тановились мои движения.
Лучи солнца проникли в долину и согрели мое лицо и истерзанные руки. Когда я повернулась спиной к каменному горбу, который отделял меня от Всадников, я снова смогла двигаться нормально. И теперь мне хотелось только достичь лагеря и найти там убежище.
Однако, едва лишь я сделала пару шагов, как услышала удар колокола, похожий на тот, что звучал с колокольни монастыря, призывая к молитве; только этот удар был звучнее и глубже. Звук, казалось, исходил отовсюду: с неба, из-под камней у меня под ногами, от окружающих скал. И с этим гулом, казалось, все пришло в движение, все, что было прочным и неподвижным, вдруг закачалось. Вниз посыпались камни. Один из камней попал мне в руку и она онемела.
Колокольный гул затих, но эхо от него с грохотом катилось вдоль горной цепи. Никакие боевые барабаны, никакие гонги в замках, никакие другие звуки, которые я когда-либо слышала, не могли сравниться с этим гулом.
Итак, они добились своего, и закрытые Врата открылись. Их родина была перед ними. Их! А не моя…
Снова посыпались камни, и я огляделась. На меня смотрели горящие глаза медведя, за медведем я увидела узкую Морду волка и услышала удары крыльев орла. Люди-оборотни или звери?
А потом они стали людьми, а не зверями. Херрел пробивался через отряд вперед.
— Убить!
Вылетел ли этот приказ из горла волка, из клюва орла или же это было ржание жеребца? Слышала ли я вообще или я только прочитала это в их глазах?
— Я не могу убить ее, — сказал Херрел. — Разве вы не понимаете, что дал нам случай? Она из рода Мудрых: в ней течет кровь колдуньи!
Хирон подошел поближе, стал рассматривать меня прищуренными глазами, и от его внимания не ускользнула ни измятая одежда, ни мои окровавленные руки.
— Почему ты пришла сюда? — спросил он, и голос его был спокоен, очень спокоен.
— Я проснулась… И услышала зов.
— Разве я вам ничего не говорил? — вмешался Херрел. — Настоящая кровь должна была ответить на то, что мы…
— Замолчи! — Приказ был похож на удар бича, и я увидела, что тело Херрела напряглось и глаза его полыхнули. Он повиновался, но неохотно.
— И куда же ты пошла?
— Туда, вверх, — я указала на вершину каменного горба, с которого я наблюдала за ними.
— И все же ты не свалилась вниз, — медленно сказал Хирон. — Ты даже ухитрилась спуститься обратно сюда.
— Убей!
Это Хальзе? Или кто-то другой? Но Хирон покачал головой.
— Она не добыча для хищников, братья по отряду. — Он поднял руку и указал на символ, сгустившийся в воздухе между нами. Сначала возник туманный зеленоватый след, потом зеленое стало синим, а потом, когда линии стали бледнеть, серым.
— Да будет так, — Хирон произнес эти три слова, объявляя свое решение. — Теперь мы знаем.
Он больше не шевелился, но Херрел подошел ко мне, и я протянула ему руку. Мы медленно пошли прочь, а Всадники следовали за нами на расстоянии, которое становилось все больше и больше.
— Ваши Врата открылись?
— Да, открылись.
Мы подошли к палаткам. Костер погас, и мы никого не увидели. Другие девушки, должно быть, еще спали. Почему же я не спала вместе с ними? С тех пор, как мы пересекли Перевал Соколов, я вообще уже ничего больше не делала как все.
Херрел привел меня обратно в лагерь, в палатку, в которой мы провели ночь, отделенные друг от друга мечом… Я так устала, что только хотела погрузиться во тьму сна и все забыть. Я легла и закрыла глаза. И мне показалось, что я заснула.
Если бы я упражнялась в применении своих особых способностей, то, может быть, смогла бы защититься от того, что случилось со мной в эту ночь. А я была как малый ребёнок, играющий с оружием, которое может и защитить, и причинить вред. Хирон, проведя испытание, узнал, чем я на самом деле располагала: хотя во мне и текла кровь колдуньи, я совершенно не умела пользоваться этим и не могла направить свои способности на свою защиту.
То единственное, что Херрел возвел, чтобы защитить меня от Всадников, я сама же и уничтожила. Но поняла я это намного позднее.
Хирон действовал быстро, и на его стороне был весь отряд. Они были очень умелы в наведении иллюзий, и иллюзии эти могли быть как простыми, так и очень сложными. Открыв Врата, они присоединились к источникам энергии, которые долгое время были закрыты для них.
Я проснулась. Херрел стоял надо мной с кубком в руках. На лице его была озабоченность, и прикосновение его было осторожным. Он хотел, чтобы я выпила содержимое кубка — это была та живительная влага, которую я однажды пила. Я вспомнила ее вкус, ее пряный запах. Херрел… я протянула руку, и она показалась мне невероятно тяжелой, так трудно было ее поднять. На щеках Херрела были следы моих ногтей. Почему я кому-то сделала плохо… кому… ему?
Но на этих щеках не было никаких следов! Херрел? Эти глаза… глаза коня или медведя? Веки стали так тяжелы, что я не могла держать глаза открытыми.
Но, хотя я не могла видеть, мне казалось, что, по крайней мере, слух еще не отказал мне. Я слышала движение в палатке вокруг меня. Потом меня подняли и понесли… я парила, отрешенно слушая, что происходило вокруг меня.
— …кого я должен бояться.
— Её? — усмешка. — Она не видит нас, брат! Она не может даже шевелиться и не имеет ни малейшего понятия о том, что мы собираемся с ней сделать.
— Да, она едва ли поедет с нами утром.
Это было похоже на удар чужой воли, на требование Всадников там, в долине, перед каменной стеной, но теперь их объединенная воля образовывала огромное давящее облако, которое сталкивало меня в бездну, и у меня не было никакой надежды спастись.
Глава 9
Меня окружал пепельно-серый лес. Я знала, что за мной охотятся. У меня не было ни оружия, ни защиты, но я не бежала прочь. Я прислонилась спиной к сухому дереву и ждала.
Ветер шелестел блеклыми листьями — нет, это не ветер, это чужая воля, которая хлынула на меня таким мощным потоком, что задрожали листья. Я заставила себя остаться на месте и ждать.
Бледные серые тени появились между деревьями, и их бесформенные очертания были чудовищны. Но я спокойно ждала, и они, хотя и угрожающе собирались за деревьями, не нападали.
Затем раздался жалобный звук, такой высокий и резкий, что от него стало больно ушам. Тени закачались и разлетелись. Из леса вышли те, у которых были тела: медведь, волк, орел, кабан и другие, которых я не знала. Они шли на задних лапах, и это делало их более ужасными, чем если бы они шли на всех четырех.
Я судорожно попыталась заговорить с ними. Если бы мне удалось произнести их имена вслух! Но в горле словно застрял ком.
Позади зверей снова собирались тени, и очертания их размывались, формировались и снова расплывались, только я чувствовала, что существа эти ужасны и враждебны человеку. Звери отступили в сторону и освободили место для своего предводителя, огромного дикого жеребца. Он тоже стоял на задних ногах и держал в человеческих руках оружие — серо-белый лук, кое-где посеребренный, и тетива его зеленовато мерцала.
Медведь подал ему стрелу, и стрела тоже была зеленая. Казалось, что древко её сделано из луча света.
— Во имя Костей Смерти, Власти Серебра и Силы нашей Воли… — ни одно слово не было произнесено вслух, но это угрожающее заклинание болезненно отдавалось у меня в голове. — Мы разъединяем от имени этих троих, и никто больше не будет в силах соединить!
Стрела была наложена на мерцающую тетиву. В это мгновение мне захотелось бежать, но их объединенная воля сковывала меня с такой силой, словно я была намертво привязана к дереву. И стрела вылетела из лука.
Холод, горький холод так глубоко проник в меня, что превратился в боль, которую я должна была вынести. Я все еще стояла, прислонившись к дереву — или уже нет? Потому что я видела всю эту сцену странным двойным зрением, словно со стороны. Тут была Джиллан, которая стояла, прислонившись к дереву, и другая Джиллан, лежащая на земле. Потом стоящая Джиллан подошла к животным, которые окружили ее и вместе с ней исчезли среди деревьев. Но лежащая Джиллан не шевелилась. А потом я внезапно стала лежащей Джиллан. И все еще был холод, такой пронизывающий, какого я никогда еще не чувствовала.
Я открыла глаза. Память снова вернулась ко мне. Эти скалы я уже видела… Это было ущелье, в котором находились Врата, ведущие в затерянную страну Всадников. Но оно было покинуто. Тут не было ни палаток, ни привязанных рядом верховых животных. Падал снег, но он еще не успел покрыть кострище с почерневшими камнями. Огня, тепла, чтобы прогнать этот невыносимый холод из моего тела!
Я на четвереньках подползла к камням и погрузила пальцы в золу. Но зола уже давно остыла и была так же холодна, как моя рука.
— Херрел! Кильдас! Херрел! — звала я, и звук этих имен отразился от каменных стен. Но никакого ответа не последовало. Лагерь был свернут, и все, кто был в нем, ушли!
Я не могла поверить в это, но это был не сон. Это была правда, и я испугалась этой правды. По-видимому, Всадники действительно освободились от той, которая была им не нужна, и освободились очень простым способом: они бросили ее в дикой местности.
У меня есть две ноги… я могу идти… я могу пойти за ними…
Шатаясь, я поднялась на ноги и пошла в ущелье. Она снова была здесь — высокая, все закрывающая стена! И были ли здесь когда-нибудь Врата? Я не видела их! Но если они были, то снова закрылись!
Мне было так холодно, мне хотелось лечь на снег и заснуть и больше никогда не просыпаться. Но сон, может быть, означал снова этот пепельно-серый лес и эти ужасные тени! Я с большим трудом опять вскарабкалась на каменный горб. Меховая подстилка, на которой меня оставили лежать, была покрыта снегом. А возле подстилки лежало кое-что ещё: моя сумка с лекарствами.
Почти бесчувственными от холода пальцами я достала флакончик, отпила из него и ждала, пока тепло не распространится по моему телу. Но ничего не произошло. Мне показалось, что какая-то часть меня заморожена или удалена, и образовавшаяся на ее месте пустота заполнена льдом. Но голова моя была ясной, и руки повиновались мозгу.