Миновав полупустую парковку, он ступил на узкую плиточную тропинку, ведшую по практически идеальному газону к небольшой рощице из десятка-полтора деревьев. Летом и в жару — просто отличное место для отдыха. Если бы старушка наблюдала за ним из окна, не удивилась бы направлению. Женьку же заинтересовал толстый сук, валявшийся под сказочным, учитывая его ширину, дубом. Покалечило исполина недавно: листья еще не увяли. А рядом…
— Ай! — паркер обжег руку.
Женька резко остановился и лишь потому не оказался пришпиленным к газону шипастым хвостом неведомой страховидлы. Выглядела та помесью ската и кобры, разевала зубастую акулью пасть и явно собиралась им закусить.
— В сторону! — приказал Демон.
Женька повиновался, не раздумывая. Вот только в голове всплыла донельзя глупая инструкция, мельком прочитанная, когда вставал на тропинку: «По газонам не ходить». И отступал он именно по плитке, стараясь не топтать траву. Идиотизм, конечно, но в подобной ситуации, что только не срабатывает.
— Беги! — заорал Демон. — Ко мне! Меня хватай!
Женька кинулся на голос, петляя, как заяц. Страховидла была на удивление медлительна. Точно не ему жаловаться на это! Пару раз свистнуло над ухом жало, но до ветки он добрался, схватил меч, развернулся, готовясь умереть во всеоружии и…
Над поверженным, истекающим сиреневым гелем существом, медленно истаивающим сизовато-розовым дымом, стоял смутно знакомый мужик лет пятидесяти в темно-сером спортивном костюме, бейсболке и с бейсбольной битой в руках. Отчего-то именно «оружие» привело Женьку в совершенное недоумение. Спаситель выглядел невероятно бледным. Чернющие усы, которым позавидовал бы и Буденный, и любой гусар казались фантасмагорией, не иначе.
— Живой? Не поцарапало тебя? — спросил спаситель. Голос тоже показался Женьке знакомым, однако, видимо, он настолько не мог поверить увиденному, что имя никак не получалось выговорить.
— Его-то — нет! А я собирался отыграться за подобное унижение, — проскрипел Демон, принимая облик такой же биты. При этом по ладоням словно прошелся холодок, и Женька посильнее стиснул рукоять, боясь уронить. — Давненько мною дубы не околачивали.
— Почитай, никогда? — приподняв мглистую бровь («А вот ей мог бы позавидовать Брежнев», — подумал Женька), спросил мужик и покачал головой на срубленную ветку. — Жалко.
— Дуб-то? Переживет, только лучше станет, — уверил Демон, и сомневаться в его словах не стоило.
— Библиотекарь тебя так? — спросил Женька, чтобы произнести хоть чего-нибудь.
— Нет. Сам улетел, — проворчал Демон и зарычал: — Кто ж еще?! Найду — убью! И вообще, хватит дрыхнуть наяву. Пошли в особняк. Не-ме-дле-нно!
— У меня и машина за углом, — покивал мужик и, достав из кармана расческу, тщательно причесал усы.
— Эд?.. — не веря собственным глазам проронил Женька.
— Ну наконец-то признал, напарник! — пожурил он.
Глава 28
Его засадили в подвал. Судя по сколоченному из чего под руку подвернулось стеллажу, наваленной на полках всякой всячине, лопатам и граблям в углу у входа и тумбочке, до которой Некр мог бы даже дотянуться ногой, — вполне жилого частного дома. Дачи?..
Он понятия не имел, была ли она у Аннушки, но, если так, его вполне могли отыскать. С другой стороны, всем скоро станет не до него, да и не придет в голову Дерку действовать человеческими методами. Разве лишь Жека догадается, но ему как раз сюда соваться не нужно и попросту опасно. Причем не столько из-за библиотекаря, сколько самого Некра. Когда язык во рту не помещается, изрезавшись о клыки, — деформация сопровождающая сильнейшее истощение, последняя попытка измученного тела восстановиться за чужой счет — лучше к людям не приближаться и их к себе не подпускать. Во избежание — как говорится. Некр за свою немаленькую жизнь наслушался всяких историй и проверять их достоверность на собственном примере не горел желанием.
Из крохотного окошка, заткнутого оргстеклом и потому мутного, падал свет — значит, сейчас день. Скорее всего, следующий после поединка. Впрочем, не точно. Учитывая то, что он чуть не умер, и его теперешнее состояние, Некр мог проваляться в беспамятстве неделю, а это скверно. Очень. Поскольку Гильдии не до его поисков. И никому — тоже.
Он вздохнул чуть глубже. В легких что-то булькнуло. Закашлявшись, выплюнул кровавый сгусток и уставился на него, словно на бактерию под микроскопом.
— А вот выкуси, — прошептал он запекшимися губами, обращаясь то ли к сгустку, то ли к себе самому, то ли к ситуации в целом. Если уж я выжил, здесь не загнусь.
Тело восстанавливалось — он чувствовал это. Но кровопотеря и магическое истощение очень сильно замедляли его. Некр впервые за несколько десятилетий ощущал себя человеком — отвратительное чувство полного бессилия, когда сила спит и невозможно не только определить, где находишься, а вообще ничего, вымораживало душу и толкало в пропасть отчаяния. Даже светляк не вызвать! И время, как назло, текло невыносимо медленно или остановилось вовсе, застыло янтарной смолой, вобрав его в себя, словно неудачливую мошку. Время… которого всегда не хватало, либо же он не чувствовал его вообще, теперь мстило.
Такое с ним случалось однажды — после газовой атаки, устроенной в Первую мировую. Угораздило ж. Его тогда лишь злость вытянула на самого себя и стойкое нежелание погибать из-за человеческой мрази, даже не предполагавшей, кого почти отправила на тот свет.
«Унизительно было потерпеть поражение от человека? — подумал Некр. — Ну вот тебе недобожок с местью длинной в тысячелетие — распишите’с, получите’с, радуйте’с».
Самое неприятное, он практически не мог пошевелиться, тело почти не слушалось, онемели руки и ноги. Некр не мог наверняка сказать холодно ему или жарко, мучает ли его жажда и голод, кружится ли голова. Если он сосредотачивался на каком-либо ощущении, получалось почувствовать, но скорее, он попросту внушал его самому себе.
Он лежал в абсолютной пустоте — именно это являлось самым страшным. Сарай — лишь картинка. Он мог бы закрыть глаза и нафантазировать хоть дворец падишаха, хоть шатер в степи или избушку посреди тайги — и не изменилось бы ничего. Связей, должных соединять его с учениками и коллегами он не чувствовал тоже. Он даже Романа не ощущал, а значит, и тот — тоже, хорошо, если знает, что не умер.
— Хватит, — прохрипел Некр, вгрызаясь в губу, вдыхая солоноватый запах, чувствуя, как течет по подбородку теплое, липкое, разгоняющее пустоту вокруг и внутри, а вместе с ней и волнами накатывающую панику. Грош ему цена, если сломается сейчас и так — в подвале с хламом, лежа на грязном полу, скованный по рукам цепями, не иначе стащенными из какого-то музея (сейчас таких не делают, предпочитая более практичные в применении наручники, а здесь… без помощи кузнеца не обошлось).
От наручников можно избавиться, кто-то даже учил его этому трюку — Некр забыл имя и как выглядел тот человек, но не принцип. Однако железные браслеты обнимали запястья слишком плотно. Их не стащить, разве лишь довести себя до полнейшего истощения, но быстро этого не добиться, да и вряд ли позволят — не для того оставили в живых, не добив.
«Если достать масло, при должной удаче и вывернутых больших пальцах, может появиться шанс. Мизерный», — решил он, абсолютно не веря в эту затею.
Себя следовало занять хоть чем-то. Рассматривание хлама было вполне доступным средством. Блуждая взглядом по полкам, хозяйственному инвентарю, полу, потолку, он раз за разом натыкался на тумбочку. Что-то в ней было, но сообразить никак не выходило, не имея возможности потянуться иным способом, призвать Навь на помощь.
Потолок с висящей на шнуре лампой накаливания — древность древняя, да простят его нелюбители тавтологии, благо здесь их не наблюдается; покинутое осиное гнездо в углу; пучки трав; тумбочка. Дверь — добротная, некогда охраняющая вход в квартиру, потом снятая, замененная на железную, привезенная сюда; лопата для уборки снега, лопата штыковая, лопата черт его знает какая и подобных три штуки, грабли; тумбочка. Нижняя полка стеллажа. Рассматривать ее можно долго, но особенно в глаза бросается кубик Рубика, коробка с мелкими отвертками, пассатижи… и… тумбочка. Снова тумбочка, а на ней…
Когда мысли вильнули в сторону, и Некр отвлекся, а потом снова прикипел взглядом к тумбочке, он уже понял, что здесь не то: заклятие для отвода глаз, стандартное, слабое, но для него и такого сейчас более, чем нужно. Он вздохнул раздосадованный этим фактом: слишком привык ломать подобные чары отголоском силы и вот попался на столь простенький фокус. Многие заклинания слетали, стоило Некру лишь пройти поблизости, однако теперь так не получится, придется действовать хитро и умно — так, как обучал Вир едва-едва отошедшего после возращения в явный мир и еще не понимающего собственных возможностей ученика. Сил для взлома не требовалось, лишь внимательность и умение: глядеть на тумбочку вскользь, не заострять внимания, ни о чем конкретном не размышлять, сосредоточиться только на взгляде. Что же на ней стоит?.. Теперь чередовать: пристальный-вскользь-пристальный-вскользь. Сформировать в голове четкий образ этой проклятой тумбочки — такой какая есть, с царапиной на боку и облупившимся лаком… Есть!
Некр смотрел на старый телефонный аппарат с диском, чахлый букетик засушенных цветов в крохотной вазочке темно-сиреневого стекла и на пробирку с плотно прикрытой пробкой, а внутри… Некр двинул ногой раньше, нежели сообразил, что и зачем делает, в груди разгоралась ярость, гнев застил глаза. Если в Яви у всех живых есть базовый набор инстинктов, например, дышать и глотать, то в Нави имелся свой аналог, а Некр являлся суть от сути того мира. Уничтожить узилище, сдерживающее душу, не позволявшее ее Перехода —для некроманта не может быть ничего более естественного. Уже потом, сообразив, чьей именно была эта отпущенная на волю душа, он понял, что лишил себя шанса.
Со Жруна следовало стребовать помощь, а уже потом выпускать. Он, прежде чем скользнуть за Рубеж, мог появиться рядом с Дерком, шепнуть, местонахождение сарая. Да и осколки представляли немалую ценность: артефактное стекл