Поскольку Ганнибал, по существующему мнению, был одновременно величайшим антагонистом Римской империи и главным лидером дискредитированных карфагенян, его портрет дан в довольно своеобразной манере. Этот портрет не выдерживает критики или того, что называют проверкой на достоверность и здравый смысл, но он присутствует на страницах истории до сих пор.
Это образ мальчика — представителя народа, стремившегося добиться падения Рима. Мальчика, поклявшегося в детстве никогда не забывать о своей вражде. Мальчика, мужавшего в Испании, которую готовили в качестве базы для атаки на латинян. Это образ человека, который не совсем по своей воле вовлек свой город Карфаген в войну. Человека, который начал войну походом по суше, как планировал его отец, к воротам Рима и не воспользовался единственным шансом, появившимся после победы при Каннах. Человека, который в конечном итоге был отозван в Карфаген, не сумевший оказать ему поддержки в Италии. Он проклял свой город и свою судьбу, когда приплыл назад в Африку (неизвестным путем), где в конце концов был побежден римским консулом. При этом он продолжает тайно мечтать о той победе, которая выскользнула из его рук, и склоняет на свою сторону Антиоха Третьего. А когда в конечном итоге его загоняет в угол Фламиний в Вифинии (не говоря о том, что существует приказ сената взять Ганнибала в плен), он убивает себя, моля римских богов отомстить ему после его смерти.
Я призываю ученых нового поколения пересмотреть свидетельства истории в данном случае и восстановить подлинную сущность Ганнибала, его народа и его города.
Ганнибал, сын Гамилькара, покинул этот мир так тихо, словно вышел через потайную калитку своего сада. Мало кто из нас знает, что его могила, вероятно, где-то там, над заливом у Никомедии и над нынешней современной турецкой деревней Гебзе. Он не оставил никаких объяснений после себя.
Каким человеком был он в глазах современников? Он явно избегал привлекать к себе внимание. История о том, что он иногда менял свой облик, может быть, не более чем логическое объяснение этой его особенности. Его единственными близкими друзьями были два его брата, и Магон выступал от его имени в совете Карфагена до самого конца войны. Не было найдено ни одной монеты с его изображением, хотя существует много узнаваемых изображений греческих монархов и римских полководцев именно на монетах.
Его личная жизнь, в поразительном контрасте с жизнью Александра Македонского, была простой и уединенной. Он не был любителем вина, и лишь одна-единственная женщина была в его жизни. По-видимому, он владел домом в Карфагене и поместьем вблизи Хадрумета, но, кажется, никогда особенно не заботился о них. Его враги говорили, что он был корыстолюбивым; однако в противоположность римлянам он не требовал контрибуций с богатых городов, таких, как Капуя и Тарент, и почти ничего не просил из казны Карфагена. От предпринятого им ужесточения статей о доходах Карфагена в конечном счете должно было пострадать наравне с другими и его собственное состояние. Что касается его выдержки, те несколько случаев, когда он терял ее, породили анекдоты, и мы можем быть уверены в его самообладании. После триумфальных побед он, видимо, был слишком озабочен своими дальнейшими планами, чтобы проявлять бурную радость, хотя иногда устраивал празднества для своих соратников.
Полибий утверждает, что карфагеняне считали Ганнибала корыстолюбивым, а римляне жестоким. Так и было позже. «Война Ганнибала» была безжалостна с обеих сторон. Ганнибал почти истребил Лациум. Но он не проявлял неумолимости Гамилькара в войне с наемниками. Вероятно, по причине кровавой безжалостности, свидетелем которой он был ребенком, Ганнибал проявляет отвращение к убийству. Его нельзя обвинить ни в одной расправе над пленными и ни в одном истреблении жителей покоренных городов — в том, что было так типично для римских войск. Его забота о том, чтобы подобающим образом похоронить поверженных римских военачальников, контрастирует с жестокостью римлян, которые подбросили голову Гасдрубала к ногам карфагенских караульных. В те времена это был вряд ли вопрос морали. Люди, подобные Гракху и Марцеллу, беспощадно уничтожали врагов, где бы те ни находились. Ганнибал, человек более высокой культуры, сохранял человеческую жизнь всегда, когда это было возможно.
Был ли Ганнибал суеверен? На этот вопрос не так легко ответить в случае с любым карфагенянином того времени. Точно известно, что он никогда не окружал себя ореолом божественности, как Александр или «божественный» Цезарь времен более поздней империи. Не просил он и помощи у незримых богов, как Сципион, то ли по убеждениям, то ли из благоразумия. Очевидно, что Ганнибал полагался на собственные силы, и от своей армии он хотел только реальных действий за вещественное вознаграждение.
Теперь относительно гениальности Ганнибала. Он относится к величайшим лидерам человечества. Он нарушил старое представление о том, что управлять могут только совет или старейшины, и доказал, что самый обычный человек способен на такое, что и представить себе невозможно. В этом отношении его можно сравнить только с Александром, но с одной существенной разницей. Непостоянный Александр умудрился раздражать всех, кого он вел за собой. Он заложил новое государство, евразийское, которое не сохранилось целиком, но уцелело частями, где были сформированы эллинистические правительства. Ганнибал никогда не прекращал быть карфагенянином, в отличие от европейцев, даже греков. Кроме того, Александр настолько привлекал к себе внимание, что все его деяния преувеличивались и о нем слагали мифы. Он стал героем мирового цикла. В случае с Ганнибалом все было иначе. Его враги написали историю его жизни, украсив собственными небылицами. «Его жестокость была бесчеловечной, его коварство хуже, чем вероломство» (Ливий).
Однако ни Ливий, ни его собратья не могли скрыть уникального умения Ганнибала вести за собой людей. Тридцать шесть лет его личность была критерием для всего Средиземноморья, и все последующие события пошли по другому пути. Некоторые идеи, которые мы воспринимаем как современные, унаследованы от него больше, чем от Александра. Этим можно объяснить тот парадокс, что, хотя Ганнибал был в большой степени чужд своему собственному времени, он понятен нам. Мы понимаем, что он делал: как финансировал свою армию за счет серебра, добытого в испанских рудниках; как заимствовал альпийскую одежду у племен «Острова» и совершенно новое оружие и доспехи у римлян после битвы у Тразименского озера. Его идея разношерстной армии из представителей маленьких народностей была скопирована в разные времена, но Ганнибал заставил эту идею работать. Что-то подобное наблюдается сегодня на Южном побережье Средиземноморья от Египта до Марокко, но нет Ганнибала, чтобы руководить этим процессом. Его метод ведения войны с использованием знания психологии римлян мы называем «психологической войной». Его разведывательная служба могла бы стать примером и в наши дни.
Ганнибал знал, какие природные ресурсы («стратегические материалы») находятся в распоряжении врага и как помешать врагу воспользоваться ими. Он всегда следил за тем, есть ли трава эспарцет и табуны лошадей в его нежно любимой Испании, или залежи меди и олова и бесценного серебра, или сицилийское зерно, кожи и железная руда Сардинии, а главное — древесина и урожаи там, где их можно было ожидать. Интересно наблюдать за его бросками через всю Италию с целью собрать римские урожаи. Возможно, критический поворот в этой борьбе за ресурсы наступил тогда, когда римляне в отчаянии закупили партию зерна в Египте, а потом лишились своего конвоя с зерном из-за карфагенского флота, предупрежденного разведкой Ганнибала. А еще тогда, когда Сципион Африканский стал, наконец, хозяином испанских рудников и начал вывозить на кораблях серебро на радость Риму.
Экономические факторы в «войне Ганнибала» (столь знакомые по конфликтам современного мира) никогда не были подвергнуты квалифицированному анализу. Великолепные исследования Тарна и Гриффита ограничиваются эллинистическими государствами, то есть Восточным Средиземноморьем. Один из авторов, Роуз, заходит так далеко, что видит причину конца карфагенского господства на море в недостатке материалов для строительства судов после того, как римляне захватили Сицилию, Сардинию и Корсику. Но это случилось скорее по причине недостатка человеческих ресурсов в конце великой борьбы за Средиземноморье. Старое историческое заблуждение о том, что Карфаген был средоточием огромного богатства в противоположность страдающему от бедности Риму, не вызывало возражений до сегодняшнего дня. Современные ученые говорят как о чем-то само собой разумеющемся о «богатом» Карфагене, противостоявшем Риму, который не имел ничего, кроме «бедности и нищеты». Карфаген, будучи торговым центром, имел больше денег, чем его соперник в 219 году до н. э. Карфагенский шекель являлся денежным стандартом на востоке Средиземноморья до самого Родоса. Закрытие морских путей тем не менее нанесло ущерб его экспортной торговле, и денежные ресурсы Бирсы уменьшились во время конфликта по меньшей мере вдвое. Рим всегда располагал значительными природными ресурсами, а путем конфискации драгоценных металлов еще больше приумножил свое богатство. (В 157 году до н. э. в римской казне было 16 810 фунтов золота и 22 700 фунтов серебра, а также 61 миллион серебряных монет. Лишь незначительная часть этого была добыта в рудниках Италии.) Ганнибал, который далеко не распоряжался «богатством», никогда не имел адекватных средств для ведения своих грандиозных дел и всячески старался не выходить за рамки ограниченных ресурсов своего города. Мало кто из современных авторов задумывается над этим или над тем, каким огромным было численное превосходство римлян. Согласно Страбону, который является в этой области почти единственным авторитетом, население карфагенских территорий в Африке составляло менее 700 000 человек, в то время как численность народов Римской империи была 6 миллионов человек.
Так что Ганнибалу приходилось изыскивать любые средства, от лечения заболевших или раненых лошадей до продажи пленных в рабство или на выкуп. Он постоянно находил неожиданное решение для своих трудностей. Он применял такие тактические приемы, которые никто не мог предвидеть. Семпроний, Фламиний, Марцелл и еще многие и многие римляне пыталис