Суренда недавно женился; его жене, должно быть, около шестнадцати. Юноша приходил на работу и уезжал на огромном велосипеде, который подошел бы для гиганта, а не для коротконогого индийского парня. Проблема заключалась в том, чтоб его оседлать, тогда как слезть с велосипеда проблемой не являлось: прыжок в сторону, наклон рамы и – готово. По вечерам, чтобы усесться в седло, Суренда забирался на бетонный край клумбы, который давал ему те 20 сантиметров, позволявшие ему отправиться в путь на своем двухколесном металлическом друге.
Меня уведомили, что он был частью множества так называемых «неприкасаемых». Мой предшественник нанял его в местный теннисный клуб, где он был мальчиком, который приносил мячи во время игры. Повышение до уборщика крупной западной компании, такой как ANSA, с последующим увеличением зарплаты и социального престижа, позволило ему купить велосипед и, возможно, даже завоевать жену. Из того немногого, что я понимал о реинкарнации, я узнал, что живое существо умирает и перерождается, теряя отбросы своей врожденной нечистоты с каждым поворотом космического колеса. Рождение и смерть, значит, до достижения чистоты… колесо Сансары.
Религия индусов – сложная религия, здесь я говорю поспешно; мое убеждение, однако, состоит в том, что она позволяет людям справиться с тайной смерти более духовно безмятежным способом, чем трагедия траура, переживаемая западным человеком.
Я представлял себе бодрое кручение педалей Суренды как бешеную гонку, чтобы уйти от греха, совершенного в предыдущих жизнях, и быстрое завоевание чистоты, находясь в узком экзистенциальном периметре чистоты.
Я не вижу большой разницы между нашей христианской идеей спасения и индуистской философией, однако не будем углубляться в это, потому что это заняло бы сотни страниц на тему смерти и в конечном итоге спасения. Останемся на почве мелочей повседневной жизни, по крайней мере это безопасно.
Я тоже в свои двадцать с небольшим лет не всегда мог охотно подняться с постели, чтобы пойти на работу. В моем случае пару раз в неделю мне приходилось вставать в четыре часа утра, чтобы быть на вокзале чуть раньше пяти часов, когда уходил первый поезд. И в моей постели еще не было женщины, с которой с наступлением рассвета можно было бы поговорить о пении птиц, чтобы быстро понять, что звучит – песня соловья или жаворонка. Короче говоря, я был недоволен мантией верховного судьи, которую я неразумно надел, общаясь с многонациональным коллективом.
Нехотя на следующий день я вызвал Суренду и оштрафовал его на несколько рупий. Это было зверское наказание для мальчика. Угрызения совести нахлынули на меня. Что, если бы он уже оплодотворил свою молодую жену? Что, если бы у девушки вдруг возникло желание съесть что-то особенное, как это иногда случается с беременной женщиной в Италии? Что, если она планировала построить в своем деревенском доме небольшую стену, чтобы защитить свое раннее желание близости? Как ты понимаешь, меня спасло Провидение, которое не стоит в стороне и не наблюдает за тем, что происходит внизу. Через несколько часов из Италии мне вдруг сообщили, что я выиграл за тот год престижный «Сент-Винсент»[7], трофей, который вручают журналистам, и денежную сумму. Во второй половине дня я воспользовался призом как предлогом и раздал всем дополнительный материал для работы, который позволил мне уравнять нравственные убытки, вызванные штрафом, и сверх того – дать еще несколько рупий уборщику. Все получили неожиданный приз. Членами персонала, а значит, обладателями фирменной футболки ANSA и зарплаты, были также садовник и гладильщик, муж и жена. У мужа были очень доверительные отношения с их домашней собакой.
Нука – так зовут собаку – услышал издалека шаги человека, идущего с мотыгой на плече, и начал лаять и бегать как маньяк между входной дверью и садом, чтобы поприветствовать его. Подрезая растения и разрыхляя почву, мужчина рассказывал свои истории на хинди собаке, которая спокойно слушала и иногда радостно каталась по земле, только что взрыхлённой мотыгой. Его жена, гладильщица, даже на девятом месяце беременности продолжала работать. Однажды вместо нее пришла пожилая женщина, мать. Ее дочь родила девочку и назвала ее Соней. Я сделал ее мужу подарок в честь рождения Сони, духовным отцом которой я, по словам брамина, был. Я и вправду чувствовал гордость за рождение этого существа в доме, моем, населенном индусами, католиками, буддистами, мусульманами…
Последователем учения Мухаммеда был Али, плотник, экстравагантный профессионал, который мастерил совершенно бесполезные, но красивые предметы мебели, как, например, зеркало, что возвышалось в нашей прихожей. Он часто приходил в офис с листками бумаги, на которых были нарисованы элементы резьбы и геометрические фигуры, спрашивая у меня мнения, например, о своей идее боковых зеркал, установленных на подвижных шарнирах, чтобы можно было оценить человеческую фигуру целиком, спереди и сзади. Я не признался бы, что мало раз в жизни смотрелся в зеркало с явной целью посмотреть на себя или полюбоваться собой. Я использовал отражающую поверхность каждый день, чтобы сбрить бороду или завязать галстук; я не хотел уморить его, говоря, что зеркало меня мало волнует. Но мне нравилось, как Али уходил со своими бумагами с довольной улыбкой, слыша от меня, что, возможно, среди его предков был один из дизайнеров Тадж-Махала, одного из чудес континента, которым не устанут восхищаться миллионы посетителей.
Движущей силой ANSA была Судха Сингх, необыкновенная женщина, которая была козырем итальянского информационного агентства перед другими иностранными компаниями. Судха была мостом между далеким прошлым и будущим Индии. Отсутствие электричества блокировало свет, телевизор, холодильник, кондиционеры и все остальное в доме, что работало от этого источника энергии. Однако в офисе машины продолжали гудеть, питаясь от батарей, которые периодически проверяли техники из совсем молодой компьютерной компании, найденной самой Судхой. Когда свет погас, автоматически в воздухе взорвался рев генератора, подающего энергию, вырабатываемую дизельным двигателем машины, которая заменила на мгновение исчезнувшую общественную электроэнергию.
Ничто не ускользало от пристального внимания Судхи: она была способна помнить о необходимости пополнить запасы нефти и в то же время следить за местными агентствами, ожидая важных новостей. Она часто звонила корреспонденту на мобильный телефон (ушедшему на пресс-конференцию или в банк), чтобы прочитать ему новости по мере их поступления. Она знала историю Индии и Южной Азии с необычайной глубиной. При написании так называемой предыстории истории не было необходимости обращаться к энциклопедии: Судха помнила даты, события, имена, иногда анекдоты, которых не было в учебниках истории.
Удай Сингх, ее сын, был не очень высокого роста и поэтому выглядел моложе своих 29 лет. Он был майором в первом батальоне индийских десантников в Кашмире – регионе, находящемся в центре спора с Пакистаном, ведущегося с 1947 года. Удай был дважды награжден за акты героизма, и за это столь молодой мужчина уже имел звание майора. Вооруженные столкновения в штате Джамму и Кашмир между мусульманскими партизанами и индийской армией происходили едва ли не ежедневно, и каждый день АНСА в нескольких строчках приводило данные о количестве погибших, время от времени отправляя краткий репортаж о военных действиях в интернет.
Вечером водитель провожал Судху до автобусной остановки. Когда Удай приезжал в отпуск домой, мы в Дефенс Колони[8] сразу же узнавали: «Сегодня я еду домой с Удаем, он здесь, в Дели, в отпуске», – с гордостью говорила его мать. Молодому офицеру было очень приятно остановиться там и поговорить с нами о себе, своих товарищах и Кашмире.
Мы разговаривали, но не так много и долго, как хотелось бы, потому что у Удая в Дели не было свободной минутки: на него претендовали сослуживцы, расквартированные в столице, друзья и подруги, его привлекали развлечения, которые предлагает большой столичный город после долгих месяцев отсутствия и вооруженных столкновений в Кашмире.
Однажды ночью он был в патруле. В ходе внезапной перестрелки с мусульманскими партизанами Удай погиб. Его трусливо застрелили, когда он пытался спасти раненного товарища. Это произошло 29 ноября 2003 года.
Через несколько дней после этой трагедии Судха вернулась к работе, и я понял, что религия индуизма (жизнь, которая не может прекратиться со смертью…), помогла ей преодолеть горе лучше, чем это сделал бы католицизм со всеми его верующими.
Джерри Лестер, наш водитель, не нуждался в представлении в Нью-Дели: он был «№ 1». И все остальные водители в столице знали об этом. Офисной машиной была огромная синяя Tata Sumo[9]. Грузовик, способный вброд переходить реки, взбираться на высоты без асфальта, пересекать дороги, которые исчезали под наводнениями, вызванными летними штормами. Их порождали муссоны. Для Джерри рождение Tata Sumo олицетворяло гонку Индии в будущее. Машина была синего цвета, водитель с гордостью уточнил: «атлантический синий». Машине, тип DX (Deluxe, по объяснению Джерри), было уже восемь лет, и на ней было пройдено не менее полумиллиона километров. «Эта машина может проехать еще пятьсот тысяч километров без переборки двигателя, Tata гарантирует полное обслуживание, хотя Sumo в нем не нуждается», – с ухмылкой заключил водитель.
Внушительный полноприводник был символом значимости ANSA в мире. Символом силы и современности. Силы, потому что у четырёхколёсного автомобиля в капоте был двигатель, способный привести в движение даже грузовик, хотя его рабочий объём составлял два литра; современности, потому что дипломаты и бизнесмены покупали престижные японские или немецкие автомобили, согласно старому колониальному этикету; ANSA же ездила на приёмы на той рабочей машине, которая стоила намного дешевле своих роскошных сестёр и соответствовала стремлению людей к современности. И еще – это был исторический автомобиль, потому что это был первый внедорожник, полностью построенный в Индии. У него был усилитель руля, передние дисковые тормоза, независимая подвеска. Он сошёл с конвейеров промышленной группы, возглавляемой Ратаном Тата, инженером, который часто попадал на страницы газет за полученные награды и за то, что любил сам управлять своим личным самолётом.