Ганнибал: один против Рима — страница 29 из 58

На исходе первой зимы Ганнибал добился преданности части пицентинских крестьян с побережья Адриатики, большинства суровых самнитов (они предпочли служить ему как господину, а не быть ограбленными его конниками) и луканцев и бруттийцев юга. За этой преданностью стоял глубоко укоренившийся инстинкт. Апулийцы, луканцы и бруттийцы принимали участие в последней войне за независимость против республики на реке Тибр. Это относилось и к греческим купцам, и к ремесленникам из многих прибрежных городов. Немало стариков, ставших свидетелями прихода Ганнибала, помнили времена, когда Тарент был еще свободным городом. Дух того времени, дух Великой Греции, еще был силен. Уклад жизни в здешней провинции, в отличие от земель этрусков, нисколько не изменился. Приход римских преторов принес пользу аристократам и землевладельцам, но не крестьянству или простым горожанам.

После своих ознакомительных рейдов Ганнибал понял, что большинство из низших слоев общества сочувствует ему, в то время как большинство аристократов не симпатизирует. Кроме того, глубинные районы страны — Великая Греция — поддерживали карфагенскую захватническую армию, в то время как более богатые прибрежные города, связанные с римским флотом, твердо стояли за Рим. Среди этих городов Неаполь был самым важным. Без этого крупного порта, не уступающего Риму, и контроля над всем заливом захват Капуи мало что значил, кроме того, что армия получила место для отдыха. Если Неаполь не удастся завоевать или подвергнуть осаде, его необходимо отрезать от наземных путей сообщения. Ганнибал решил разработать способ, как это сделать.

Он понимал недоумение, связанное с тем, что он господин, но не титулованный. Окружающие гадали, не станет ли он вторым Пирром: вступит в сражение за земли, потом потерпит поражение и уплывет подальше от их берегов. Какова его главная цель, которую он утаивает от них?

Ганнибал осторожно объяснил, что он вовсе не ищущий приключений монарх, а главнокомандующий вооруженными силами Карфагена. Он поклялся, что Карфаген не имеет никаких территориальных притязаний в Южной Италии и что он сам не покинет их до тех пор, пока они не обретут свою прежнюю независимость, несмотря на угрозу со стороны Римской республики.

Понимая, что одни заверения мало что значат для обеспокоенного крестьянства и просвещенных греками горожан, Ганнибал подтвердил свои слова действием. Пограничным городам, занимающим стратегическое положение, было разрешено сделать собственный выбор: их жители могли оставаться членами нового союза или, если они сохраняли лояльность по отношению к Риму, могли спокойно переселиться вместе со своим имуществом на римскую территорию. Один из укрепленных городов вблизи Неаполя предпочел переселение. Вышедший из себя Ганнибал позволил своим войскам разграбить и спалить опустевшие жилища.

Локры были маленьким портовым городом на холме у южного залива Таронто. Его жители бросились в панике бежать. Ганнибал отдал приказ коннице Ганнона, не причиняя вреда толпе, занять положение между нею и городскими воротами. После обсуждения их судьбы в сложившейся ситуации локряне уступили увещеваниям Ганнибала. Они сосредоточились возле залива, в то время как карфагеняне заняли холм. (Если бы Ганнибал лишился Неаполя, он бы получил надежно укрытый порт высадки, в Локрах.) Вскоре после этого Бомилькар, отец Ганнона, привел в Локры небольшой отряд судов из Карфагена. Корабли доставили Ганнибалу в качестве подкрепления нумидийцев с их лошадьми и 40 слонов. Как слонов высаживали на берег, осталось неизвестным. Возможно, они перешли вброд с подплывших близко к берегу судов.

Наконец итальянская армия Ганнибала восстановила связь с Карфагеном по морю.


Теперь можно было называть сторонников Ганнибала итальянской армией. Сын Бомилькара Ганнон объездил холмы позади города Локры и пополнил ряды войска своего господина десятью тысячами суровых бруттийцев. С этим пополнением войско Ганнибала стало объединением народов, населявших западное побережье Средиземноморья, начиная от Нумидии, через Лигурию до Бруттия на оконечности полуострова. И как и в ту зиму, которая предшествовала Каннам, Ганнибал занялся обучением и вооружением новобранцев. На этот раз он предоставил своим ветеранам перехода через Альпы отдых.

Это обстоятельство стало поводом к появлению еще одного выражения, помимо «фабианской тактики». Это была «капуанская зима». Их первая роскошная зимовка с банями и прислуживающими им рабами оказала свое влияние на ветеранов из Испании. После этого они уже не были теми людьми, которые боролись с болотной лихорадкой, стараясь выиграть сражение на Тразименском озере. Ливий объединял три вещи, более всего ему ненавистные: Ганнибала, взбунтовавшуюся Капую и все низшее сословие, изображая карфагенских воинов погрязшими в пороках вероломного города, «одурманенного необузданной свободой низших сословий». Вот еще одно из его определений: «Капуя стала Каннами Ганнибала». Однако, хотя на ветеранов повлияла их зимовка возле Капуи, линия их поведения изменилась главным образом потому, что Ганнибал больше никогда не использовал их в аналогичных действиях. После Канн его тактика изменилась коренным образом.

Эта зима завершилась триумфом иного рода. В ответ на обращение Ганнибала после Канн посланцы Филиппа V Македонского пересекли Адриатику, чтобы встретиться с ним. Похоже, что Ганнибал принял их по-царски в своем новом городе. Был заключен договор, по которому Карфаген и Македония объединяли свои силы против Рима и обязывались помогать друг другу, в случае если будут подвергнуты нападению. Ганнибал согласился с тем, чтобы побережье Далмации было освобождено от оккупации римскими войсками и возвращено под власть Филиппа.

Потом прибыли другие греки, всколыхнувшие Капую. Они явились от юного внука покойного Гиерона из Сиракуз, «величайшего и самого прекрасного из городов Греции». Сиракузы, где хорошо поработали карфагенские агенты, стремились стать союзником Ганнибала. Снова был заключен односторонний договор о взаимной защите, и на этот раз он был подписан.

Таким образом Ганнибал стал командующим армией альянса Карфагена, Македонии и Сиракуз. Его итальянская армия, сгруппировавшаяся вокруг Тифаты, лишила Рим сухопутных возможностей связи с Сицилией. Однако флот Римской республики все еще господствовал на морских путях через Тирренское море, залив Таранто и Адриатику и, самое главное, через быстрину Мессинского пролива. Однако превосходная гавань Сиракуз была потеряна для римских быстроходных судов. Два важных порта, Неаполь на Тирренском море и Тарент, все еще обслуживали римские суда и их команды. Теперь Ганнибал подумывал не только о Неаполе, но и о Таренте.

Каждый месяц в благоприятную погоду все больше боевых кораблей выходило из бухты Карфагена в открытое море. Помимо соперничества двух этих сил, Рима и Карфагена, раскол существовал и на самом Средиземноморье. Юг выступал против севера, сонная культура эллинистического мира противостояла устоям воинственного варварства. И теперь, в финальном конфликте, умирающие города-государства противопоставили себя мощи возникающей единой империи.

Можно с уверенностью сказать, что Ганнибал понимал этот более серьезный аспект конфликта. Безусловно, в эти годы Рим был сосредоточен только на его возрастающей опасности.

«Море было охвачено огнем»

Предзнаменования, полученные в наступившем году, очень беспокоили авгуров с Виа Сакры. В храме Юноны кровоточили изображения; некая корова, как говорили, произвела на свет жеребенка; видели, как море полыхает огнем.

Довольно странно, однако после Тразименского озера менее значительные поражения сильнее потрясали город на Тибре, чем катастрофа у Канн. Новость о потере легионов, охранявших долину По, и появление Ганнибала в соседней Калабрии подорвали у римлян веру в свою удачу. Число их союзников почти ограничивалось, как это ни невероятно, городами самого Лациума, сабинянами, умбрами и почти забытыми этрусками.

От лояльности оставшихся союзников зависела судьба самого Рима. В тот год (215) сенат был вынужден взимать с них двойной налог и вдвое увеличить набор в армию. Чтобы население почувствовало чрезвычайность ситуации, Фабий потребовал заложить вдвое больше храмов и устраивать смертельные игры с участием двадцати двух гладиаторов, то есть в два раза большего количества, чем обычно.

Он осознавал, как и многие другие вожди сената, что римское владычество над союзническими народами имело наряду с сильными и свои слабые стороны. Римское правление обеспечивало защиту и жизнеспособность; оно объединяло разобщенные народы в союз, который мог стать объединенной Италией; в то же время оно распространяло на отдельных индивидуумов римское право с его высшими привилегиями.

Составляя лишь меньшинство, римляне обладали этим правом в числе других, более многочисленных народов. Гражданин Рима имел права на женитьбу (connubium), ведение деловых операций (commercium) и голосование (suffragio). По закону он мог пользоваться этими правами на всей территории Италии, в отличие от тех, что не были гражданами. Таким образом, право голоса становилось наградой, которая предоставлялась заслужившим ее иностранцам, и в то же время становилось предметом зависти тех, кто этого не заслуживал. А таких было большинство. Союзные города могли вести свои внутренние дела по собственному усмотрению при условии, что будут ежегодно поставлять людей и материальные ресурсы в соответствии с требованиями сената. Сенат единолично устанавливал в каждом случае требуемое количество того и другого. (Предложение предоставлять во время кризиса места в сенате самым заслуженным лидерам союзников было отклонено старейшинами после негодующих речей.)

Различия между гражданами и негражданами еще острее проявлялись в армии. Рекруты из союзников начинали отличаться от всех остальных, как только появлялись в римском тренировочном лагере; они получали только половинное жалованье, но должны были находиться на самообеспечении. Войска союзников составляли до 57 процентов всей армии. Они стояли на флангах, не в легионах, подчиняясь командованию римских военачальников, которые внедряли дисциплину карательными методами. Эта система создала великую национальную армию республики и прекрасно зарекомендовала себя в успешных кампаниях, когда условия были легкими и выплата жалованья могла быть восполнена военными трофеями, если не высшей наградой римского гражданства. Но двухлетняя борьба с Ганнибалом принесла лишь потери без всяких трофеев; призывники этого года в римских учебных центрах говорили друг другу, что больше всего им повезет, если их возьмут в плен карфагеняне, которые будут их хорошо кормить и разрешат возвратиться домой. Против ежегодной реквизиции зерна, лошадей и повозок отчаянно запротестовали города Этрурии и Умбрии. Походы Ганнибала опустошали их угодья, в то время как поля Лациума, ager Romanum, то есть владения Рима, оставались нетронутыми. Как могли союзнические города обеспечивать поставки в двойном размере, чего требовали от них сенат и римский народ?