Гамп и компания — страница 37 из 38

— А тебе, Гамп, не пофигу? — цедит он. — Подумаешь, малость позабавились.

— Это теперь называеца забавой? Когда твоя банда избивает старика тухлыми рыбинами — по-твоему, это забава?

— Черт, Гамп, тебя это сильно колышет? Он же просто дряхлый ниггер.

Пришлось обьеснить. Перво-наперво схватил я Смитти за куртку и оторвал от земли. Затем развернул мордой в ту сторону, где на причале скопилось птичье гуавно. И ткнул его туда носом. А дальше развернул я Смитти к себе задом и дал ему такого поджопника, от которого он слетел с причала прямиком в одну из моих устричных лодок. Приземлился он навзничь, тогда я, недолго думая, растегнул ширинку и поссал на него сверху.

— Еще раз тронешь моего человека, — сказал я ему, — и пожалеешь, что не родился овощем.

Наверно, это не самая остроумная фраза, но в тот момент острить мне расхотелось.

И вдруг получаю я удар повыше локтя. У одного из прихвостней Смитти оказалась на готове доска с торчащими гвоздями — ну, доложу я вам, боль была ацкая. Но я так взъелся, что боль уже не могла меня остановить. Сгреб я этого в охапку, а рядом стоял огромный ледник — туда я его и засунул вниз головой. Третий смельчак двинулся на меня с монтировкой; пришлось схватить его за волосы и от души раскрутить, как спортивный молот, а потом отпустить. И отправился он в свободный полет к берегам Кубы, а может, Ямайки. Другие отморозки, увидев такое, попятились.

Сказал я только одно:

— Запомните, что видели. Такое может случица с каждым.

Этим дело и кончилось.

В сгустивших сумерках народ из «Гампа и компании» испускал восторженные крики и улюлюкал в адрес Смитти и его засранцев. При мутном свете я заметил в толпе одобрительно кивавшего сержанта Кранца. Я ему подмигнул, а он поднял вверх оба больших пальца. Мы с сержантом Кранцом приятели с незапамятных времен и, хочу верить, неплохо друг друга понимаем.

В следущий миг кто-то потянул меня за рукав. Это был малыш Форрест, который смотрел, как от удара доской с гвоздями у меня по руке стекает кровь.

— Больно, папа? — спрашивает малыш Форрест.

— Что-что?

— Я спросил: больно, папа? У тебя кровь хлещет.

— Нет, как ты меня назвал?

— Я люблю тебя, папа, — вот что он сказал. И мне этого было достаточно. Будьте уверены, господа хорошие.

Будьте уверены.


Примерно так это и завершилось. Толпа рассеялась, и я прошел к бухточке. Там есть место, откуда виден весь ближний залив и пролив Миссисипи, а в далеке еще и Мексиканский залив, а в ясную погоду вобще можно разглядеть все, в плоть до самой Мексики или Южной Америки. Но вечер по-прежнему стоял мглистый, а потому я просто сделал пару шагов и опустился на скамью. Подошел малыш Форрест и сел рядом. Мы оба молчали, потому как я прикинул, что почти все уже сказано, и это привело меня к мысли: какой же я все-таки счасливчик. Делаю свою работу, поднимаю сына — гордого красавца, на каждом витке своей жизни завожу друзей. И сейчас невольно вспомнился каждый. Некторые — старина Бубба и Дженни, моя мама, и Дэн, и Сью — уже ушли, но, как видно, не совсем, ведь всякий раз, когда на воде звучит туманный горн или колокол бакена, я про них думаю. Они где-то не подалеку. А ведь у меня есть малыш Форрест, и миссис Каррен, и сержант Кранц, и все остальные, кто по прежнему рядом. Помню я и те слова, что сказала мне Дженни про Гретхен. А потому я, в своем роде, самый счасливый человек на всем белом свете.


Осталось упомянуть только одну подробность: про мою жизнь решили снять кино. Это редкость, даже для меня. Кто-то прослышал, что есть некий идиот, который не потерялся в этой жизни, — такие удевительные истории нынче называюца «человек укусил собаку».

Итак, в один прекрастный день являюца ко мне голливуцкие продюсеры и сообщают, что намерены сделать обо мне художественный фильм. Ну, остальное в общих чертах многие из вас уже знают. В Голливуде и впрямь сняли фильм, и по всему миру на него ломились толпы народу. Мистер Том Хэнкс, с которым мы познакомились памятным вечером в Нью-Йорке, сыграл конкретно меня — получилось неплохо.

Потом пришло время лететь в Калифорнию, на торжественное вручение наград Кино-Академии. Я позвал с собой всех друзей, и мы сидели в публике — мне досталось место рядом с родней Буббы. Вы не поверите, но фильм взял львиную долю «оскаров», а под конец, когда всех отметили благодарностями, вспомнили даже про меня.

В роли ведущего там подвязался какой-то мистер Леттерман: человек довольно приятный, с чистоколом крупных зубов: он привел с собой дрисерованную собачку, а, условно говоря, на десерт объевил, что в этом году спецальный приз вручаеца лично Форресту Гампу, как «самому обоятельному клиническому идиоту Америки», и меня вызвали на сцену.

После вручения мистер Леттерман спрашивает, не хочу ли я чего сказать перед телекамерами. А я много чего хотел сказать, просто до поры до времени держал при себе. Но потом обвел глазами все эти шикарные наряды, дорогие побрякушки, красивых женщин, видных мужчин — и сказал первое, что пришло на ум, а именно, понятное дело:

— Мне бы по маленькому.

Ну, сперва никто не захлопал, не зашикал, ничего такого, все смутились, посколько нас, как-никак, показывало нацианальное телевидение и не только. После краткого затишья зрители начали что-то не внятно бормотать и перешептываца.

А мистер Леттерман, который чует, что должен разрулить ситуацию, вроде бы не очень понимает, как это сделать, но дает знак рабочим сцены, чтоб те притаранили длинный багор и утянули меня за кулисы. И в тот миг, когда меня уже поддели крюком за шиворот, над рампой пролетел выпущенный из зала снаряд. Это малыш Форрест, видимо, на столько разволновался, что заместо попкорна, которого там почему-то не подавали, сжевал всю программку церемонии вручения «оскаров» и в результате воружился крупнейшим, я думаю, в мире комом жеваной бумаги. А когда меня пытались утянуть со сцены, он прицельно метнул этот снаряд и угодил мистеру Леттерману промежду глаз!

Гретхен, понятное дело, пришла в ужас и запричитала: «Ах, боже мой!» Но, доложу я вам, зрелище было бесподобное! Началось форменное света прецтавление. Зрители повскакали с мест, вопят, пальцами тычут, что-то выкрикивают, а добряк мистер Леттерман мечеца позади ораторской трибуны, отлепляя со лба здоровенный ком жеваной бумаги.

Внезапно все крики из зала перекрыл один-единственный голос, и что я слышу:

— Это мой папа! Это мой папа!

А мне, чесно вам признаюсь, больше ничего и не нужно. Достаточно, по-моему, будет сказать, что мы там отметились, а потом опустился занавесь.

Понимаете меня?

Примечания

С. 9. Майкл Маллиген — аллюзия на имя американского финансиста Майкла (тж. Майка) Милкена (р. 1946). Считается основателем рынка высокодоходных (т. н. мусорных) облигаций. В 1990 г. был осужден на 10 лет за махинации на рынке ценных бумаг, однако вышел на свободу по прошествии без малого двух лет. Известна его фраза: «Не существует нехватки капитала, есть лишь недостаток таланта».

Айвен Бозоски — аллюзия на имя Айвена (тж. Ивана) Боски (р. 1937), крупнейшего арбитражера США, сына русского эмигранта. Его фраза «Жадность — это хорошо», с которой он начал выступление на одной из конференций, стала крылатой.

С. 52. «Нью-кока», фу-ты ну-ты. Выдумывают неизвестно что, лишь бы продать. — Аллюзия на скандал 1985 г., когда компания «Кока-кола» в условиях растущей конкуренции (и по результатам слепого тестирования, показавшего, будто потребители предпочитают пепси-колу) отказалась от классического рецепта и вывела на рынок напиток «New Coke», приближенный по вкусу к пепси (с повышенным содержанием сахара и с более яркими ванильными и апельсиновыми нотами). Возмущенные любители классической кока-колы устроили массовую кампанию протеста, и буквально через полгода в магазинах появилась приготовленная по привычному рецепту «Coca Cola Classic» (вскоре слово «classic» убрали, потому что «New Coke» сняли с производства), а весь топ-менеджмент компании, ответственный за неудачный ребрендинг, был уволен.

С. 63. Доктор Килдэр — герой одноименного драматического сериала производства США (1961–1966), молодой медик-интерн в крупной столичной больнице, осваивающий азы профессии.

С. 74. …бойню шестьдесят четвертого — когда Лестер Мэддокс начал раздавать топорища в своей забегаловке. — Лестер Мэддокс (1915–2003) — американский политик, демократ-популист, сторонник сегрегации; губернатор штата Джорджия в 1967–1971 гг. Личность и деятельность Мэддокса получают неоднозначную оценку в США. Упомянутый в романе эпизод связан с инцидентом в принадлежавшем Л. Мэддоксу недорогом ресторане «Пикрик». После вступления в силу Закона о гражданских правах (1964) Мэддокс заявил, что скорее ликвидирует свое заведение, чем откроет его для чернокожих. Когда в апреле 1964 г. к ресторану подошли трое студентов-афроамериканцев, то присутствовавшие в зале — со слов Мэддокса, в основном посетители, но также кое-кто из обслуживающего персонала — сорвали, причем по собственной инициативе, с противопожарных щитов двенадцать топорищ и бросились на улицу, дабы предотвратить «неминуемое вторжение». Правда, Мэддокс умолчал о том, что сам подрабатывал продажей топорищ трех размеров («для папы, для мамы, для малыша»), в точности повторявших форму дубинок, которыми избивали демонстрантов.

С. 112. Я — полковник Оливер Норт… — Оливер Норт (р. 1943) — бывший офицер морской пехоты, соучастник — наряду с адмиралом Пойндекстером — скандала «Иран — контрас» (см. ниже). Как заместитель главы Совета национальной безопасности США, контролировал ряд общественных организаций, занимавшихся изысканием средств для контрас, и разрабатывал сложные схемы поставок ракет в Иран через третьи страны. Деятельность О. Норта, отправленного в отставку в 1986 г., подверглась тщательному расследованию, однако, уничтожив множество документов и пойдя на сделку со следствием, полковник избежал какого-либо наказания. Впоследствии был приглашен в качестве консультанта для разработки сценария компьютерного шутера «Call of Duty: Black Ops II» (на тему борьбы с терроризмом), а также стал его персонажем.