себя. В конце концов, одно дело делаем — идём к Киангу. Пусть каждый со своей целью — как к волшебнику страны Оз — но нужно ведь помогать друг другу.
— Там, — буркнул мужик и отвёл взгляд.
Я взгляда не отводил. Такой ответ меня не устраивал. Он выдавал либо ложь, либо неуверенность.
— Повторю вопрос. Кианг там? Ты его видел?
Теперь мужик взглянул на ниндзя и совсем потерял кураж. Взгляд его уткнулся в каменное крыльцо под ногами.
— Кто его вообще видел? — буркнул он. — Машина подъехала, кто-то вышел. Приказ дали. Ничего не знаю.
— Вот так и отвечай, когда спрашивают, — посоветовал я. — Крутого изображать дома будешь, перед женой.
Если мужик что-то и вякнул в ответ, я этого уже не слушал. Развернулся и пошёл к указанному цеху. Ниндзя быстро меня нагнал и зашагал рядом. Мне показалось, я чувствую некие волны благодарности, исходящие от него. Видимо, за то, что взял переговоры на себя.
— Не только.
— Чего? — повернулся я к ниндзя.
— Таблетки — страховка, — пояснил ниндзя. — Я с Киангом по другой причине.
Мне опять потребовалось время, чтобы воскресить в памяти разговор, к которому относилась эта фраза. Охренеть у чувака мозг. Там какие-то совершенно нелинейные процессы идут, даже представлять страшно.
— По какой? — спросил я.
Ниндзя помолчал. Когда он заговорил, я был готов к чему угодно, хоть к тому, что он скажет спасибо за то, что я купил еду и заправил машину. Но ниндзя решил для разнообразия ответить в тему:
— Цена жизни — всегда жизнь.
После этого он замолчал так, что я понял — дальше тормошить бессмысленно. Да и неактуально. Секунды остались до встречи, к которой я готовился годами. Разве на этом фоне что-нибудь ещё может иметь значение?
Возле цеха стояла крутая чёрная машина (так я и не научился разбираться в марках местных машин), седан с тонированными стёклами. Не тот, из которого меня фотографировали — в этом я был уверен. С другой стороны стоял грузовик, и тут я впервые увидел рабочих. Быстро, если не сказать торопливо, они таскали картонные коробки (судя по всему, увесистые) из кузова в цех. Сновали туда-сюда, даже не поднимая глаз. Должно быть, их немного нервировали люди с автоматами, которые внимательно наблюдали за разгрузкой.
По мне скользнули любопытные взгляды, но я не услышал ни слова. Чем ближе к начальству — тем больше мозгов, ясное дело. У самых приближенных хватает ума хотя бы держать язык за зубами.
Внутри цеха ярко горел свет. Я увидел, что коробки носят к одной из камер, расположенных в дальнем конце помещения. Всего камер было три, две — закрыты, одна, средняя, открыта настежь. Внутри её горел свет. Часть коробок занесли внутрь, большинство складировали снаружи, по бокам от входа. Уже другие люди с ними возились: вскрывали, что-то вытаскивали, тянули какие-то провода…
Не нравилась мне эта хрень. Совершенно не нравилась. Да, знаю, я сам позволил затащить себя в лапы Кианга. Думал, что готов ко всему, что он только может выдумать, и у меня были основания так думать. Впервые осознавшись в этом теле, я постоянно психовал из-за того, что в нём мало сил. Но теперь дошёл до такого уровня, что, встреть себя из прошлой жизни — уделал бы за секунду-другую. Сильнее, быстрее, чем сейчас, я не был никогда.
Только вот все эти приготовления… Я их не понимаю и не знаю, как действовать. Кинуться в драку, перебить всех? Ниндзя этому воспротивится. Будет очередная долгая изнуряющая битва. Когда я её закончу, Кианг возьмёт меня тёпленьким, если будет ещё что брать. Или же сбежит. Он в этом воплощении что-то слишком осторожен. Сбежит, а я останусь один, измождённый, на руинах завода. И снова придётся начинать с начала, без единой зацепки. Только теперь в нагрузку пойдут ещё и пять кланов, желающих меня уничтожить. Кианг устроит такой аттракцион легко.
— Здорово, мужики! — весело крикнул я, стараясь никак не проявить своей неуверенности. — К Киангу кто крайний?
На меня посмотрели несколько пар глаз. Кто-то ткнул стволом автомата в камеру. Мы с ниндзя переглянулись. Кажется, ему это тоже было в диковинку, однако он лишь ускорил шаг. Я не спешил. Попытался заглянуть в одну из коробок — не дали, закрыли, едва я приблизился. Тогда я посмотрел внутрь камеры.
Примерно три на четыре метра. Внутри, кроме тех же коробок, стоит красный пластиковый стол, как в летнем кафе, и два таких же стула. Один занят… Сердце у меня заколотилось быстрее.
В углу камеры сидел человек в глухом чёрном пальто. Руки он прятал в карманах, лица я не видел. Человек был в шляпе, голова — опущена. Не удивлюсь, если ещё и рожу шарфом замотал.
На столике стоял графин с коричневой жидкостью и два коньячных бокала. Меня ждут.
Я остановился на пороге. Человек не шелохнулся, вообще не подал ни единого признака жизни. А не подстава ли это?
— Вот так встреча, да? — первым нарушил я тишину. — Кто бы мог подумать.
Мне показалось, что тёмная фигура шевельнулась. Я решил закрепить успех:
— Там, снаружи, отличная погода. Не желаешь прогуляться со старым другом? Зачем сидеть в духоте?
Теперь точно — движение. Человек поднял голову. Нет, шарфа на нём не было. Я увидел лицо. Сухое, безжизненное лицо, изборождённое шрамами. Блеклые глаза, похожие на те, что бывают у утопленников, которых нашли далеко не сразу.
Я жадно впился взглядом в это лицо, вырезал его у себя в памяти. Теперь оно будет там храниться под меткой «враг». Храниться столько, сколько потребуется.
— Господин, — выдохнул ниндзя и опустился на одно колено.
Мне показалось, будто голос его больше не стеснён, однако говорил он тихо.
— Зайдите, — приказал Кианг. — Это будет разговор не для чужих ушей. Камера не пропускает никаких сигналов и исключает возможность подслушивания снаружи.
Голос Кианга я тоже внимательно прослушал. Голос врага. Немного сиплый, но сколько же в нём силы… И всё-таки, это запросто может быть ловушкой. Вернее, даже не так: это ловушка, совершенно точно, иначе и быть не может. Меня больше беспокоит, настоящий ли сыр лежит в этой мышеловке.
Кианг улыбнулся. Лучше бы он этого не делал. Казалось, будто плоть треснула, и сейчас оттуда потечёт стылая кровь.
— Ran`she ty` by`l smelee, Leonid. Gorazdo smelee. Ya razocharovan.
Ниндзя встал, его рука легла мне на плечо, слегка нажала — мол, давай, заходи. Я опомнился. Услышать родную речь было необычно. Звучало чуждо, непривычно, однако внутри всё перевернулось. До сих пор не отдавал себе отчёта, как же мне этого недостаёт.
— Ran`she ya tebe doveryal, — сказал я. — Bol`she e`takoj oshibki ne dopushhu.
Ниндзя толкнул меня сильнее, торопясь выполнить приказ своего господина. Я чуть не упал и шагнул-таки внутрь камеры. Ниндзя тут же оказался рядом со мной. А сзади раздался металлический стук.
Я развернулся. Не подставил спину Киангу, нет. Спиной прижался к стене, повернул голову. Массивная металлическая дверь была закрыта. Глухо стукнул, запираясь, мощный замок.
Другой звук привлёк моё внимание. Звук льющейся жидкости. Я повернулся к столику. Кианг наполнял бокалы из графина.
Если сомнения ещё оставались, то теперь они исчезли. Кузнецов всегда наполнял первый бокал до краёв. И выпивал залпом.
— За встречу, Лей. — Кианг поднёс к губам бокал. — Пусть и нерадостную.
Он продолжал говорить по-русски, и ниндзя, видимо, ничего не понимал. Краем глаза я увидел то, чего не видел раньше. Красную птицу, мечущуюся в панике по клетке, из которой не может вырваться. Как будто ниндзя изменило самообладание, и он позволил мне увидеть своего духа.
А вот Кианга в потере самообладания упрекнуть было нельзя. Он быстро, но без спешки осушил бокал, поставил его на стол и посмотрел на меня. Мол, примешь вызов?
— Предпочитаю убивать трезвым, — сказал я. — Так ощущения полнее.
— Ты уже убил меня, — сказал Кианг, и голос его зазвучал грубее, звуки стали резкими, будто обрубленными. — На пороге моей мечты — убил и закрыл мне дорогу домой. Тем же я намерен отплатить тебе, неблагодарный щенок.
— Неблагодарный? — Мне показалось, что я ослышался. — Я?! Я должен был быть благодарным?! За что? За трое суток, что ты колол мне свою грёбаную дурь? За полгода на больничной койке? Или за то, что ты хотел спасти мир, утопив его в наркотиках? Извини, я это как-то пропустил. Может, раскроешь свою мысль?
Кианг встал, расправил пальто. Я убрал правую ногу назад, поднял руки. Тело само по себе перешло в боевую стойку. Рядом напрягся ниндзя.
— Выпей, Лей, — сказал Кианг по-китайски. На меня он больше не глядел. — Я получил сведения о твоей комплекции. Этого должно хватить, ты практически не почувствуешь холода. Ты, видимо, не понял, что находишься в морозильной камере. Наверное, уже чувствуешь холод… В ближайшие минуты температура достигнет минус сорока градусов. В коробках — нитроглицерин. Думаю, тебе не нужно рассказывать, что с ним произойдёт, если начнёшь ломиться. Я получал подробные отчёты о твоих боях, и могу заверить: твоей единственной боевой техники не хватит, чтобы выбить эту дверь, а вот взорваться — запросто. Даже если каким-то чудом ты отсюда вырвешься, сработает детонатор снаружи, и взрыв превратит тебя в ничто. Я оставляю тебе возможность выбрать смерть. Ты, заметь, мне такой роскоши не предоставил.
— Господин… — прошептал ниндзя.
— Слабые слуги мне не нужны, — резко ответил Кианг. — Слишком много было ошибок. Слишком много поражений. Считай, что твоя служба закончена, Дэйю. Прощай.
— А ты ничего не забыл, придурок? — спросил я. — Ты ведь тоже здесь. Меня такой исход вполне устраивает. Что бы ты ни задумал — ты уже облажался. Потому что я готов умереть, а вот ты…
— А вот я… — улыбнулся Кианг и покачал головой. — А я никогда не бывал на этом заводе, Лей. И сейчас меня здесь — нет.
Я моргнул. Кианга не было.
Стулья и стол были. Графин, стаканы, один из которых полон. Ниндзя в красном, с опущенной головой и поникшими плечами. Коробки с нитроглицерином. Всё осталось, только Кианга не было. А на его стуле расплылась лужица коньяка, который теперь тонкой струйкой стекал на пол.