Звали ее миссис Хоупвелл, но она велела говорить ей Элис.
Миссис Хоупвелл — Элис — провела меня в огромную залу с высоченными потолками и причудлевой мебелью и предлагает чего-нибудь выпить. Я кивнул, а она:
— Что предпочитаешь: бурбон, джин, скотч?
Но я не забыл, как Дрын нас инкрустировал насчет выпивки на работе, и говорю: мне бы коки-колы. Возвращаеца она с кокой-колой, и я завожу свою песню. Примерно до середины отбубнил, а миссис Хоупвелл и говорит:
— Спасибо, Форрест. Достаточно. Я возьму.
— Что возьмете? — переспрашиваю, не веря своему щастью.
— Энциклопедии твои, — отвечает. — Возьму один комплект.
Она спросила, на какую суму выписать чек, и я обьеснил, что на самом-то деле она их не покупает, а всего лишь оформляет подписку на покупку ежегодного ежегодника, которой хватит до конца ее дней, но она только отмахнулась.
— Показывай, — говорит, — где подписать договор.
И я показал.
Между делом хлебнул я коки-колы. Бр-р-р! Помои какие-то! Сперва я даже подумал, что она мне чего-то другого плестнула, но нет, жестянка на серверовочном столике осталась.
— А теперь, Форрест, я переоденусь во что-нибудь полегче, — сообщает мне миссис Хоупвелл.
Я про себя думаю: куда уж легче, но это, разумееца, не мое дело.
— Да, мэм, — говорю.
— Зови меня Элис, — настаевает она и, махнув подолом, ищезает.
Сижу я один, смотрю на эту бурду, и мне все больше пить охота. Жалею, что не попросил другую коку-колу, хотя бы «роял краун», что ли. Короче, прикинул я, что хозяйки еще пару минут не будет, и рванул туда, где, по моим расщетам, кухня была. В жизни не видал такой кухни! Прикиньте: больше, чем весь дом, в котором Дженни выросла, повсюду кафель, натуральное дерево, нержавейка, да еще огни с потолка светят! Залез я в холодильник, чтоб поискать другую коку-колу — может, думаю, та протухла. К моему удевлению, вижу банок пядесят, откупыриваю одну и делаю здоровенный глоток. Фу-у-у! Пришлось выплюнуть. На вкус — конкретное говно!
Ну, не конкретное, допустим — кто его знает, каково оно на вкус. А это пойло — премерно как скипидар со свиным жиром, да еще с сахарком, и разбавленный шипучкой. Да, думаю, кто-то над хозяйкой прикололся.
И тут как раз входит миссис Хоупвелл.
— А, Форрест, вижу, ты сам сориентировался. Я ведь не знала, что тебя мучит жажда, бедный мальчик. Ну-ка, давай перельем в стакан.
Пришла она в розовой ночнушке, которая выставляла на показ все, что при ней, а это не мало, и в пушистых розовых шлепанцах — ну, думаю, на боковую собираеца.
Но я теперь на чеку. Достает она стакан, который от чистоты весь радугой искрица, бросает туда лед, а сверху наливает коку-колу. Я слышу, как лед в стакане потрескивает, а сам думаю: как же это пить, и тут миссис Хоупвелл говорит, что на минутку меня покинет — хочет «освежица». Только я собрался опять это пойло в раковину выплестнуть, как пришла мне на ум одна идея. Как эту жижу не много улутшить. Вспомнил я свою студенческую пору: однажды мне до того захотелось домашнего лимонаду, что я прямо вкус его во рту чуствовал, но лаймов купить не удалось, а мама как раз прислала мне банку нектарин, так я за место этого приготовил нектаринад, отжав нектарины через свой носок. Эта кока-кола — дрянь порядошная, но решил я хоть как-то ее использовать, посколько язык у меня стал сухой, кабудто подошва — так не долго и помереть от обезвоженья. Мог бы, кстате, просто воды себе налить, но зацыклился почему-то на этой коке-коле.
В кухне была просторная кладовушка, а там — сотни разных склянок и бутылочек всех размеров и видов. На одной этекетка «кумин», на другой — «табаско», на третей — «уксус с острогоном». Банки какие-то стоят, плакончики. Приметил я олифковое масло — думаю, хоть не много вкус сала перебьет, потом шоколадный соус взял, чтоб не так скипидаром оддавало. На столешнице тазик стоял: вылил я в него ингридеентов двацать-трицать, перемешал пальцем, а потом прегоршню зачерпнул и добавил себе в стакан. Пойло аж вспенилось, зашипело, вот-вот взорвеца, но чем дольше я его перемешивал со льдом, тем красивей получалось, а через пару минут уже выглядело как обыкновенная кока-кола.
А я совсем загибаюсь, словно золота искатель в пустыне, который на сонце поджарился, ну, взял я стакан да и осушил залпом. На этот раз хорошо пошло: пусть не кока-кола, но и не говно все ж таки. Вполне преемлимо, я сразу второй стакан себе наболтал.
Тут возвращаеца в кухню миссис Хоупвелл.
— Ну, Форрест, — говорит, — как тебе эта кока-кола?
— Вполне, — отвечаю ей. — Я, кстате, щас добавку буду. Хотите?
— Нет-нет, спасибо, Форрест, избавь.
— Почему? — спрашиваю. — Вам разве пить не хочеца?
— Не в том дело, — говорит она. — Просто я предпочитаю другие напитки.
Отошла, плестнула себе полстакана джина и до верху апельсинового сока долила.
— Меня, — говорит, — всегда поражает, как люди пьют эту отраву. К слову сказать, изобрел ее мой муж. Ей хотели дать название «Нью-кока».
— Правда? — удевился я. — По вкусу-то совсем на прежнюю не похожа.
— Ой, не говори, парень! Я в жизни такой дряни не пробовала. Смахивает на… черт, даже не знаю… на скипидар, что ли.
— Во-во, — говорю. — Точно.
— Дурацкая идея этого названия исходила от боссов компании «Кока-кола», заседающих в Атланте. «Нью-кока», фу-ты ну-ты. Выдумывают неизвестно что, лишь бы продать. А мое мнение — эта затея провалится с треском.
— Неужели? — спрашиваю.
— Вот увидишь. Между прочим, ты первый, кто выдул целый стакан и не поперхнулся. Представляешь, мой муж — вице-президент компании «Кока-кола», он отвечает за исследования и разработки. А мое мнение — каковы исследования, таковы и разработки!
— Вобще-то, — сообщаю я, — если чего-нибудь туда добавить, получается терпимо. Если довезти слегка до ума.
— Да? Ну, это не моя проблема. Слушай-ка, — говорит, — ты не для того в дом приглашен, чтобы обсуждать бредовые планы моего мужа. Я ведь купила у тебя эти чертовы справочники или как их, так что теперь услуга за услугу. На сегодня у меня был назначен сеанс массажа, а массажист не явился. Ты сможешь размять мне спину?
— Что-что?
— Размять спину: я лягу, а ты сделаешь мне массаж спины. Ты такой знаток умных книжек, что уж наверняка вычитал, как спину разминают, правильно я понимаю? Думаю, с этим каждый дурак справится.
— Да, но…
— Слушай, парень, — перебила она, — забирай эту отраву и ступай за мной.
Привела меня в какую-то комнату: все стены в зеркалах, а по центру здоровенная койка возвышаеца. В потолок динамики вделаны, оттуда музыка струица, а у койки стоит большой китайский гонг.
Залезла миссис Хоупвелл на кровать, сбросила шлепанцы, а потом и ночнушку, обмоталась ниже талии полотенцом и легла на живот. Я стараюсь на нее не смотреть, но это затруднительно, посколько кругом зеркала.
— Ну, — говорит, — приступай.
Встал я как бы с боку и начал разминать ей плечи. Она такая: «Ох, ах». И чем дальше, тем громче.
— Ниже! — командует миссис Хоупвелл.
Растираю ниже, а куда уж ниже-то! Мне, конечно, не ловко. К самой кромке полотенца приблизился. Хозяйка прямо задыхаеца — и вдруг руку протянула да как саданет по китайскому гонгу! Аж зеркала задрожали, того и гляди отваляца.
А она стонает:
— Возьми меня, Форрест.
— Взять с собой? Куда бы вам хотелось пойти? — уточняю.
— Просто возьми! — Уже на крик перешла. — Немедленно!
Тут мне на ум пришла Дженни и уйма всякого другого, но миссис Хоупвелл уже в меня вцепилась, на койке извиваеца, дышит тяжело, и вся эта херь уже выходит из-под контроля, но вдруг, без стука даже, дверь в зеркальную комнату распахнулась и на пороге поевился какой-то шибздик: на нем костюм, галстук и очки в тонкой металической оправе — ни дать ни взять нацисский преступник.
— Элис, — кричит, — кажется, я все понял! Если в рецептуру включить стальную стружку, привкус скипидара уйдет!
— Господи, Альфред! — вопит миссис Хоупвелл. — Почему ты в такое время дома? — Села в койке и пытаеца для приличия полотенце натянуть повыше.
— Это решение, — сообщает шибздик, — утверждено в моем отделе!
— Решение! Какое решение? — интересуеца миссис Хоупвелл.
— По «Нью-коке», — обьесняет он и заходит в комнату, кабудто меня там нету. — Думаю, мы нашли способ заставить потребителей ее пить.
— Ой, я тебя умоляю, Альфред. Как ты их заставишь пить такую гадость? — У миссис Хоупвелл сделался плаксивый вид. А на ней только и есть, что полотенце: она хочет им прикрыть и верх, и низ. Получаеца у ней неважнецки, тогда она хвать с пола ночнушку — и полотенце вобще сронила. Я глаза отвожу, но во всех зеркалах видок один и тот же.
И в этот миг Альфред — вроде бы так его звали — замечает меня.
— Вы, — спрашивает, — массажист?
— Типо, — говорю.
— Это ваша кока-кола?
— Ага.
— И вы ее пьете?
— Угу.
— Без дураков?
Я кивнул. Как отвечать — не понятно, посколько это его новое изобретенье.
— И вкус, по-вашему, не отвратителен? — А у самого глаза как шары.
— Сейчас уже нет, — говорю. — Я ее довел до ума.
— Довел до ума? Это как?
— Плестнул в нее, что под рукой было.
— Дай-ка сюда, — потребовал он.
Забрал у меня стакан, к свету поднял, изучает, как лаболаторный сосут с не апетитным анализом. Потом пригубил, сощурился. Глянул на меня, на миссис Хоупвелл — и глотнул от души.
— Видит бог, — говорит, — это дерьмо заметно улучшилось!
Отхлебнул еще, изумился, кабудто ему что-то привиделось.
— И правда, довел до ума! — кричит. — Как, черт тебя раздери, ты это довел до ума?
— Плестнул туда, — обьесняю, — что в кладовушке было.
— Ты? Массажист?
— Он не совсем массажист, — встревает миссис Хоупвелл.
— Не совсем? Тогда кто же он?
— Я, — говорю, — занимаюсь энциклопедями.
— Энциклопедями, говоришь? — переспрашивает Альфред. — А чем ты в этой комнате занимаешься? С моей женой?