с Шуос. Она отступила к еще одной хрустальной колонне – весь мот ими пестрил, прям как музей, – и спряталась за нею, слегка высунув голову и выставив дуло пистолета, чтобы можно было беспрепятственно выстрелить. – Выходите туда, где я смогу вас увидеть. Через ту же самую дверь. Если я замечу оружие, распылю вас на атомы.
Если Джедао промедлит… но этого не случилось. Он вышел из-за угла и пересек искореженный зал, волоча ноги, словно был ранен. Костюм Вахенц сообщал, что поддерживает постоянную температуру, однако у нее прошел мороз по коже.
Тело Джедао принадлежало молодой женщине с напряженным и ужасно бледным лицом, покрытым потом и пылью, с внушительным синяком на виске. Под растрепанными волосами виднелся порез на лбу. Кровь из него стекла вниз и набок, высохла уродливыми корками. Любопытным образом сохраняя чувство собственного достоинства, хотя и без изящества, он опустился на колени в устаревшем жесте покорности гептарху. Поза была почти правильная. Он держал обе руки так, чтобы она могла их видеть, вместо того, чтобы заложить левую за спину. Как предусмотрительно с его стороны.
Взгляд Джедао был колючим и до жути ясным, как будто вселенная сузилась до круга с Вахенц в центре. Она видела нечто похожее в глазах Кел с нулевым оперением. С другой стороны, шпионке также показалось, что она заметила в его глазах странную янтарную искру, которую не помнила по предыдущей записи – но, видимо, всё дело в мерцании ламп.
– Если хотите, чтобы я умолял, – сказал Джедао, не сводя с нее голодного взгляда, – буду умолять.
Слишком заманчиво.
– Откуда ты знаешь, что я не окажусь для тебя хуже, чем Кел? – промурлыкала Вахенц. Она почти поверила, что он не выдумывает свою историю. Тем хуже для него: узнав, что ему известно о трупной бомбе, она всё равно собиралась его застрелить.
В ответ раздался язвительный смех.
– Хуже? Какая мне разница, что может быть хуже? Вы более компетентны. И вы не из Кел. Всё остальное – только детали. Я не в состоянии заботиться о деталях. Теперь я принадлежу вам. Я уже ненавижу вас, но вы найдете способ справиться с этим – или же я зря потрачу на вас время. – Его голос сделался зловеще тихим. – Просто укажите мне направление и скажите, в кого стрелять. Мне нравится стрелять в людей до тех пор, пока не нужно остановиться.
Что ж, если Джедао не был психом раньше, теперь он точно тронулся. Почему кто-то решил, что сумасшедшего генерала стоит беречь в таких обстоятельствах, пусть даже у этого сумасшедшего генерала есть отвратительная привычка побеждать в битвах, было за пределами ее понимания. Расспрашивая его о трупной бомбе, Вахенц сохраняла небрежный тон, одновременно готовясь стрелять. Он даже не отслеживал взглядом движения пистолета.
Однако прежде чем она успела нажать на спусковой крючок, из центра сервитора, цепляющегося за стену, ударил луч света. Ему наконец-то удалось занять позицию, пока шпионка была сосредоточена на допросе. Лазерный луч вошел в затылок Вахенц и поджарил мозг, и она упала, не закончив фразу.