— Что вы на меня-то смотрите? — говорю, а они все равно смотрят. — Но я, — говорю, — ни разу по мячу не бил.
— Не важно, Гамп, — ответил кто-то один. — Нас громят почем зря, и если командованию потребуеца козел отпущения, скорее всего им станешь ты. Потому что ты уже у всех в печенках сидишь.
И вот что произошло. Я оттянулся в нашу зачетную зону — и центровой внезапно пасует мяч на меня. Но «Висбаденские волшебники» проскользнули под нашей линией обороны и вынырнули, как приведения, когда я захватывал мяч при розыгрыше. Я приготовился бить по мячу, но решил, что мне тесновато, и, чтобы выгадать побольше свободного протранства, стал бегать. Бегаю туда-сюда в зачетной зоне, выгадал, наверно, сотню ярдов, да только не в ту сторону. Наконец нашел небольшую лазейку, пока «Висбаденские волшебники» меня не поймали, и со всей дури зафигачил мяч. Стою, наблюдаю, как он плывет по воздуху. И все тоже глаз с него не сводят. А он уплыл так высоко, что вобще скрылся из виду. Потом ходили разговоры, что удар, дескать, был невиданным.
К сожалению, мяч ушел за пределы площадки, перелетел через Берлинскую стену и приземлился на другой стороне. Теперь у нас возникла проблема. Все с отвращением уставились на меня, тычут пальцами в мою сторону, орут и ругаюца.
— Ладно, Гамп, — сказал кто-то, — ступай за мячом.
— На стенку лезть? — спрашиваю.
— А как же иначе, дубина?
И я полез.
Двое-трое парней меня поцсадили, и я перелез через стену. Спрыгнул на той стороне, поднимаю голову, а там на вышках ге-де-эрские солдаты с автоматами стоят. Рванул мимо них — ни один не шелохнулся. Не иначе как прибалдели, впервые увидав, что кто-то стремица на ихнюю сторону: у них же приказ стрелять в тех, кто на другую сторону намылился.
Внезапно оттуда, где, по моим расчетам, находился мяч, раздался оглушительный рев, как от много тысячной толпы. Оказалось, из-за меня возникли большие неприятности.
А что происходило на той стороне Берлинской стены, куда прилетел наш мяч: там заканчивался финальный матч чемпионата мира по стандартному футболу. Играли команды ГДР и СССР, до финального свистка оставалось две минуты, болельщики приехали со всего мира. Эти люди, особенно европейцы, относятся к своему «сокеру» очень серьезно.
Вбегаю я на стадион и не сразу понимаю, что к чему, но чуствую в воздухе угрозу. А дело было так: когда я зафигачил сюда мяч, ГДР должна была вот-вот забить гол и обойти русских. Немецкий игрок провел мяч как раз до стойки ворот противника — и тут прямо перед ним падает мой мяч. Это, конечно, оказалось неожиданностью, немец задергался — и поразил совецкие ворота моим овальным мячом заместо своего круглого. На радостях немцы чуть с ума не сошли, решив, что забили гол и стали чемпионами.
Но тут судья обьевил, что мяч-то левый и гол не защитываеца, а тут и свисток прозвучал: русские вырвали победу. Немцы сперва озадачились, потом взбунтовались, а уж когда я, выйдя на поле, попросил разрешения забрать свой мяч, тут всем чертям тошно стало. Болельщики ринулись с трибун на поле, крича мне что-то неласковое, типо «Du schwanzgesicht scheissbolle Susse!».
Вобщем, не знаю, как бы вы поступили, увидав, что на вас несеца много тысячная толпа разъеренных немецких фанатов, но я развернулся и припустил во весь дух. Опять пробежал под вышками часовых, но на этот раз они наобум несколько раз пальнули — наверно, чтобы я не забывался. Стал я карабкаца на стену, и тут меня натигла толпа. От такой уймы народу часовые, как видно, растерялись, не зная, что делать, — и ничего делать не стали, а просто замерли с озадаченным видом. Я почти долез до самого верха, но в последний момент кто-то успел схватить меня за футбольные штаны. Ну, я-то уже на верхнюю кромку стены взгромоздился, так что с меня только штаны стянули.
Спрыгнул я на другую сторону, однако кучка взбесивших немцев полезла за мной следом и давай гоняца за мной по нашему полю. А за ними другие лезут: ну, думаю, охоту на меня начали, аж куски из стены выламывают. Но в скором времени стало ясно, что они вознамерились снести всю Берлинскую стену целиком, чтоб спордручнее было меня ловить.
А наши, разинув рты, приросли к месту, когда я в одной пластиковой «ракушке» промчался мимо командира части.
— Гамп, — орет он, — идиот! Меня ведь предупреждали насчет тебя! Как это понимать? Ты устроил международный скандал!
В этом он оказался прав, но раздумывать было некода! Сержант Кранц, посерев лицом, молотил себя кулаком по колену и кричал, что сгноит меня «на чистке танков», и тут я заметил на трибуне Гретхен.
Она жестом подозвала меня к себе, а потом взяла за руку и утащила на улицу.
— Уж не знаю, что ты натворил, Форрест, но скажу одно: люди сносят Берлинскую стену, и после трицати лет наша страна воссоединица. Наверно, меня ждет встреча с родными, ja?
Короче, мы с Гретхен отсиделись в каком-то переулке, а потом она отвела меня к своим знакомым, что, конечно, было как-то неловко, учитывая мой внешний вид. Но хозяева дома и бровью не повели: они были слишком взволнованы телерепортажем про то, как восточные немцы сносят Берлинскую стену, танцуют на улицах и всячески радуюца. Никто даже не вспомнил, что я лишил их команду чемпионского титула — все были щасливы, обнимались и целовались.
Вобщем, мы с Гретхен впервые провели ночь вместе, и по какой-то причине меня потом даже не грызла совесть. Не оставляло чуство, что передо мной вновь появица Дженни, и когда я шел по коридору в ванную, мне показалось, будто она за мной наблюдает, но я ее так и не увидел.
Глава 11
Так вот, господа, сели мы с Гретхен в поезд на Угамугу или как там называлось место, где мы жили, а прибыв в расположение части, меня ожидал сюрприз. Командир снял меня с чистки гусениц и поставил на постоянной основе драить сортиры, совсем как в фильме «Трудно быть сержантом».
Он потому так взбеленился, что я, по его словам, своей выходкой, как пить дать, оставил его не у дел.
— Гамп, кретин, — орет командир, — ты хоть понимаешь, к чему привели твои выкрутасы? Немцы несли свою стену, и теперь все только и говорят, что про падение коммунизма! Вот полюбуйся, — кричит, — как тебя пропечатали в «Нью-Йорк таймс», — и протягивает мне газету.
«СЛАБОУМНЫЙ ПОЛОЖИЛ КОНЕЦ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ» — говорилось в заголовке.
Случайная, на первый взгляд, ошибка при ударе по мячу привела, по мнению ряда политологов, к окончанию почти полувекового противостояния между Востоком и Западом.
Как сообщают источники, близкие к «Таймс», во время вчерашнего финального матча на первенство армейских команд по американскому футболу в результате промаха рядового армии США Форреста Гампа мяч пролетел над Берлинской стеной и на последних секундах матча чемпионата мира по стандартному футболу между командами ГДР и СССР приземлился на другой стороне в центре поля.
По сообщениям тех же источников, мистер Гамп перелез через стену, чтобы забрать мяч, который успел внести сумятицу в ход игры. Разгневанные зрители в количестве от 85 000 до 100 000 человек начали преследование мистера Гампа с очевидным намерением причинить ему телесные повреждения.
Мистер Гамп, который характеризуется как умственно отсталый, ринулся обратно к стене и начал преодолевать эту преграду, чтобы вернуться на территорию Западной Германии. Как стало известно, футбольные болельщики, пытавшиеся задержать мистера Гампа, штурмовали стену и приступили к демонтажу этого символа длительного коммунистического господства. Затем ликующие берлинцы различных политических убеждений общими усилиями окончательно снесли стену и устроили, по выражению источников, «стихийные уличные гуляния беспрецедентного масштаба, переросшие в пивной фестиваль».
В суматохе мистеру Гампу предположительно удалось скрыться.
Финальный матч между командами ГДР и СССР был остановлен при счете 3: 3. Данные о результатах первенства армейских команд по американскому футболу на момент приостановки финального матча отсутствуют.
— Гамп, дубина, — выговаривает мне командир части. — Раз коммунизма больше нет, значит и повода больше нет нам здесь торчать! Чертовы русские и те уже бочку катят на коммунизм! С кем, холера тебе в бок, нам еще воевать, как не с коммунистами? Из-за тебя вся наша армия теперь не у дел! Нас отсюда пинком под зад вышибут, отправят в какой-нибудь Говнотаун, и тогда не видать нам как своих ушей здешнего альпийского курорта! Ты, Гамп, убил мечту солдата — не иначе как последние мозги тут проедал!
Еще некторое время он меня жюрил на весь штаб, кулаком по столу стучал и по всякому говнялся, но я намек понял и возрожать не стал, да и что тут возрозишь? Короче, потопал я в сортир и приступил к выполнению своих новых обязанностей: скребсти кафель, плитку за плиткой, при помощи зубной щетки с каким-то жидким мылом. За связь со мной сержанта Кранца тоже перевели в сортир, где он после меня протирал кафель для наведения полного блеска, и ему эта работа тоже была поперек организма.
— Да, — говаривал он, — надо было держаца за чистку гусениц.
Раз в неделю, по воскресеньям, отпуcкали меня в увольнение, но командир части всякий раз приставлял ко мне двоих мордоворотов из военной полиции, чтоб те ни на шаг не отходили и смотрели за мной в оба. Что и говорить, от этого нам с Гретхен стало затруднительно строить нормальные отношения, но мы исхитрялись, как могли. В воздухе уже холодало, на пикники особо не наездишься — в Альпах зимой колотун. Так что мы обычно встречались в пивной: столик акупируем и за руки держимся, а военная полиция рядом отираеца — так и зырит.
Гретхен, девушка приличная, не собиралась всю жизнь прозебать официанткой, но еще не решила, к чему себя приложить. А еще она просто красавица, но щитала, что жизнь ее проходит в пустую.
— Я не такая юная, — говорит, — чтобы стать моделью, und не такая старая, чтобы поставить крест на остальном. Быть может, я поступлю в университет. Чтобы чего-нибудь добиться.