Я не смог сдержаца. Потянулся к ней, но она только отмахнулась. И все же осталась сидеть через проход — наверно, чтобы просто составить мне компанию.
Глава 13
Когда я вернулся в Мобайл, погода стояла облачная и серая. Дошагал я до дома миссис Каррен, а она сидит в кресле-качалке и, типо, салфеточку вяжет. Меня встретила с радостью.
— Не знаю, — говорит, — сколько бы я еще без тебя протянула. Обстановка тут накаляеца.
— Угу, — отвечаю. — Могу себе прецтавить.
— Форрест, — говорит она, — как я тебе писала, мне предстоит продажа дома, иначе «Младые Сестры обездоленных во Христе» не возьмут меня в пансионат для престарелых. Но там я буду доживать свой век на всем готовом и смогу перечислить тебе средства от продажи дома на воспитание малыша Форреста.
— Ну нет, миссис Каррен, — говорю, — это ваши кровные деньги. Я не смогу их принять.
— А придется, Форрест. «Младые Сестры обездоленных во Христе» примут меня лишь в том случае, если я останусь без гроша… А малыш Форрест — мой внук и единственный родственник. Кроме того, деньги лишними не бывают. Тем более что ты сейчас остался не у дел.
— Ну, здесь, пожалуй что, вы правы.
Тут распахиваеца входная дверь, и в дом врываеца здоровенный парень, говоря:
— Бабушка, я дома.
По началу я вобще его не узнал. В последний раз мы с ним виделись без малого три года назад. Он вытянулся и стал почти мужчиной: крепкий, рослый, стройный. Вот только в ухе у него была серьга, и я задумался: какое на нем нижнее белье?
— Явился, не запылился? — обращаеца он ко мне.
— Да, вроде того.
— Так-так, и надолго?
— По моим прикидкам, — говорю, — насовсем.
— А чем думаешь заняться? — спрашивает он.
— Еще пока не решил.
— Кто бы сомневался, — бросает он и уходит к себе в комнату.
Что может сравница с теплотой роцтвенной встречи?
Так или иначе, прямо с утра я занялся поисками работы. К сожалению, востребованными спецальностями я не владел, а потому выбор был невелик. Ну, там, канавы копать и протчее. Но даже такие вакансии на дороге не валялись. Похоже, землекопы в данный момент на рынке труда не больно катировались, а кроме того, один начальник сказал, что для такой работы я староват.
— Нам нужны молодые и переспективные, которые стремятся к карьерному росту, а не старперы, которым лишь бы заработать на бутылку дешевого пойла. — Так он выразился.
Дня через три-четыре у меня совсем опустились руки, а через три-четыре недели я уже не испытывал ничего, кроме унижения. В конце концов надумал я солгать миссис Каррен и малышу Форресту. Сказал им, что нашел работу и смогу их содержать, а сам, пустив на оплату счетов свое армейское выходное пособие, днями на пролет торчал в мороженице, ел чипсы и запивал кокой-колой, но хотя бы не оббивал пороги в поисках работы.
В один прекрастный день решил я наведаца в Байю-Ла-Батре: поглядеть, нет ли там для меня чего-нибудь подходящего. В конце-то концов, я в свое время был крупнейшим в этом городке бизнеменом.
То, что я нашел в Байю-Ла-Батре, совсем меня доконало. Извесная «Креведочная компания Гампа» пришла в плачевное состояние: все постройки и причалы обветшали и пришли в негодность, окна зияли пустыми проемами, а парковка заросла бурьяном. К тому этапу моей жизни возврата не было.
Спустившись на пристань, там стояло несколько лодок для промысла креведок, но никто ими не интересовался.
— С креведками здесь дело плохо, Гамп, — говорит один капитан. — Всех креведок уже много лет как выловили. Нынче, чтобы рассчитывать на какую-никакую прибыль, нужно сперва обзавестись таким судном, чтобы без заправки доходило до Мексики.
Я уже собирался сесть на обратный автобус, когда вспомнил, что должен навестить старика-отца Буббы. Да и то сказать: мы с ним, щитай, лет десять не виделись. Пришел я по знакомому адресу — и точно: старый дом по-прежнему на месте, и папа Буббы сидит на крыльце, попивая из стакана чай со льдом.
— Будь я проклят, — сказал он, когда я подошел. — Мне говорили, ты в тюрьме.
— Я свое отсидел, — говорю. — Уж не знаю, когда вы про меня такое слыхали.
Потом я поинтересовался у него на счет креведочного бизнеса, и картина оказалась мрачной, как у всех других.
— Никто их не ловит, никто не выращивает. Ловить — народу нет, выращивать — холодно. Когда ты тут заправлял, это был наш звездный час, Форрест. А потом пришли тяжелые времена.
— Грусно такое слышать, — говорю.
Присел я рядом, и отец Буббы налил мне стакан чая.
— А тебе, часом, больше не встречались те шаромыжники, что пустили тебя по миру? — спрашивает он.
— Какие шаромыжники?
— Да этот летенант Дэн, старик Триббл, обезьяна эта опять же… как, бишь, ее звали?
— Сью, — поцказываю.
— Вот-вот, та самая шайка.
— Думаю, Дэна и Сью винить не стоит. Да и что уж теперь. Оба погибли.
— Да ну? И как это случилось?
— Долгая история, — говорю, и папа Буббы не стал выпытывать, за что я ему благодарен.
— Итак, — спрашивает он под конец, — чем думаешь заняться?
— Не знаю, — говорю. — Но что-то делать надо.
— Пожалуй, — говорит папа Буббы, — можно обратить внимание на устриц.
— На устриц?
— Ну да. Они не так прибыльны, как бывали креведки, но несколько устричных отмелей еще осталось. Загвоздка в том, что люди в наше время боятся есть их сырыми — загрязнение окружающей среды, одно, другое. Отравица можно так, что мало не покажеца.
— А можно, — спрашиваю, — заработать на жизнь промыслом устриц?
— Да как тебе сказать. Это зависит от множества причин. Если в прибрежных водах найдут загрязнение, то устричные отмели закрывают. Шторм пронесся, ураган — все в минус, и конкуренция опять же.
— Конкуренция? И кто же конкуренты?
— Да как раз те, кто пытаеца вести промысел, — отвечает он. — Пришлых они не жалуют. Ребята крутые, да ты, наверно, и сам знаешь…
— Да, — говорю, — припоминаю.
И впрямь. С этими сборщиками устриц шутить не стоило, по крайней мере в прежние времена.
— Так с чего, — спрашиваю, — мне начать?
— Начать не сложно, — отвечает папа Буббы. — Купи себе подержанный ялик да несколько пар устричных щипцов. Подвесной мотор покупать не обязательно — всегда можно сесть на весла, как делалось в мое время.
— И всего-то?
— Да, близко к тому. Я тут знаю все устричные отмели, могу показать. Конечно, тебе надо получить лицензию государственного образца. Это, пожалуй, самый большой расход.
— А вы не поцкажете, где можно ялик приобрести?
— В принципе, — говорит папа Буббы, — у меня есть, так что пользуйся. За домом привязан. Тебе осталось только весла раздобыть — мои-то уж лет десять или пятнацать как пришли в негодность.
Так я и сделал.
Вобще, это показалось мне иронией судьбы: заняца устричным бизнесом после того, как у летенанта Дэна с языка не сходили хорошо приготовленные устрицы.
Черт, до чего же мне его не хватало! Он был бы щаслив до невозможности!
На другой день я встал пораньше, причем в бодром расположении духа. Накануне остатки моего выходного пособия ушли на покупку весел и лицензии. Приобрел я также рабочий комбинзон и несколько корзин для сбора устриц. Когда над проливом Миссисипи поднималось сонце, я уже налегал на весла, двигаясь в том направлении, где, по словам отца Буббы, находились устричные банки. Мне было сказано гребсти вперед до буйка номер шесть, а там встать на одной линии с береговой водонапорной башней и оконечностью островов Пти-Буа к югу. После этого следовало держать курс на озеро Оз-Эрб, где и находились устричные отмели.
Битый час разыскивал я этот буй номер шесть, зато от него до устричных банок было рукой подать. К обеду я натаскал четыре здоровенные корзины устриц — максиум, что мог увезти, — и погреб назад, к берегу.
В Байю-Ла-Батре работала устричная фабрика, и я доставил туда свой улов для подсчета и продажи. В итоге заработал я сорок два доллара шестнацать центов — явно несуразное вознаграждение за четыреста с лишним устриц, которых предприятие после обработки сбывает в рестораны по доллару за штуку. Но что поделаешь: я был не в том положении, чтобы торговаца.
Иду я по улице к автобусу на Мобайл, в кармане сорок два доллара и шеснацать центов, еще тепленькие, но тут из-за угла выходят шестеро чуваков и прегорождают мне путь.
— Ты здесь, типо, пришлый, да? — спрашивает один громила.
— Допустим, — говорю. — А вам-то что?
— Мы слыхали, ты наших устриц собирать повадился, — говорит другой.
— С каких это пор они ваши? Я думал, в воде все устрицы общие.
— Да неужели? Ну, в принципе устрицы действительно общие, если, конечно, ты из местных. А тех, кто нам переходит дорогу, мы не жалуем.
— Послушайте, — говорю, — меня зовут Форрест Гамп. Раньше у меня тут была «Креведочная компания Гампа». Значит, я по ходу тоже из местных.
— Не врешь? А моя фамилия Миллер. Смитти Миллер. Как же, помню твою компанию. Ты здесь всех креведок выловил и тем самым у нас у всех бизнес отжал.
— Послушайте, мистер Миллер, — говорю я, — мне лишние проблемы ни к чему. Просто я должен семью кормить, а потому хочу малость пощипать устриц — и до свиданья.
— Да что ты говоришь? Ну смотри, Гамп. Мы с тебя глаз не спустим. Говорят, ты якшаешься со старым хрычом, у которого сын во Вьетнаме убит.
— Его звали Бубба. Он был моим другом.
— Вон оно что? Короче, Гамп, у нас тут свои законы. Если собираешься осесть в наших краях, советуем тебе эти законы выучить на зубок.
— А кто, — интересуюсь я, — эти законы устанавливает?
— Мы.
И пошло-поехало. Смитти напрямую не запретил мне промышлять устриц, но у меня возникло такое ощущение, что главные проблемы еще впереди. Короче, возвращаюсь я домой, расказываю миссис Каррен и малышу Форресту, что нашел постоянную работу, и они, похоже, довольны. Если повезет, я заработаю достаточно, чтобы удержать миссис Каррен от продажи дома и ухода в пансион. Пускай сегодня прибыли мои невелики, но это только начало.