Первую заправку мы сделали где-то в районе Харькова, совершив посадку на чьё-то поле. Пока я заправлял вертолёт, дети бегали вокруг, играя в снежки. Снега появились под нами ещё час назад, сейчас, например, я стоял почти по колено в сугробе.
Заправив технику и осмотрев её – вертолёт был специально подготовлен к полётам в холодной зоне, салон серьёзно утеплён, – я с трудом загнал детей обратно, и мы полетели дальше. Следующая посадка была где-то в районе Орла, вокруг снега и деревушки, трудно сориентироваться. Вот дальше отправиться не получилось. Не успели мы взлететь и пролететь буквально сто километров, как впереди фактически стеной на нас начала надвигаться снежная буря, поэтому я принял решение совершить посадку и поменять технику на более подходящую. То есть на снегоход.
Беда была в том, что летели мы в данный момент над лесом, однако нам повезло, я рассмотрел сверху узкую полоску дороги и двигающийся по ней поезд из трёх саней. Видимо, аборигены тоже почувствовали изменение непогоды и спешили в ближайший населённый пункт. Именно по движению санного поезда я их и засёк среди деревьев.
Определив, куда они направляются, и, играя штурвалом, повернул вертолёт в ту же сторону и буквально через минуту действительно обнаружил скрытую в лесу деревушку. Рядом был покрытый сугробами луг, к нему я и направился, сбрасывая скорость.
Снег уже шёл крупными хлопьями, когда мы совершили посадку, благо она прошла нормально, покинули салон, после чего я убрал машину в «запазуху» и тут же вызвал одну из «БМП-2», мало ли кто тут живёт, стоит поберечься. Тем более дети уже одеты в зимнюю одежду и потерпят в салоне.
Мы забрались в салон бронемашины, я запустил двигатель, и мы, пробивая колею, направились к дороге, что вела на единственную улицу деревушки. Посмотрим, как тут нас встретят.
– Чёртова непогода, – пробурчал я, управляя машиной. – Если бы не она, мы бы уже к вечеру были во Владимире и встали на постой.
К счастью, деревня оказалось нормальной, обслуживающей государственный тракт, что проходил через лес. Об этом я узнал чуть позже.
Выехав на дорогу и поднимая тучи снега траками, я направился было к деревне, но пришлось съехать в сторону. Дело в том, что этот укатанный санный съезд дорогой назвать сложно, с обеих сторон траки БМП проваливались в снег, доставая до земли, а посередине машина скребла днищем по накатанному насту, и мы чуть было не застряли. Вот и пришлось уйти немного в сторону и катиться с лёгким креном одной гусеницей по санному следу, другой по обочине.
Въехали в деревню, видно было плохо из-за усиливающегося снегопада, но мне сверху показалось, что в деревне было домов десять, не больше. Тем более, сверху я рассмотрел большое здание с многочисленными постройками, которое принял за подворье корчмы или постоялого двора. Именно туда я и правил.
На счастье, ворота были распахнуты настежь, мне кажется, они вообще вросли если не в землю, то в снег, поэтому мы спокойно вкатились во двор, ширины вполне хватило. Когда я остановил машину в трёх метрах от крыльца, заглушив мотор, то заметил, как наружу вышла полная тётка, закутанная в платки, со свечой в руках, огонёк которой она прикрывала руками. Та в ужасе взвизгнула и, выронив свечу, скрылась внутри здания.
– Выходим, – велел я детям.
Едва мы покинули десантный отсек БМП и убрали её в «запазуху», как дверь распахнулась и наружу осторожно выглянул довольно молодой мужчина в накинутом сверху тулупе. Он не был застёгнут, и под ним я рассмотрел мундир госслужащего. Правда, я не знал какого, не разбираюсь в них, но это уже хорошо. Убрав в кобуру пистолет, которым я держал на прицеле неизвестного, вышел вперёд и спросил:
– Постоялый двор?
– Почтовое отделение, – пояснил тот, ещё раз оглядев двор. – Но комнаты сдаём… Вы тут ничего не видели?.. Хотя о чём это я, негоже гостей на пороге держать в такую погоду, проходите.
Служащий посторонился, а мы прошли в большой освещённый свечами и двумя лучинами зал. Я первый, настороженно крутя головой, за мной дети, последним хозяин.
– Сейчас Марфа Петровна обед разогреет, пополдничаете. Потом она вам комнату подготовит. Вы не против поселиться в одной комнате?
– Более того, я ещё и настаивать на этом буду, – улыбнулся я. – Михаил Геннадьевич Солнцев, путешественник. Со своими детьми изучаю Россию.
– Игорь Михайлович Слащёв, служащий местного почтового отделения, – представился мужчина. – Вы, кстати, ничего снаружи не видели, сперва гудело в воздухе, потом рычало во дворе. Марфа Петровна выглянула, там увидела большое чудовище, что на неё глядело одним ярким глазом. Я сам в погребе был, когда всё, что нужно, поднял и вышел во двор, то только вас обнаружил.
– Да не волнуйтесь, было чудовище. Оно нас сюда привезло и дальше укатило. Это самобеглая коляска. Одно из чудес света.
– О-о-о, – заинтересовался мелкий чиновник, но что-либо сказать не успел. Из-за занавески выглянула та самая женщина, видимо Марфа Петровна, и пообещала, что через минуту всё будет готово, а в дверь ввалились трое здоровенных косматых мужиков с дрынами в руках.
– Игорь Михайлович, Машка сказала, к вам на подворье что-то громко ревущее закатилось? – спросил один из них вполне внятно. – Там следы во дворе странные.
– Это гости на постой въехали, всё в порядке, – ответил им Слащёв.
– О, кстати, – вспомнил я. – Мы на дороге видели трое саней. Обогнали их. Скоро тут будут, если не заблудятся.
– Далеко их видели? – повернулся ко мне Слащёв.
– Километрах в четырёх.
– В четырёх верстах, значит, – задумчиво пробормотал чиновник и обратился к одному из мужиков. – Савелий, к нам ещё постояльцы со стороны Гурьевки едут. Как бы в сторону на перекрестке не ушли, не видно же из-за снегопада ничего. Надо там кого-нибудь поставить, чтобы они в сторону не съехали.
– Сейчас Митяя отправлю, он быстро добежит, – кивнул один из мужиков, и они вышли.
В это время Марфа Петровна вынесла довольно большой горшок. Причём несла она его ухватом, видимо, тот был горячим. Дети мои сидели спокойно, негромко переговаривались, терпеливо ожидая, когда стол будет накрыт. Они, как и я, успели проголодаться.
Когда женщина стала шустро расставлять миски, я взял одну и, с подозрением проверив на чистоту, вернул обратно, сказав:
– Извините, у нас своя посуда.
Женщина охнула, когда я сунул руку под куртку и вытащил упаковку одноразовой посуды, с вилками и ложками. Вот именно туда она, с интересом повертев, и стала накладывать кашу из горшка. Молоко тоже вынесла и разлила в одноразовые стаканчики. Хлеб, нарезанный небольшими кусками, лежал на большой плетёной тарелке. Это уже, видимо, местное творчество.
Посадив Дениса на колени, я стал привычно кормить его.
– А что это такое? – наконец она не выдержала и спросила. Пришлось объяснить, причём два раза, она никак не могла поверить, что посуда одноразовая и её придётся выбросить. Более чем уверен, когда мы поедим, она её приберёт себе.
Каша оказалась вкусной и даже сдобренной маслом, ел я с аппетитом, а вот детям пришлось достать сахарницу, им послаще подавай. Так вот, когда мы обедали, с улицы вернулся Слащёв, он выходил по какой-то надобности и, дождавшись, когда я промокну губы одноразовой салфеткой, подошёл ко мне.
– Извините ещё раз, Михаил Геннадьевич, но мне нужно записать в журнал ваши данные, поэтому требуются документы.
– Да, конечно, когда я прибыл в вашу страну, мне их выдал генерал-губернатор Одессы.
– Так вы иностранец? – удивился тот, принимая свёрнутый лист бумаги с требуемыми печатями. – Акцент совсем небольшой.
– Можно и так сказать, – улыбнулся я и, достав как бы из-под лавки термос с чаем, стал разливать его в одноразовые стаканы. У меня дети без чая из-за стола не выйдут, приучил уже.
Слащёв с интересом проследил за моими манипуляциями, покачал головой и, прихватив мои документы, ушёл в какое-то другое помещение. Он вообще с интересом нас разглядывал, его поражала как одежда детей, те скинули куртки, оставшись в комбинезонах и свитерах, так и яркая их расцветка. Да и моя зимняя одежда тоже привлекала его внимание. А что, обычные синие брюки на синтепоне и жёлтая зимняя куртка из того же материала. Только шапка подкачала, треух белый.
Когда мои дети допивали чай, даже бутерброды доставать не пришлось, кашей были сыты, в сенях отчётливо забухали сапоги, видимо, несколько человек оббивали их о ступеньки от налипшего снега, и слышались мужские голоса. Через пару секунд дверь в обеденный зал распахнулась, и к нам ввалилась целая толпа мужиков. Трое из них имели военную форму.
Они сразу же стали устраиваться за соседними столами, вокруг уже суетилась Марфа Петровна. Вышедший Слащёв недолго пообщался с ними, видимо узнавал, откуда они и куда, вернулся ко мне. Спросив разрешения и присев напротив, он спросил:
– А когда вам выдали эти документы?
– Вчера. Точнее после полдника в доме губернатора. Где-то часов в пять, если не ошибаюсь, – ответил я и сам спросил: – А что?
– Вы хотите сказать, что преодолели больше тысячи вёрст за два дня?
– За несколько часов. Покинули Одессу мы сегодня утром, – уточнил я. – Планировали сегодня к вечеру быть во Владимире, да вот не судьба. Из-за непогоды пришлось искать укрытия у вас. Мы, правда, и в лесу бы не пропали.
– Но это невозможно.
– Если в России что-то невозможно, это не значит, что в других государствах так же, – улыбнулся я и склонился над Анной, что позвала меня. Та, оказывается, хотела в туалет, да и Денис просился на горшок. – Наша комната готова? Мне ещё детей устроить надо.
– Ею дочь Марфы Петровны занимается, Марья. Сейчас всё будет готово… А почему у вас в документах в графе гражданства прочерк стоит?
– Потому что я не являюсь гражданином ни одного из государств вашей планеты.
Я особо ничего не скрывал, да и не видел в этом смысла, тем более меня изрядно забавляло лицо Слащёва, как он зависал от моих ответов и озадаченно хлопал ресницами. При этом я ни разу ему не солгал.