Годами ранее я узнал по ТВ, что итальянская жена бывшего премьера Индии овдовела после того, как её муж был убит в результате покушения. «Дела третьего мира, до которых нам нет дела», – подумал я тогда и после даже не стал читать статьи, опубликованные в газетах, потому что в то время меня больше интересовало футбольное дерби, чем происходящее в Индии.
Несколько дней и дней я думал об этом слайде. Женщина рядом с горящей дровяной кучей казалась мне образом древнего времени. Однако эта фотография была реальным изображением, изображением моего времени: 1991 год, когда Интернет только начинал заикаться.
До сих пор в архивах я с большим вниманием читаю статьи о том событии. Меня поразила одна деталь, которая дала мне представление об удаленности Индии: министром иностранных дел Италии тогда был Джулио Андреотти. Одна из газет сообщила, что министр отправился на похороны на маленьком самолете, который тогда был у правительства. В полете самолет сделал две технические остановки для дозаправки, прежде чем прибыть в пункт назначения.
Я читал упоминания в газетах о жизни Сони до того, как она стала первой леди: итальянская девочка перешла из интерната для монахинь, где провела свои подростковые годы, в семью в Кембридже (практически еще один монастырь), куда отправилась изучать английский язык. В британском городе и состоялась знаковая встреча с Радживом Ганди. Индийский мальчик был, вероятно, первым мужчиной, с которым она вступила в любовные отношения.
Мой переезд в Индию начинал обретать смысл: я представлял себе Индию как страну факиров, заклинателей змей, бесстрастных гуру, равнодушных к мучениям, причиняемых полчищами мух, неподвижно взирающих в огонь на арканы того, что мы называем метафизикой. Итальянка, которая могла бы вернуться в Европу после смерти мужа, вместо этого решила навсегда поселиться в Индии.
…Вот фотография, сделанная в мае 1991 года и проявленная через несколько дней компанией Kodak. Негативы были отправлены в Германию, где у американской транснациональной корпорации была лаборатория для южной Европы. Во Франкфурте пленки были преобразованы кислотами в позитивные изображения, разрезаны машиной на тридцать шесть порций, и, наконец, тонкие прозрачные прямоугольники были обрамлены в пластиковую рамку, на которой было выбито славное имя Kodak. После всех этих манипуляций их отправляли обратно в Италию, где взволнованный фотограф мог, наконец, увидеть результат своего индийского фотоприсутствия. Нет нужды говорить, что эти слайды были отменного качества; ни один негатив, проявленный в Италии или где-либо еще, не мог получить такого блестящего же результата, как его клоны, отправленные в Германию. Кстати, в то время западные журналы покупали репортажи, записанные на слайды. Затем изображения печатались на страницах газет, которые расходились полумиллионным тиражом.
Я изучал то историческое фото осенью 2002 года, с того дня прошло одиннадцать долгих лет, и вот я собираюсь жить в стране факиров.
Я бы, конечно, обязательно написал о террористах, о войнах кланов, или о болливудских страстях, но главным образом меня интересовало проникновение в длинный, темный, тоннель личной жизни этой недоступной индийской семьи, отделенной от остального мира. Эта красивая женщина не давала интервью, не появлялась на публике, подпитывая своими отказами репутацию загадочной вдовы. После похоронной церемонии Соня осталась в доме одна с двумя детьми и своими слугами. Трагедия поставила ее в равновесие между Азией и Европой.
Ее муж Раджив и свекровь Индира погибли в результате двух взрывов. Шурин Санджай[6], который должен был стать будущим премьером, погиб в авиакатастрофе, возможно, вызванной саботажем его небольшого самолета.
Казалось бы, больше ничто не удерживало ее в Индии: ей было 45 лет, и она все еще была очень красива; она легко могла вернуться в Европу. Многие другие знаменитые вдовы в этом возрасте и даже старше часто начинали новую жизнь заново. Болезненна судьба вдов, но еще более тяжела, когда они остаются одни в свои сорок лет, в самом расцвете сил и красоты. Соня привязалась к Радживу, как только выпорхнула из-под навязчивой опеки семьи.
У современной женщины, потерявшей супруга, два пути: либо она погружается в жизнь с обновленной страстью, либо отступает в тень своего одиночества, не проявляя интереса к новому, не ждущая больше других встреч. Впрочем, то же справедливо и для мужчин, потерявших своих партнерш. Соня решила остаться в Индии, заняв центральную позицию в семье.
Глава 4. Касты и социальный порядок в них как основа, характеризующая Индию
Основа, характеризующая Индию – касты и социальный порядок в них. Касты остались после просвещения, гандхизма, социализма… да-да, даже сегодня. Западный турист чувствует разнообразие в среде индусов, но в его восприятии это нечто вторичное, неважное, это – всего лишь пережиток старого умирающего мира. О, как он ошибается!
Если иностранец, которому приходится работать в Индии, прибыл с Запада, он снимает дом, ходит на рынок, завязывает отношения с врачом и другими нужными ему людьми. Короче говоря, он изо дня в день живет бок о бок с индийцами и таким образом начинает сталкиваться с проблемами каст.
Кастовость – это не его личная проблема, а проблема людей, которые живут и работают вместе с ним. Так было со мной и с членами моей семьи – женой и двумя детьми, когда однажды январским утром мы перенеслись из минус тридцать градусов в Москве в восемнадцать плюс в Нью-Дели.
Существует не четыре касты, как мы читаем в учебниках об Индии, а… несколько сотен. Новый корреспондент ANSA сразу же затронул тему отношений между людьми, входившими в коллектив, и вызвал всех в офис, чтобы поговорить об этом. Он сказал им: «Дети, для меня вы – моя семья; я – отец, вы – дети. Когда возникают проблемы, приходите и говорите о них со мной, и мы постараемся их решить». Рядом с ним стоял повар Свами, брамин, то есть, член касты, находящейся на вершине индийской социальной системы. Он был человеком, который любил путешествовать, и поэтому он специализировался на искусстве приготовления пищи. Эта профессия позволяла ему иметь комнату и питание в доме, выходной во второй половине дня и стабильный заработок. Он работал в Бангалоре и Дели; он также хотел немного пожить в Калькутте на севере страны, но позже, после своего опыта работы в столице.
В Европе наличие личного повара в доме – это признак жизни уровня миллионера. С другой стороны, в Индии – особенно в домах иностранцев – наличие повара вполне нормально, этот человек заведует кухней, его навыки варьируются от ежедневных покупок до приготовления качественной еды. В конечном итоге повар являет собой экономию по сравнению с ежедневной покупкой импортных западных продуктов.
Во время собрания в офисе Свами смотрел на новичка, с ухмылкой поглядывал на остальных и сопровождал аргументы человека, приехавшего из Москвы, согласными кивками. В комнате, после разговора о дружной семье, повисла тишина.
Свами продолжал самодовольно улыбаться. Он выглядел как нотариус. Он, брамин, одобрял найденное решение – расширенную семью. Или он считал его нелепым? Конечно, в глазах брамина решение выглядело лицемерным, ложным, патетически обманчивым. Однако западный человек, работающий в Индии, западный человек, который продолжает ходить в галстуке, а не в длинном оранжевом халате высадившихся на Ганге хиппи, имеет две возможные модели: либо модель начальника, который руководит, либо добродушную модель кормильца.
Однако со временем понятие «семья» стало для меня смирительной рубашкой: мне приходилось не только изучать вопросы смен и навыков, но и высказываться по другим вопросам и проблемам всех, кто работал в агентстве. Коллеги часто врывались в офис, и мне приходилось вникать в сиюминутные споры коллектива о первостепенной важности новостей, колеблясь между резней и протестом Далай-ламы, который после бегства из оккупированного Китаем Тибета жил в Индии со своим народом.
Однажды, проходя мимо кухни, я увидел молодую женщину, одетую в красивое желтое сари с красными цветами. На голове у нее была шаль того же цвета, что и платье, а лицо закрывал элегантный шарф, оставлявший незакрытыми только глаза. Я вошел на кухню, ошеломленный молодостью и буйством красок, незнакомка оказалась женой нашего Суренды, который только недавно переехал из деревни и работал у нас уборщиком. Она опустила голову в знак скромности. Я же поспешно вернулся в офис, чтобы закончить писать новость и затем послать ее в Рим.
Суренде было около двадцати лет, он был небольшого роста, с редкими черными волосками над верхней губой, которые были попыткой усов пробиться на свет и темными, вечно подвижными, как у белки, глазами. Он был тем самым уборщиком, который неизменно возвращался домой в субботу вечером и не появлялся на работе до понедельника, и который доставил мне столько хлопот. Но обо всем по порядку.
В выходные дни офис ANSA в Южной Азии был закрыт, но с корреспондентом всегда можно было связаться по мобильному телефону. В праздничные дни обычной административной работой занималась штаб-квартира в Риме с привлечением других международных агентств. В случае чрезвычайных событий корреспондента, конечно же, вызывали на работу.
Еженедельный выходной был большой привилегией, по крайней мере, для нашего района – наш офис был окружен частными домами, в которых жили состоятельные индийцы. Все остальные уборщики, водители и сотрудники службы безопасности, продавцы близлежащих магазинчиков работали семь дней в неделю.
Однажды утром в понедельник в кабинете босса царила непрекращающаяся суета. Короче говоря, оказалось, я должен был наказать Суренду, который хитро перекладывал часть своей работы на других, – о чем говорили члены «семьи», подстрекаемые авторитетным поваром Свами, который, отправляясь на рынок, должен был сам нести свои тяжелые сумку с покупками, тогда как Суренды нет на месте. Что делать? Я потерял сон из-за этого в ночь с понедельника на вторник, я больше не мог игнорировать жалобы, как делал в предыдущих случаях, я должен был действовать незамедлительно.