— Ох, не знаю. Думаю, они выполняли приказ. Точно такой же вопрос задал мне давным-давно папа Буббы. А может, они просто оказались не в том месте не в то время.
— Это я понимаю, но зачем была та война?
— Ну, нам сказали, что Содом Хусейн напал на мирный народ Кювейта.
— Это правда?
— Так нам сказали.
— А сам-то ты как считаешь?
— Многие говорили, что война была из-за невти.
— Из-за неф-ф-фти… да, я тоже об этом читал.
— Думаю, за невть они и погибли, — волей-неволей сказал я.
Приехали мы в Байю-Ла-Батре, забросили корзины в ялик, и я погреб к устричному мелководью. Над Мексиканским заливом поднималось сонце, в утреннем небе плыли пушистые розовые облака. Вода была прозрачной и гладкой, как столешница, а тишину нарушали только всплески весел. На мелководье я показал малышу Форресту, как втыкать одно весло в ил, чтоб лодка не двигалась с места, пока я шарился по отмелям и при помощи длинных щипцов откусывал те устрицы, что покрупней. С погодой нам повезло, и вскоре малыш Форрест сказал, что тоже хочет немного поработать щипцами. У него был такой довольный вид, кабудто мы собирали не устриц, а жемчуг. Вобще говоря, в некторых раковинах и впрямь попадались жемчужинки, но приличных денег они не стоили. Устрицы были не те.
Набрали мы дневную норму, и я погреб назад, к устричному цеху, но на полпути Форрест-младший сам попросился на весла. Мы поменялись местами. Полчаса нас болтало из стороны в сторону, но в конце концов он наловчился.
— А почему ты не купишь к этой лодке мотор? — спрашивает малыш Форрест.
— Сам не знаю, — говорю. — Порой мне даже нравица идти на веслах. Тишина, покой. Есть время подумать.
— О чем?
— Да так, — говорю. — Ни о чем особенном. Вобще-то, думать — это не мое.
— Мотор смог бы сэкономить нам время, — гнет свое Форрест-младший, — и увеличить производительность труда.
— Наверное.
Вобщем, добрались мы до пристани, где был цех по обработке устриц, и выгрузили свой улов. Закупочная цена сегодня была немного выше обычной, посколько, обьеснил приемщик, множество устричных отмелей закрыли по причине загрязнения, так что спрос на наши устрицы вырос, чему я только порадовался. Малыша Форреста я отправил к пикапу за корзинками со снедью, чтобы нам подкрепица будьтебродами, не отходя от пристани, — вроде как устроить пикник на воде.
Я решил все вопросы с приемщиком, и тут возвращаеца малыш Форрест, совершенно убитый.
— Ты знаешь, — спрашивает, — такого Смитти?
— Ну. Знаю такого. А что?
— А то, что «Ванде» кто-то проколол передние шины. А этот тип стоял на другой стороне улицы и ржал. Я спрашиваю, не знает ли он, кто это сделал, а он такой: «Без понятия, но ты передай своему дружбану привет от Смитти».
— Тьфу ты, — только и выдавил я.
— И кто это такой?
— Да просто один тип.
— Но ему, похоже, это было в кайф.
— Наверняка. Ему и его дружкам не по нутру, что я здесь собираю устриц.
— У него в руке был устричный ножик. Думаешь, это его проделка?
— Возможно. Беда в том, что доказательств у меня нету.
— Так почему ты не выяснишь? Надо у него спросить.
— Думаю, этих парней лутше оставить в покое, — говорю. — Себе дороже будет с такими связываца.
— Но ты же их не боишься, правда?
— Да не особо. Я что хочу сказать: это местные ребята. Они бесяца, когда я собираю их устриц.
— Их устриц?! Устрицы в воде — общие.
— Да, я-то знаю, а они по-другому мыслят.
— Так ты собираешься терпеть, пока они будут нас гнобить?
— Я, — говорю, — собираюсь занимаца своим делом, а их не трогать.
Тут малыш Форрест развернулся, пошел обратно к пикапу и принялся заклеивать проколутую шину. Смотрю на него издали: он что-то бормочет и ругаеца себе под нос. Я понимаю, каково ему, но в данный момент не могу позволить себе никаких разборок. У меня, как-никак, семья.
Глава 14
А потом это все же случилось. Нашу лавочку прикрыли.
Как-то утром приезжаем мы с малышом Форрестом на пристань, а там повсюду расклеены здоровенные объявы: «Ввиду загрязнения воды сбор устриц запрещен вплоть до соответствующего распоряжения. Нарушители будут привлекаться к ответственности».
Что и говорить, новость была паршивая. Мы и без того висели на волоске, но пришлось вернуца домой ни с чем. Кругом висела промежная тьма, а с расцветом я вовсе скис и за завтраком только глушил кофе, когда в кухню вошел малыш Форрест.
— Есть идея, — говорит он.
— И какая же?
— Я, кажись, придумал, как можно обойти запрет.
— И как же? — спрашиваю.
— В общем, изучил я этот вопрос, — начал малыш Форрест. — Как ты смотришь на то, чтобы убедить инспекторов Комитета по рыболовству и охране природы, что каждая добытая нами устрица будет аболютно чистой?
— И как же мы это сделаем?
— Начнем их перетаскивать, — говорит он.
— Кого перетаскивать? Инспекторов?
— Устриц. Понимаешь, устрицы при загрязнении чувствуют себя прекрасно, только в пищу не годятся, потому что становятся разносчицами инфекций. Это всем известно. Однако я выяснил, что устрица полностью самоочищается каждые двадцать четыре часа.
— И дальше что?
— А то, что устрицу можно выловить даже в загрязненной воде, а затем перенести подальше в залив, где вода чистая, прозрачная и соленая. От нас потребуется всего ничего: примерно на сутки погрузить устриц на метр-полтора в глубину — и они снова будут свистеть-блестеть, как новенькие.
— А у нас получица?
— Конечно. Не сомневаюсь. Причем все, что нам понадобится, — это еще один ялик, чтобы отбуксировать его к одному из островков, куда не добралось загрязнение, и оставить выловленных устриц на сутки в чистой воде. Эти моллюски не только сами себя очистят от всякой гадости, но и наверняка станут еще вкусней, когда в заливе напитаются морской солью.
— А что, — говорю, — похоже, из этого и впрямь может выйти толк.
— Вот-вот. Работы, конечно, малость прибавится, потому как устриц придется перетаскивать в залив и снова вылавливать, но это все же лучше, чем ничего.
Так мы и сделали.
Кое-как убедили ведомство штата по рыболовству и охране природы, что наши устрицы не будут прецтавлять угрозы здоровью. Наладили транспортировку улова на ялике с устричных банок прибрежной бухты в залив, но из-за повышенного спроса вынуждены были купить баржу. Кроме того, оказавшись единственными в городе оптовыми поставщиками устриц, расценки наши поцкочили до небес. Шли недели и месяцы, наш устричный бизнес расширялся, приходилось задействовать новые баржи, а также нанимать дополнительную рабочую силу.
У Форреста-младшего возникла еще одна идея: по сути, на ней мы и поднялись.
— Слушай, — говорит он в один прекрастный день, после доставки солидного груза, — я тут подумал: а где лучше всего растут устрицы?
— В говне, — ответил я.
— Вот именно, — подтвердил он. — А где больше всего говна во всей бухте?
— Пожалуй, — говорю, — возле очисных канализационных соружений.
— Точно! Значит, вот что мы сделаем: отправимся туда и поселим там устриц! Тысячи… а то и миллионы. Закажем дощатые поддоны или что там требуется для выращивания личинок. Поставим это дело на поток — будем лодками доставлять отъевшихся на говне устриц к нашим баржам, стоящим в заливе. У меня даже созрела идея погружной баржи: достаточно затопить ее вместе с загрязненными устрицами, а где-то через сутки поднять, откачать воду — и хоп! — у нас готова целая баржа чистейших, свежайших устриц!
Мы и это сделали.
Прошел год, и возле очисных соружений мы стали добывать устриц в таких количествах, которыми рисковали привлечь внимание правоохранительных органов, а также расширили сферу деятельности: открыли свой цех по обработке устриц, службу логистики и отдел маркетинга.
«Гамп и компания» — так я назвал наше предприятие, которое обезпечивает высоко качественными устрицами все Соединенные Штаты Америки.
В связи с этим мама Дженни буквально возродилась к жизни и стала работать у нас администратором. Заевила, что чуствует себя «полностью обновленной», и больше не заговаривала о пансионе для престарелых. Она даже прикупила себе новый кадиллак с откидным верхом и рассекает на нем в сарафане и шляпке.
Еще через пару месяцев маштабы нашего предприятия вынудили меня заняца рекрутингом. Разыскав мистера Бозоски и Майка Маллигена, я поставил их во главе финансового отдела — решил, что тюрьма вправила им мозги.
Старина Дрын, с которым мы когда-то торговали энциклопедями, возглавил у меня отдел продаж — и увеличил объемы сбыта нашей продукции на пятцот процентов! Кертис и Змей, закончившие футбольную карьеру в «Гигантах» и «Святых», организовали у меня службу безопастности.
Нашел я и старину Альфреда Хоупвелла, с которым некода замутил разработку «Нью-коки»: он возглавил у нас опытно-конструкторское бюро. Его женушка, миссис Хоупвелл, чье материальное положение сильно подорвали беспорядки в Атланте, отвечает у нас за связи с государственными структурами, и вот что я вам скажу: при ней у нас не возникает ни малейших трений с чинушами из Комитета по рыболовству и охране природы. Когда они приезжают к ней на деловые встречи, я всякий раз слышу звон китайского гонга и точно знаю, что у нее все под контролем.
Мистер Макгиввер, свиновод, перебивался с хлеба на воду после катастрофы «Эксон-Вальдеса», и я взял его к себе ответственным за эксплуатацию устричных барж. Он бросил пить, и при нем ни одно наше судно даже не село на мель. При этом в разговоре он по-прежнему любит изображать из себя пирата, но такая манера, как я предполагаю, только повышает его авторитет у экипажей.
У полковника Норта тоже были разного рода проблемы, и я дал ему пост начальника отдела секретных операций. В задачи этого подразделения входит главным образом забота о том, чтобы все наши устрицы поступали к потребителю свежими и чистыми, без малейшего дефекта или пятнышка.