— Прекрасно! — заключает Лутрель. — Мы с Рэймоном поселимся где-нибудь на побережье. Если кто-то захочет с нами связаться, достаточно позвонить Жо Феррану, в «Оазис», в Бандоль.
Гангстеры переживают счастливое время, спокойные часы, приятные моменты. После налета в Ницце прошла неделя. Для Пьера и Маринэтты, для Рэймона и Пьеретты это чудесные дни передышки перед тернистой дорогой. Впервые они открывают для себя пьянящую сладость каникул, очаровывающий колорит еще дикого Прованса. Рука в руке, с бегущим впереди коккером они совершают прогулки по выжженной солнцем скалистой местности, обедают на фермах, играют в петанк, ужинают как влюбленные в тихих тавернах, купаются в безлюдных бухтах (из-за татуировки Пьера), самозабвенно занимаются любовью. Они пьют, смеются, а также поют. Ничто не омрачает их счастья. Временами во взгляде Пьеретты появляется грусть.
— Хорошо бы всегда так жить, — вздыхает она.
Однако всему наступает конец. Однажды вечером в зале ресторана «Максим», в отеле Кассиса, расположенном на берегу моря, неожиданно появляется Бухезайхе. Одиннадцать часов вечера. Женщины болтают, в то время как Лутрель и Ноди разыгрывают партию в покер. Бухезайхе пересекает пустой зал и подходит к их столику. Лутрель, заметивший его еще издали, убирает карты и встает.
— Что-нибудь случилось? — спрашивает он, протягивая руку.
— Нет, нет, — успокаивает его Бухезайхе, — все в порядке. Я приехал, чтобы поговорить о делах.
Мужчины садятся. Лутрель берет бутылку виски и наполняет рюмки.
— Я слушаю тебя.
— Во-первых, поздравляю тебя с тем, что было в Ницце. Это ошеломляюще.
— Спасибо, — вежливо говорит польщенный Лутрель.
— Если бы ты был в команде Гитлера, он бы не проиграл войну, — продолжает Бухезайхе с улыбкой, осветившей его воинственное лицо.
Лутрель поднимает рюмку.
— Не преувеличивай, Жорж. Лучше говори, зачем приехал.
— Пока вы загорали, мы с Жо кое-что придумали.
— Неужели? — иронизирует Ноди.
Бухезайхе не обращает на него внимания. Для него Рэймон всего лишь глупыш, годный для чистки обуви Лутреля, которого он обожает. Бухезайхе невозмутимо продолжает:
— Мы с Жо кое-что придумали и хотели бы узнать, играете ли вы с нами, или теперь, когда у вас денег куры не клюют, наше дело не интересует вас?
— Рассказывай! — приказывает Лутрель.
— Можно взять пять миллионов, это не так уж и плохо. Идея Большого Жо.
— Понятно, — вежливо перебивает его Лутрель. — Деньги у нас есть, но деньги и действие — это две разные вещи. Я люблю действие. И деньги тоже. Поэтому я соглашаюсь, не колеблясь. Когда?
— Я дам тебе знак, — говорит Бухезайхе, наливая себе новую рюмку. — Мы боялись, что вы сейчас не согласитесь, поэтому Жо договорился с Жильбером.
— С кем? — спрашивает Лутрель, хмуря брови.
— С Жильбером Дешаном. Но поскольку вы согласны, я его исключаю.
К столику подходит Маринэтта, держа в руках коккера. Она чмокает Пьера за ухом и томно предлагает:
— Пьерро, пойдем баиньки.
На следующее утро Бухезайхе вернулся в Париж, чтобы сообщить Аттия добрую весть. Было около десяти часов утра, когда он простился с Лутрелем, пьющим кофе в постели. На Пьере была расстегнута пижама из лазурного шелка, и на его груди можно было прочесть: «Верность друзьям». Лутрель лениво встал с кровати, и мужчины крепко пожали друг другу руки.
— Счастливого пути, Жорж.
— До встречи в Париже, Пьер.
Бухезайхе уже был в коридоре, когда, неожиданно обернувшись, спросил:
— Угадай, кого я встретил позавчера возле Мадлен?
Лутрель покачал головой. Бухезайхе, любивший мучить даже своих друзей, помолчал немного и сказал:
— Рикордо!
Сказав это, он захлопнул дверь. Лутрель застыл на месте. Кровь отлила от его лица. Во рту появился привкус дегтя. Он мысленно вернулся к событиям двухлетней давности.
Имя инспектора Анри Рикордо вызывает прилив адреналина в крови Лутреля. Из всех полицейских военного времени он больше всего ненавидит его. Думая о Рикордо, Лутрель не может не вспомнить о своем первом унижении. Рикордо работал тогда в полицейской бригаде по борьбе с наркотиками. Он был красивым малым и легко мог добиться благосклонности проституток, чтобы получить необходимые сведения. Полицейские могут держаться на высоте, но могут и опускаться на дно. Инспектор был тому примером.
Двадцать дней назад после жестокой схватки союзники высадились в Колантине. Французы с тревогой следят за развитием событий в зависимости от того, к какому лагерю они относятся. Анри Рикордо сражается с противником в рядах Сопротивления. О его подпольной деятельности становится известно немецкому гестапо, в том числе Лафону и Бони.
Двадцать шестого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года, в восемнадцать часов, Пьер Лутрель проник в бар на улице Жюль-Шаплен, на Монпарнасе, чтобы свести счеты. После высадки союзников он вел себя как одержимый. Несколько дней назад, когда он уже изрядно выпил и терроризировал посетителей, потрясая своим пистолетом тридцать восьмого калибра, один клиент осмелился поставить его на место. Он подошел к едва державшемуся на ногах Лутрелю и дал ему пощечину. Лутрель упал на пол, испачкав свой костюм. Со звоном в ушах и пеной у рта он с трудом встал на ноги, затем, опираясь о столы и стулья, добрался до выхода, сопровождаемый насмешливыми взглядами и ухмылками публики. Взявшись за дверную ручку, он повернулся к залу, посмотрев с такой жгучей ненавистью на владельца бара Адриана Дево, что в зале наступило тяжелое молчание. Лутрель сплюнул на пол и крикнул охрипшим, но сильным голосом:
— Я еще вернусь!
Пьер Лутрель сдержал свое слово: он вернулся. На этот раз не один, а в сопровождении своих коллег из гестапо.
— Начинай! — приказывает Лутрель.
Четверо гестаповцев принимаются за разрушение кафе. Посетителей заставляют выстроиться вдоль стены, положив руки на голову. Одного мужчину, пытавшегося протестовать, жестоко избивает. Лутрель достает из кармана свой пистолет и начинает расстреливать стоящие на полке бутылки, в то время как его друзья ломают мебель, разрезают кожу на стульях и попросту грабят бар.
В это самое время инспектор Анри Рикордо приступает к дежурству в кафе на улице Вавен, неподалеку от бара Адриана Дево. Не успел он насладиться прохладой помещения, как к нему подходит встревоженная официантка и, задыхаясь, говорит:
— Инспектор, на улице Шаплен разносят бар… быстро… сделайте что-нибудь.
Бар находится всего в сотне метров от кафе. Рикордо стремительно пересекает улицу, так как машин почти не видно, а те, что изредка попадаются, принадлежат вермахту. Рикордо высок и крепок, поэтому он бесстрашен. Он не знает, что его ждет. Кучка зевак стоит на безопасной дистанции от бара, из которого доносится грохот разбиваемой мебели. Взяв оружие в руку, полицейский по борьбе с наркотиками устремляется в бар.
— Полиция! — кричит он. — Всем оставаться на местах, руки вытяните вперед!
В тот же момент две сильные руки хватают его сзади. Подскочивший гестаповец выбивает из его рук оружие. Лутрель в свою очередь наклоняется над полицейским, выворачивает его карманы, достает бумажник из внутреннего кармана мундира и открывает его. В его руке оказывается удостоверение.
— Рикордо! — ухмыляется Лутрель. — Рикордо, участник Сопротивления! Забавно. Тебя разыскивают, а ты сам идешь нам в руки!
Со всей силой он бьет полицейского наотмашь по лицу. Тот шатается.
— Заберем его в гестапо! — решает Лутрель.
Рикордо выходит из бара под дулом пистолета. Пятеро мужчин садятся в черный автомобиль и удаляются. Рикордо быстро понимает, что машина направляется не к главной резиденции гестапо на авеню Фош, неподалеку от Булонского леса. Его похитители взяли противоположное направление: «ситроен» стремительно мчится по Шатильон-су-Бане. Рикордо становится не по себе. Как только машина трогается, на Рикордо со всех сторон сыплются удары. Сосед справа ударил его прикладом по голове. По лбу Рикордо и из носа течет кровь. Один зуб выбит. Неожиданно за окном появляются первые деревья Кламарского леса. «Терять нечего, — думает Рикордо, — лучше сразу сдохнуть». Он решается.
«Ситроен» немного замедляет скорость на крутом повороте. На второй скорости коробка передач садится. «Сейчас или никогда», — думает Рикордо. С отчаянной решимостью он бросается на правую дверцу, хватается рукой за ручку. Шофер, глядя на него в зеркальце, посмеивается над безнадежностью этой попытки и говорит с видом человека, приготовившего хорошую шутку:
— Пьер, продырявь его…
— Яволь!
Ударник пистолета опускается. Выстрел оглушает пассажиров. В салоне автомобиля распространяется запах пороха. Лутрель с восхищением смотрит на голубоватую сталь: качество оружия зачаровывает его. Какое наслаждение стрелять из такого пистолета! Тело Рикордо заваливается на колени соседа справа. Указательный палец Лутреля нажимает на курок второй раз, третий, четвертый. Коврик на полу становится красным.
Анри Рикордо не страдает. Он даже не ощущает никакой боли, только тепло, распространившееся по всему его телу. Одна пуля оторвала долю печени, другая прошла через мягкие ткани и застряла возле спинного хребта, третья оказалась в шее, едва не задев сонную артерию. Четвертая пуля засела в голове.
Анри Рикордо в полубессознательном состоянии думает только о том, как спастись. Собравшись с последними силами, он поворачивает ручку дверцы, в которую судорожно вцепились его пальцы. Достаточно ли его усилия, или ему помогают вывалиться на дорогу? Рикордо этого не знает. Он вылетает из мчащейся вперед машины на мостовую и теряет сознание. Лутрель разглядывает через заднее зеркальце распластавшегося на мостовой полицейского. Его глаза вылезают из орбит.
— Сволочь, он еще жив!
Анри Рикордо слабо шевелится.
— Что будем делать? — спрашивает шофер.
— Вернешься назад и проедешь по нему.
Автомобиль делает задний ход. Тело полицейского исчезает под его колесами. Сначала задние, потом передние колеса проезжают по умирающему. Машина останавливается и из нее высовываются четыре головы: они видят неподвижное тело, распятое на дороге.