Выезд из гаража
«Быть знаменитым очень даже красиво»
Александр Ширвиндт
Миша Державин был человеком лёгким. А я противный, и раздражение исходило в основном от меня. Он был не в меру покладистым, антиконфликтным, что меня и раздражало (а его не раздражало, что я раздражительный).
При этом, как только мерещилась опасность, он не трусил, но линял.
Мы обменивались с Ленинградом «капустными» бригадами. Ленинградские актёры приезжали сюда, а мы с капустниками шастали туда. В их сборной под руководством Александра Белинского были, в частности, Сергей Юрский, Кирилл Лавров, Зинаида Шарко. Помню такой драматургический ход. Идёт капустник, вдруг бархатный голос объявляет: «Дорогие друзья, 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Спешите в кассу». Дальше – опять капустный номер. Вдруг снова голос, уже более настороженный: «Друзья, 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Билеты продаются в кассе театра, киосках “Союзпечати”, кассах “Аэрофлота” и железнодорожных кассах». Опять идут номера. Потом: «Товарищи! 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Принимаются коллективные заявки, для инвалидов Великой Отечественной войны вход бесплатный». И ещё через некоторое время: «Товарищи! 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. В театре организована комната матери и ребёнка. В фойе – танцы под духовой оркестр. Во время действия оперы танцы в фойе не прекращаются».
Потом это «капустное» движение как-то стихло – постарели, распались. И вот мы с Театром сатиры должны были ехать на гастроли в Ленинград, и Александр Белинский предложил: «Надо устроить встречу во Дворце искусств». Я ему сказал, что у нас уже ничего нет. Но Сашка был настырный и настаивал:
– Вас хотят видеть, вас любят. Просто посидим в узком кругу, потреплемся.
И уломал. Мы – Державин, Миронов и я – пошли во Дворец искусств потрепаться. Приходим и видим полный зал народу. В первом ряду – Георгий Товстоногов, Аркадий Райкин – весь цвет.
– Саша, а что мы должны делать? – спрашиваем мы его.
– Что-нибудь сделаете. Вы же артисты.
Мы стоим за кулисами: я, за мной Державин и за ним Миронов. Сашка объявляет нас. Мы выходим на сцену. Я оборачиваюсь: мы – вдвоём с Мироновым. Державин улетел!
Зато он не упускал возможности разыграть кого-нибудь на сцене. Наверху в Театре сатиры, где сейчас малая сцена, был большой репетиционный зал, и там мощным составом репетировали «Вишнёвый сад» в постановке Валентина Плучека. У Шарлотты Ивановны, гувернантки, – её играла Ольга Аросева – была маленькая полудрессированная болонка. И когда уже надо было уходить со сцены, бросая вишнёвый сад, должен был остаться один лакей Фирс (Георгий Менглет). Мишка Державин (конторщик Епиходов) с другой стороны сцены держал в руках сосиску. Все покидают сад, а болонка тащит за собой на поводке Шарлотту в противоположную сторону, к сосиске. Пауза. И Мишка говорит:
– Тяжело сука с поместьем расстаётся.
Мы много с ним выступали. Обычно выходили в смокингах или концертных костюмах. Как-то приехали в Израиль, Мишка открывает кофр и обнаруживает, что забыл положить брюки. Извиняясь, он вышел к публике в смокинге и жёваных бежевых штанах. На следующее утро на пляже вижу – идёт Мишка. В этой жвачке.
– О! Ты в концертных!
Мишка обожал, чтобы его узнавали. Говорят: «Быть знаменитым некрасиво». Все делают трагическое лицо и кивают. И врут. Очень даже красиво. Пастернак… Ну хорошо – ну ошибся. Гении тоже ошибаются.
Мишка жил на Арбате, выходил на него и, как сеятель, раздавал календарики со своим изображением. А у Толи Папанова, наоборот, были пластмассовые чёрные очки за 1 рубль 40 копеек, закрывавшие пол-лица, и натянутая на лоб кепка, чтобы не узнали. Толя ездил на «Волге», а машины тогда были буквально у единиц. Он отъезжал от дома у Никитских Ворот, оставлял машину на углу Малой Бронной и Большой Садовой и дальше шёл пешком в Театр сатиры. Ему было неловко, что он на автомобиле, а кругом ходит несчастный народ.
Нас с Мишкой порой путали. Много лет назад мы были на гастролях в Сочи. Два мужика с семьями схватили меня на улице.
– Ваша фамилия Державин?
– Да, – говорю.
– Можно с вами сфотографироваться?
Они все цепляются за меня. У них фотоаппарат из тех, что тогда были популярны, – «Параноид», сразу же выплёвывавший снимок.
– Товарищ, – окликают какого-то прохожего, – на минуточку! Пожалуйста, снимите нас.
Тот кивает, вешает на шею их аппарат.
– Чуть плотнее, – говорит. – Вот так хорошо. Улыбочка!
Фьють – и его нет! Он рванул с этим «Параноидом». А мужики с семьями так и остались стоять группой, не снявшись с Державиным.
Ещё никто не мог понять, Бабаян моя жена или Державина. Надоедало это до такой степени, что хотелось сказать: «Да наша общая! Отстаньте, ради бога!» Роксана всегда была талантливее, умнее, красивее и моложе нас. Миша в последние годы тяжело болел, и она так скрупулёзно занималась его здоровьем, что этот пример можно вносить в какие-нибудь учебники взаимоотношений.
На прощании с Мишей в Театре сатиры я сказал:
– Сейчас время поисков рекордов – с допингом или без, жажда проникнуть в Книгу рекордов Гиннесса. Безумствующие, затаив дыхание, на полчаса опускаются на дно без скафандров, жрут пельмени цистернами… Обидно, что возможности уходят. Но я думаю, 72 года нашей с Мишей безоблачной, чистой, творческой дружбы – это достойно какой-то записи. 72 года – некруглая дата, но большая. Если сейчас опомнятся, куда-то нас с этим рекордом внесут или сделают очередную бессмысленную бляху, то я эту медаль получу и тебе принесу. До скорого, любимый!
В гараже
«Смысл существования был в общении»
А.Ш.: У меня есть полное собрание сочинений Чехова. Последний, толстый том – переписка. Сегодня никто не пишет писем – шлют сообщения в мессенджерах. Вообще сейчас ритм другой. Никто не останавливается. Спросят, как дела, и, не слушая ответа, бегут дальше. А прежде смысл существования был в общении с друзьями. Игорь Кваша, Гриша Горин и Андрюша Миронов после спектакля или какой-то нашей встречи приходили домой, звонили друг другу и ещё часа два разговаривали. Им не хватало, они не наговорились.
Можно приобрести сослуживца, собутыльника, соавтора, соседа – очень много «со-». Друзья с годами не приобретаются, а только уходят.
Мои родители дружили с родителями Андрюши Миронова. Мы с ним тоже стали друзьями, потом партнёрами, потом сорежиссёрами. Прошли все этапы творческо-дружеских взаимоотношений. Мы много ездили – и с концертами, и на гастроли. Допустим, должны лететь в другой город на творческий вечер. Самолёт в 10 утра. Встречаемся в 8, условно, у Охотного Ряда. Зная, что Андрюша всегда опаздывает, я прихожу в 8:10. Он появляется в 8:15. В следующий раз опять куда-то едем. Я прихожу на 20 минут позже. Он – на 25.И я сдался.
Н.Б.: Часто в поездки брали с собой и меня. Запомнились гастроли Театра сатиры в Тбилиси. Принимали там необыкновенно. В 8 утра приезжал некий друг и вёз к себе. Завтрак состоял из всякой, какая только возможна, вкусной грузинской еды. Постепенно подходили друзья друга, и завтрак перетекал в обед в соседнем гостеприимном доме. Шуру и Андрюшу Миронова ненадолго отпускали в театр сыграть спектакль, к концу которого уже подъезжала новая группа друзей, чтобы везти ужинать – до двух-трёх часов ночи. А в 8 – снова завтрак. Однажды нас повезли в горы, в Цинандали, на знаменитый винный завод. Сначала – экскурсия, а потом, естественно, застолье. Шашлыки на углях от виноградной лозы делали несколько молчаливых грузинских парней. Когда мы среди винограда сели за стол, молчаливые парни вдруг запели старинные грузинские песни. Это было волшебство!
Во время застолья вдруг прибежал ещё какой-то паренёк – в кожаных курточке и кепочке. Все стали уговаривать его присоединиться к нашей компании, но он сказал, что вырвался ненадолго, в свой перерыв. Оказалось, что рядом, в Телави, шли съёмки «Мимино», и это был Вахтанг Кикабидзе, Буба. Так мы с ним познакомились. Много позже мы встретились в Москве у Гердтов и после застолья повезли его в гостиницу. Я была за рулём, завезла Шуру домой и дальше поехала с Бубой в «Космос», думая: «Ах, как жаль, что меня никто не видит! Ночью, в машине, вдвоём с самим Кикабидзе, в которого влюблены все женщины Советского Союза!»
А.Ш.: Сохранился снимок, на котором мы с Андрюшей, оба в джинсовых куртках, стоим на горе Мтацминда. Потрясающие были тогда гастроли в Тбилиси. Такое шквальное хлебосольство, такие любовь и питьё, которыми нас окружали наши тбилисские друзья, трудно себе представить.
М.Ш.: Я могу себе представить. И спустя годы это продолжалось, когда в Тбилиси приезжал уже я со своими друзьями.
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2024»
Иван Ургант: Много лет назад мы все поехали в Тбилиси. Я пригласил своих старших товарищей. У меня жена грузинка, дети грузины. Там – сразу же стол и песня. Мы начали петь, смеяться, танцевать… На пятый день зашли вечером в ресторан просто поесть – друг пригласил. Сели за накрытый стол, и только подняли бокалы, он говорит: «Сейчас мои друзья вам споют». Заходят те же самые люди – гитарист и аккордеонист – и начинают петь. Жена Игоря Верочка вдруг стала плакать. Было непонятно, плакала она от радости или от грусти.
Игорь Золотовицкий: Ей было их жалко…
Михаил Ширвиндт: В один из дней шёл проливной дождь, и мы с Игорем в угаре этого пьянства и обжорства зашли в магазин спортивной обуви – переждать непогоду. Игорь взял с прилавка детской обуви в руку маленький «кроссовок». Продавщица подошла узнать, что он хочет. «Скажите, – спросил ее Игорь, – а у вас есть такие же, но хинкали?»