Я тяжело вздохнул, тихо посмеиваясь над своими же мыслями. Да лучше я так скромненько, по бумажкам и договорам. Притом никто еще не жаловался на то, что я плохой адвокат, да и платят мне не за красивые глазки, а за мою помощь, и немало платят.
— Николай, — отец просто влетел в кабинет, отчего я неосознанно соскочил с места, на ходу проверяя, насколько безупречен мой вид, если это вообще возможно для джинсов и футболки.
— Доброе утро… па. Извини, — я постарался улыбнуться, понимая, что разочаровывать-то больше, чем есть, все равно некуда. Всю жизнь тянуться к вершинам, чтоб получить одобрение этого человека, но что бы я ни делал, это бесполезно. В его глазах я хуже брата по умолчанию, так что, может, нет смысла напрягаться?
— Садись, — мое «па» было воспринято скептически. Не принято, а в сочетании с моим опозданием и внешним видом лучше бы я молчал. Я сел, стараясь выглядеть непринужденно, а не ерзать как на иголках, опасаясь кары за свое поведение.
— Николай, надеюсь, ты осознаешь, в какое положение ты меня поставил? — меня смерили взглядом, который сразу говорил о том, что я совершил великое преступление, и как меня только молния не убила на месте.
— Извини, — выдавил из себя снова, понимая, что оправдываться нет смысла.
— Извини? Опаздываешь, врываешься в кабинет и выглядишь при этом как студент- голодранец. И после этого «извини»? — отец повысил голос, и я невольно сжался, опасаясь, что мне прилетит подзатыльник. В двадцать девять лет обидно получить нагоняй от отца.
— Тебе еще повезло, что наш клиент — человек с чувством юмора и сослался на утро понедельника и молодость, но если такое повторится еще раз!.. — Николай Никифорович повысил голос, и я окончательно почувствовал себя школьником.
— Не повторится, — заверил я свои кроссовки, не смея поднять глаз на отца.
— Буду надеяться, а теперь объясни, что же послужило причиной.
— Я проспал, — все так же глядя в пол, ответил я.
— Проспал, как замечательно и кто же причина сего «проспал»? Только не говори, что у тебя клопы, — отец указал на мою шею, и я невольно закрутился в поисках своего отражения. Что он имеет в виду? — Ну и как имя этой «проспал»? — настаивал предок, пока я изучал засос на своей шее, черт. И как вот это объяснять?
— Не знаю, — честно сознался, когда взгляд в спину стал невыносим. Взглядом, может, батя не убивает, но проклясть может запросто.
— Ну, конечно, как ожидаемо, — фыркнул отец, отчего мне стало обидно. Будто я тяну в кровать или куда за угол каждую юбку, даже не спросив ее имя. — И в кого только такой? — протянул родитель, но моего ответа явно не требовалось.
Этот монолог я слышал не в первый раз. И каждый раз обещал сам себе, что это последний. Но вот мне двадцать девять лет, а меня снова отчитывают, как младенца. А главное, я и чувствовал себя ребенком, что провинился, намочив штаны, хотя такого я себе, по рассказам матери, не позволял с самого освоения горшка.
— Ты все понял? — в завершение испросил отец, на что я только кивнул, понимая, что вряд ли было что-то новое, что я мог не понять.
— Угу, — пожал плечами, рассматривая один из дипломов на стене. За какие-то там заслуги непонятно перед кем.
— Не угукай мне тут, — рыкнул отец, ударяя кулаком по столу.
— Вас понял, ваша честь, — разозлился уже я, вставая с места, — разрешите идти?
— А ну, не поясничай, — еще больше вышел из себя старший Николаев, который терпеть не мог, когда переходили на официальный тон, вот и найди с этим человеком золотую середину в общении! — Все, свободен, сегодня можешь отдыхать, завтра чтоб не опаздывал. Клиенты ждать не любят. И скрой этот позор и подстригись ты уже, наконец!
— Хорошо, — с готовностью подтвердил я и поспешил исчезнуть с отцовских глаз, пока мне не прочитали лекцию о сексе и откуда берутся дети, и не добавили к «скрой» и «подстригись», «женись».
Уже на улице, укутавшись в куртку, достал телефон и набрал номер лучшего друга.
— Да, Коль? — устало откликнулся Андрей, и когда только устать успел в десять утра этот фотограф, мать его за ногу?
Андрей Барт никогда не отличался умом, учился посредственно, особо не стараясь. Рвение к чему-либо не проявлял, разве что к фотографии. Отношения с семьей всегда были натянуты, да и, в отличие от меня, он еще и сын любовницы, так что семейные ценности у него хромали посильнее, чем у меня. Я всегда в детстве чувствовал превосходство над ним, и первые годы мне этого вполне хватало, чтоб соглашаться с игрой отца, что хотел хороших отношений с Бартом-старшим, и для которого я был «соответствующим» другом для сына.
Когда все изменилось? Не знаю, то ли в забеге в третьем классе, когда Барт не дал мне сойти с дистанции и помог добраться до финиша, то ли когда взял на себя вину за разбитое мной окно в школьной столовой, о чем я предпочитал не вспоминать.
Не знаю, но так уж вышло, что надежнее и вернее человека в моей жизни просто нет. Не было, а теперь… Полгода назад он умудрился жениться. Как и положено такому разгильдяю, как он, внезапно, непонятно на ком и изначально назло семье. Так вот, друг для меня был потерян навсегда, но каким бы я ни был противником брака, я ему завидовал.
Ему хватило наглости пойти против отца. Да что там, ему всегда хватало упрямства отстаивать свою точку зрения, какая бы безрассудная она ни была. Вот и теперь он получил прекрасную жену благодаря своему упрямству.
А я вот, несмотря на всю напускную уверенность, так и пляшу под дудку родителей. Тоже жениться, что ли?
— Сильно занят? — подавив смешок от пришедшей внезапно мысли, поинтересовался у друга.
— До вечера, можно сказать, свободен, вечером съемка.
— Отлично, встретимся? — я осмотрелся по сторонам и направился в сторону ночного клуба, куда вчера приехал, и где должна быть моя машина, на что я искренне надеялся.
— Заглядывай в студию, Машка взялась за наведение порядка, если я сбегу, мне потом припомнят.
— Подкаблучник, — фыркнул, посмеиваясь над другом.
— Посмотрю на тебя, когда решишь остепениться, — не обиделся Барт, и я невольно улыбнулся. Святая простота! Ну и что вот мне с ним делать?
— Ладно, посмотрим, сначала свои проблемы решу.
— Ок, до связи… Маша, а ну, не поднимай… — тут же переключился на семейные дела друг и отключил вызов. Гадство.
Ехать туда, где есть Масянька, и жаловаться при ней на то, что проснулся в постели с шикарной девицей с огромными буферами и ничего не помню… Тьфу, очень смешно, Барт, очень. Эх, так всегда: захочешь пожаловаться на жизнь, а тебя не поймут, а еще лучший друг называется…
— Какие все счастливые, аж противно, — вздохнул, перебегая улицу на мигающий зеленый. Сначала вернуть машину, а потом буду думать о другом.
Юлия
Разговор с Наташей не выходил из головы. Я находилась в прострации, отчего дважды чуть не попала под машину по дороге к кафе, а на работе чуть было не перепутала заказы, при этом собираясь подсунуть пятилетнему ребенку кофе с ликером. Молодец. Браво, ничего не скажешь.
— Юля, — позвал шепотом Эд, наш бармен, поглядывая на администратора Барбару, что и без меня сегодня была не в духе. Не хватало еще перед ней накосячить.
— Ты чего? Может, тебе кофе и выйти покурить? Ты явно не в себе, — как, блин, мило — «не в себе», нет бы просто сказать: как с бодуна, но нет, мальчик культурный, просто «не в себе».
— Угу, — вздохнула, закручивая в салфетку приборы.
— Что случилось? — обеспокоенно поинтересовался парень, наклоняясь поближе.
— Кое-какие проблемы, не бери в голову, — я улыбнулась. Не хватало мне еще жаловаться этому двадцатилетнему мальчишке, что, в отличие от меня, здесь просто подрабатывает, а в дополнение к этому получает стипендию в университете и подает большие надежды, а послушать, так он вообще тут только потому, что это весело, а доход ему приносит вторая работа. И снова почувствуй себя неудачницей. И от его заботливого участия стало еще хуже.
— По тебе видно, — хмыкнула подоспевшая коллега. — Ты гостю за пятым столиком принесла вилку и нож для супа.
— Ой, — я хотела метнуться исправлять оплошность, но меня поймали.
— Без паники, уже все норм, — заверила Аня и посмотрела на меня внимательно. — Так, давай на перерыв. Пока народу немного, отдохнешь, воздухом подышишь, в норму придешь, а то сейчас ланчи начнутся, и уже никак.
— Да, наверное, — я почти уже сбежала в подсобку, когда строгий голос администратора заставил меня замереть. Как же я ее не люблю! Барбара, Барби, как гласил бейдж, чтоб ее!
— Юлия! — вот надо же так уметь произносить имя, как приговор к расстрелу! Я натянула рабочую улыбку и повернулась к «начальству».
— Да? — эта Барби тоже была помладше меня, да что уж, тут только уборщица меня старше, да повара, и то не все. И работаю я здесь только по знакомству, ибо двадцать пять — много для официантки. И мне об этом каждый напомнит, блин.
— Ты на перерыв? — от строго взгляда пигалицы, которая мало того, что меня младше, так еще и ростом метр с кепкой, но строит из себя невесть кого, захотелось послать все и уволиться.
— Да, — если она ждала, что я отвечу «нет», то ошибалась, и тем более я ее не боюсь. Мне положен перерыв, и я на него пойду. Нравится такое этой стерве или нет.
— Отлично, если не сложно, можешь сбегать по одному поручению? — милая улыбка, на которую ведутся наши гости, особенно мужчины, озарила лицо.
— Какому? — бежать непонятно куда не очень-то и хотелось, но если это будет в счет рабочего времени, а не моего перерыва, я согласна.
— Добежать до нашего второго ресторана и забрать у них десерты — им много, а нам не привезли, ибо мы вчера не заказали.
— Ну ладно, только не в счет перерыва. — тут же поставила условие я, а то знаю я эту Барби, схожу, вернусь, и тут же работай без еды и отдыха, проходили. Не нравится — пусть сама бежит.
— Конечно-конечно, — тут же заулыбалась змеюка. Даже разочарование скрыла с трудом, явно надеялась на то, что я не соображу.