Я не даю ему ни секунды, чтобы восстановить равновесие. На этот раз я бросаюсь.
Сквозь адреналиновый шум в ушах прорываются крики, и я думаю, что вот-вот начнется еще одна драка, но этого недостаточно.
Я пригибаюсь так, чтобы мое плечо соприкоснулось с животом этого придурка, и использую весь свой вес и инерцию, чтобы оттолкнуть его назад.
Прямо на большого татуированного парня в кожаном жилете, который собирался сыграть партию в бильярд.
Я не вижу стола, когда падаю на землю. Но судя по тому, как крутится Vest Guy, мы испортили его удар. Как я и надеялся.
Парень в жилете бьет своим огромным кулаком по лицу того придурка, к которому я его толкнул.
И вот так все сражаются.
Уже на земле я перекатываюсь под бильярдный стол и выползаю с другой стороны.
Это мой лучший шанс уйти. Улизнуть, не пострадав. Но мне нужна зацепка. Мне нужно что-то, кто-то, за кем можно гоняться.
Я поднимаюсь на ноги и уклоняюсь от тел, пока не замечаю одного из трех других парней, которые подошли, чтобы запугать меня.
Я сокращаю дистанцию и врезаюсь ему в спину, обхватив рукой его горло. «Как мне найти Марку?» — кричу я ему в ухо сквозь рев толпы.
Он пытается ударить меня головой, но я посмотрел достаточно фильмов, чтобы спрятать голову ему за шею, поэтому у него нет возможности ударить меня достаточно сильно и сбросить с места.
Я крепче обнимаю его за шею. «Скажи мне».
Мы врезаемся в другие тела, столы, спотыкаемся.
«Ты можешь говорить, или я могу тебя задушить». Я сжимаю сильнее, хотя и хрюкаю, когда один из его локтей задевает меня.
Одна из его рук касается моего предплечья. Не пытаясь оторвать меня, как раньше, а как будто он готов заговорить.
Я ослабляю руку достаточно, чтобы он мог сделать вдох, но недостаточно, чтобы отпустить его.
"Где он?"
«Он…» Мужчина кашляет. «Он — призрак. Наемные парни схватили бы ее».
Не знаю, насколько из того, что он говорит, правда, но это имеет смысл.
«Где мне их найти?» Кислота катится по моему желудку. «Где они держат девушек?»
Он не отрицает, что это торговля людьми.
«Иди на хуй!» Его вспышка прозвучала за мгновение до того, как я почувствовал резкую боль в боку.
Я отпрыгиваю назад, отпуская его шею, и вижу нож в его руке.
Он поворачивается ко мне, его лицо все еще красное от недостатка кислорода. «Ты за это заплатишь». Он поднимает нож, кончик которого уже красный от моей крови. «И ты никогда не найдешь свою чертову сестру». Он делает еще шаг, и я натыкаюсь на стол позади себя. «Если она еще не умерла, она пожалеет об этом».
Он отдергивает руку.
И я бросаюсь вперед.
Нож в моей руке вонзается в мягкую плоть его живота.
Он был так сосредоточен на моем лице, ожидая, когда боль отразится на моих чертах, что забыл следить за моими руками.
Он роняет свой нож, его руки хватаются за рукоять поверх моих. Но я продолжаю идти вперед, продолжаю вести его назад, пока он не ударяется о бар.
«Меня зовут Ганс. И я иду за Фрейей».
Ослабив хватку, я быстро отступаю назад, затем растворяюсь в безумии и нахожу путь к двери.
Я найду ее.
Я должен ее найти.
Еще неделя.
Еще один тупик.
Еще одна драка, которая закончилась тем, что мне пришлось накладывать швы.
Третья неделя.
Я вижу, как с каждым часом мама тает.
Папа пытается держать себя в руках. Он каждый день на телефоне.
Но новостей нет ни у кого.
У меня треснуло ребро вчера вечером. И синяк под глазом, который мои родители слишком далеки, чтобы заметить.
Мои ноги шаркают по тротуару, когда я приближаюсь к очереди на «Комету».
Я был здесь каждый вечер, когда не затевал драки, в которых постоянно проигрывал.
Я знаю, что ее здесь не будет, но то, что осталось от моей души, просто хочет быть рядом с ней. Рядом с ее последним известным местонахождением.
Очередь продвигается вперед, а я думаю о той ночи.
Я думаю о том, что мы сказали друг другу.
Она не просила меня пойти с ней напрямую, но приглашение было. И я не пошёл.
Я мог бы пойти.
Если бы я только пошёл.
Но я этого не сделал.
Я не пошёл с Фрейей, и последние слова, которые я ей сказал, были пожеланием удачи.
Вышибала вздыхает, когда видит меня, но мы уже отработали эту рутину. Я даю ему пару сотен долларов, и он меня впускает.
Я не буду пытаться выпить в баре. Я сделаю то, что делаю всегда — встану у стены, уставившись в толпу, желая, чтобы тьма внутри меня задержалась еще немного. Достаточно долго, чтобы я смог найти ее.
Меня будят крики матери.
Они бесконечны.
Они мучительны.
И я знаю.
Я знаю, что они нашли мою сестру.
И я знаю, что она мертва.
Я выбираюсь из постели, но ноги меня не держат.
Я падаю на пол.
Я не могу дышать.
Мои легкие не наполняются.
Я не могу…
Боль, печаль и тяжелейшее чувство неудачи обрушиваются на меня.
Я не успел добратся до неё.
Я ее не спас.
Вопли матери продолжают разноситься по дому.
Мое лицо как будто перекошено.
Мой рот открыт, но я не издаю ни звука.
Фрейя.
Моя младшая сестра.
Ее больше нет.
Она никогда не вернется домой.
Сегодня были похороны моей сестры. И это убило моих родителей.
Это убило часть меня тоже.
Стоя здесь, один под сиянием луны, рядом со свежей могилой Фрейи, я знаю, что никогда не буду прежним.
Я никогда не стану тем человеком, которым планировал стать.
Я стану кем-то другим.
Кто-то более темный.
Два месяца спустя я стою на том же месте и смотрю на могилу моей матери, похороненной рядом с ее дочерью.
Папа стоит рядом со мной, кашляя между беззвучными рыданиями.
После того, как тело Фрейи было найдено в Вегасе, изуродованное и выброшенное, а причиной ее смерти назвали передозировку наркотиков, мама сдалась.
Врачи сказали, что это пневмония, и, возможно, так оно и было, но она потеряла желание жить.
Реальность того, что случилось с Фрейей, как она страдала последние недели, дни, часы… это было слишком.
Мой отец тоже болен. Я слышу, как он тяжело дышит по ночам, когда иду по пустым коридорам нашего дома.
Его не будут лечить. Мне не нужно его спрашивать, чтобы знать, что он не будет лечиться.
И стоя здесь снова и глядя на женщин, которые значили для нас обоих так много, я не виню его.
Я не принимаю на свой счет то, что я не в состоянии удержать его здесь.
Редкая капля дождя падает на землю.
Я тоже не уверен, что хочу оставаться в этом мире.
«Ганс», — голос отца хриплый, но я слышу его, когда прохожу мимо его комнаты.
Остановившись, я прижимаю руку к его двери, и она распахивается.
Папа лежит в постели, его лицо бледное, щеки впалые, он борется с приступом кашля.
Прошла ровно неделя с момента последнего вздоха мамы, и он, похоже, готов сделать свой.
Он поднимает руку, легким движением приглашая меня войти.
Мы не разговаривали. Друг с другом. Не о чем говорить.
Первые несколько раз, когда кто-то приходил к нам в дверь, выражал соболезнования, приносил еду, я отвечал. Я сохранял пассивное выражение лица. Но потом я больше не мог.
Я не мог скрыть переполнявшую меня ярость.
Я не мог сказать спасибо.
И тут люди перестали стучать.
Мои ноги бесшумно ступают по толстому ковру, покрывающему пол. Он в оттенках красного. Вышитые цветы всех форм и размеров. Мама выбирала его. Он был таким ее.
Я останавливаюсь у подножия кровати.
Если это наше прощание…
Я сглатываю.
Я не уверен, что смогу выдержать еще столько же.
Я не знаю, сколько выдержит мое сердце.
Но когда я смотрю на отца, я понимаю, что его уже нет.
Я кладу руку на одеяло над его ногой. «Все в порядке, папа».
Его подбородок дрожит, а грудь сотрясается при вдохе.
«Иди сюда», — он поднимает руку.
Я медленно подхожу к краю кровати, наклоняюсь и нежно обнимаю его за плечи.
Чья-то рука лежит у меня на спине.
Вот и всё.
Когда я отстраняюсь, его взгляд скользит по тумбочке.
Я прослеживаю его взгляд.
Рядом с рамкой с фотографией его и мамы в день их свадьбы стоит резная деревянная шкатулка.
Я узнаю её. Она принадлежала моему деду, отцу. А теперь и мне.
Я стою перед ней.
Защелка не защелкивается, а шарнир смазан, поэтому крышка открывается плавно.
Верхний свет приглушен, но он все равно отражается от лезвий внутри коробки.
Дуэльные ножи.
Антиквариат.
Но чертовски острые.
Я закрываю крышку и возвращаю защелку на место.
Подняв коробку на руки, я поворачиваюсь лицом к отцу.
Он удерживает мой взгляд, в его глазах отражается больше жизни, чем я видел с того утра, когда все изменилось.
Его рот открывается. Закрывается. Открывается снова.
И тут он произносит последние слова, которые я когда-либо от него слышал.
«Заставь их заплатить, Ганс». Его вдох хриплый. «Заставь их страдать».
Я не устраиваю похороны для своего отца, но хороню его рядом с его женой.
А когда все документы оформлены, вещи упакованы и лежат в багажнике машины, я еще раз обхожу дом.
Здесь не осталось ничего, кроме горя и скорби.
Я останавливаюсь перед спальней сестры, поворачиваю ручку и открываю дверь.
Я не захожу в комнату.
Я не беру ничего из ее вещей.
Я больше не такой.
Но я даю ей молчаливое обещание.
Я клянусь ей, что не остановлюсь, пока все виновные не будут мертвы.
Затем я поворачиваюсь и иду обратно по коридору. Обратно вниз. На кухню. Я вытаскиваю плиту из стены и заканчиваю ослаблять газовую линию. Последним поворотом я перерезаю линию.