— Кто будет с ней говорить, ты или я?
— Лучше ты, Жо, ты — дипломат, — уклоняется Бухезайхе.
Слышится скрип двери, затем дверь закрывается, входит Маринэтта. Встревоженная, напряженная, она окидывает взглядом комнату и дрожащим голосом спрашивает:
— Где Пьер?
Трое мужчин молча смотрят на нее с непроницаемыми лицами.
— Где Пьер? — повторяет она пронзительным голосом.
Большой Жо смущен, он не знает, как сообщить ей ужасную новость. Он широко расставляет руки, желая успокоить ее этим жестом.
— Садись, Маринэтта. Я тебе все объясню.
Его слова увеличивают тревогу молодой женщины. Она бросается к Большому Жо, хватает его за рубашку, трясет, требуя от него правды, предчувствуя, что случилось непоправимое. Нервы Маринэтты на пределе. После убийства на улице Буассьер, после попытки Пьера убить себя, она живет в постоянном страхе потерять его. Узнав о его исчезновении ночью из клиники, она потеряла голову. Только утром Абель сообщил ей, где Пьер. По его тону она поняла, что жизнь Пьера в опасности. Теперь она страшится самого худшего.
Аттия с трудом освобождается от цепких рук Маринэтты. Взяв ее запястья широкими пальцами, он увлекает ее к дивану, на который она наконец усаживается. В поле зрения Маринэтты попадает одеяло в красно-розовый цветочек, и она замечает на нем коричневое пятно. Некоторое время она пристально смотрит на него, затем, не в силах больше сдерживаться, вскрикивает:
— Это кровь Пьера! Где он? Я хочу его видеть.
Ее плечи сотрясаются от рыданий. Она в истерике кричит:
— Вы убили его! Вы грязные убийцы!
Аттия тщетно пытается ее успокоить, повторяя:
— Послушай меня, Маринэтта, послушай меня.
Ничего не помогает. По ее лицу текут крупные слезы, она заламывает руки, кусает пальцы. Постепенно кризис проходит, Маринэтта неподвижно лежит на диване, потом медленно приподнимается с искаженным от ненависти лицом. Срывающимся от ярости, хотя и слабым голосом она говорит, не рассчитывая получить ответ:
— Он умер, скажите, он умер?
— Да, — вздыхает Аттия. — Он умер.
— Я хочу знать, как он умер!
У Большого Жо начинают дрожать челюсти. Он смотрит на Бухезайхе. Лицо Толстого Жоржа непроницаемо, но Жо слишком хорошо знает своего друга, чтобы понять; что за этой внешней холодностью скрывается безжалостная решимость.
Аттия делает глубокий вдох, затем ровным голосом, не упуская ни одной детали, рассказывает о транспортировке Пьера из клиники, о приезде в Поршевилль, о смерти.
— Теперь тебе все известно.
Маринэтта долго молчит, слышится только ее тяжелое дыхание. Наконец она открывает рот:
— Он был пьян, а вы все-таки позволили ему напасть на ювелирную лавку!
— Послушай! — примирительно говорит Аттия. — Ты хорошо знала Пьера. Когда он был пьян, он никого не слушал.
— Но ведь Ноди не поехал с вами и нашел в себе смелость сказать ему это!
— Но мы не могли его остановить и отпустить его одного тоже не могли. Кроме того, никто не мог знать, чем все кончится. Ты ведь знаешь, он не первый раз шел на дело под парами.
Маринэтта упрямо отказывается понять. Она не сдается, не допускает никакого снисхождения.
— Вы убили его!
Обезоруженный ее упрямством, Аттия возводит глаза к небу, сжимает кулаки.
— Я же объяснил тебе, что мы не хотели, чтобы он попал в руки полицейских. И я продолжаю считать, что для Пьера так лучше, лучше умереть здесь, чем на эшафоте.
— Вы убили его! — упрямо повторяет Маринэтта. — И вы расплатитесь за это, поверьте мне!
Бухезайхе от угрозы суживает глаза. Буржуа, охваченный паникой, наоборот, широко раскрывает свои. Аттия, подскочив, мрачно смотрит на Маринэтту.
— Что ты имеешь в виду?
Она злобно оглядывает мужчин. На ее лице играет ироничная улыбка. Она замечает эффект от произнесенных слов и уточняет:
— Я донесу на вас в полицию!
Жо взглядом останавливает готового прыгнуть на нее Бухезайхе. «Это горе делает ее врагом», — думает он. В таком состоянии она действительно может исполнить свою угрозу. Надо выиграть время, всеми средствами задержать ее здесь, помешать вернуться в Париж.
— Маринэтта, ты никогда не предашь нас, — говорит Аттия спокойным тоном.
— Вы негодяи, и Пьер будет отомщен. Вызовите мне такси.
Аттия неожиданно предлагает:
— Ты не хочешь перед отъездом посетить могилу Пьера?
Маринэтта снова рыдает, ее гнев улетучивается. Она печально смотрит на Аттия, колеблется, затем решается:
— Да. Очень хочу.
— Но днем туда идти нельзя, — объясняет Аттия. — Я предлагаю тебе подняться на второй этаж, отдохнуть, а когда стемнеет, мы проводим тебя.
Маринэтта отрицательно качает головой.
— Я останусь здесь, где умер Пьер. Уходите.
Наступает новая ночь. Ветер и Дождь утихли, но звезд по-прежнему не видно. Маринэтта, накинув голубого песца, следует за Аттия. Она в резиновых сапогах, которые ей дал Буржуа. Замыкает шествие Бухезайхе.
Группа медленно идет вдоль берега, доходит до плавучего дока, отплывает. Жо работает веслами, а Бухезайхе устраивается на форштевне. Молодая женщина сидит напротив Жо, и он различает в темноте враждебное выражение ее лица. Аттия гребет быстро, и четверть часа спустя они достигают берега, на котором высаживались всего несколько часов назад. Толстый Жорж первым сходит на берег и вытягивает барку на мягкую землю. Следом за ним высаживается Жо и протягивает руку Маринэтте, помогая ей выйти из барки.
Аттия зажигает фонарь, полученный от Эдуарда, и начинает шествие. Кричит сова. Они подходят к дереву, возвышающемуся над могилой Лутреля. Пучок света освещает прямоугольник вскопанной земли.
— Это здесь, — просто говорит Большой Жо.
Маринэтта в глубокой печали опускается на колени. Она плачет с причитаниями, напоминающими причитания мавританских вдов. Сначала шепотом, затем все громче молодая женщина читает молитву по умершему.
Жо тоже не может сдержать своего волнения и присоединяется к чтению молитвы.
Стоящий сзади них Бухезайхе вынимает руку из кармана своего пиджака и подносит ее к затылку Маринэтты. Дуло маузера находится лишь в нескольких сантиметрах от волос женщины. Толстый Жорж спускает курок. Маринэтта, раскинув руки, распластывается на могиле Пьера. Выстрел отдается в ночи долгим эхом. Когда воцаряется тишина, Жо говорит дрожащим голосом:
— Зачем ты это сделал?
— Так надо было, — отрезает Бухезайхе.
Оба смотрят на безжизненное тело женщины.
— А что будем делать теперь? — спрашивает Аттия.
Бухезайхе отвечает глухим голосом:
— Я все предусмотрел. В носовой части барки лежат две лопаты и два заступа. Там есть также негашеная известь. Полицейские никогда не найдут Маринэтту. Она будет лежать рядом с Пьером. Аллее капут.
Лицо магараджи побледнело. Ее золотистые глаза, вероятно, такого же цвета, как и у ее брата, напряженно смотрят на меня. Несколько минут мы оба молчим. Из коридора до нас доносятся хлопанье дверей, шарканье ног и голоса людей. Кабинет постепенно погружается в темноту. Я мысленно переношусь в те далекие дни, я вспоминаю о нашем возвращении (моего и Идуана) в резиденцию бригады и о реакции Баньеля, которому мы сообщаем об ошеломляющем признании Эдуарда Буржуа. Терпеливо выслушав наш рапорт, патрон говорит:
— Болтовня. Буржуа навесил вам на уши лапшу.
Не он один сомневается в смерти Лутреля. Дивизионный комиссар Жилле и мои коллеги убеждены, что Лутрель распространяет слухи о своей смерти, чтобы полиция закрыла его дело.
Почти шепотом я снова обращаюсь к магарадже:
— Мадам, через пять дней после моего визита к Эдуарду, то есть в мае тысяча девятьсот сорок девятого года, судья Даньо и его секретарь, комиссары Дюрен из Манта и Турн из префектуры полиции, офицер полиции Барра, инспектора Нузей, Рикордо, Пасто, Вьяль, Лезинь и их коллеги из судебной экспертизы отправились в Поршевилль. Инспектор Пасто получил ту же информацию от одной проститутки, снабжавшей его сведениями. Буржуа повторил им свой рассказ, и они поверили ему. Они отправились на остров Жиллье и раскопали могилу. Франсуа Эрве, землекоп, обнаружил сначала череп, затем останки тела.
Задыхаясь от волнения, магараджа перебивает меня:
— Но ведь это могли быть и не его останки!
— Да, мадам. Сначала префектура полиции утверждала, что речь идет именно о Пьере Лутреле. Среди останков были обнаружены оба зонда, имплантированные хирургами после его ранения. Их опознали. Кроме того, там был обнаружен знаменитый галстук, сине-бело-красный, с которым почти никогда не расставался Аттия. Все эти вещественные улики плюс признания Буржуа доказывали, что речь идет о трупе Пьера Лутреля.
— Но как вы объясните почтовую открытку, посланную из Гвинеи? — спрашивает меня Вивиан Лутрель.
— Я допросил Андре Темано вторично, но на этот раз гораздо более жестким методом. Он признался, что ваш брат вручил ему эту открытку в Париже, написав своей рукой адрес и текст и попросив его отправить ее из Африки. Его признание подтвердило наши подозрения: Пьер Лутрель, выдавая себя за мертвого или делая вид, что уехал в Африку, чертовски запутал следствие. В настоящее время не только мои коллеги из судебной полиции, но даже судья отказывается подписать решение о прекращении дела за отсутствием улик, так как нет твердой уверенности в том, чей именно труп был эксгумирован на острове Жиллье.
— Но, инспектор, я должна знать, жив мой брат или скончался.
— Ответ можете дать только вы.
— Я?
Магараджа так потрясена, что почти вскрикивает. Атмосфера в комнате становится напряженной. Благодаря этой женщине я надеюсь, наконец, узнать правду. Из ящика стола я достаю фотографию с изображением челюсти. Один из зубов, резец, имеет скошенный край. Я протягиваю снимок магарадже. Она долго смотрит на него, затем обращается ко мне:
— Это челюсть Пьера, не так ли?
— Почему вы так считаете, мадам?
— Из-за этого резца. В детстве мы любили лазить по деревьям. Однажды Пье