Н.Б.: Ещё мы бывали в Тбилиси у Софико Чиаурели и её мужа Котэ Махарадзе, а они приезжали к нам в Москву. Подружились мы в Одессе, на съемках фильма «Миллион в брачной корзине» Всеволода Шиловского. Муж Софико иногда прилетал в Одессу. И вечерами, после съёмок, устраивались сказочные посиделки. В Софико трудно было не влюбиться. В первый свой приезд Котэ подошёл к Шуре и на ухо сказал: «Если что – убью!»
Через месяц Шура провожал меня с внуком Андрюшей на вокзале. Пассажиры в купе его, естественно, узнали. Каково же было их и наше изумление, когда через сутки он встречал нас на перроне московского вокзала. Оказалось, у него случайно выдался один день без съёмок, и, вместо того чтобы поваляться на пляже, он полетел в Москву встречать нас. Вечером он вернулся в Одессу.
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2023»
Михаил Ширвиндт: Андрей Александрович Миронов, уже состоявшийся, известный актёр, испытывал страшный пиетет к Смоктуновскому. И как-то он говорит моему папе: «Может, вы с Иннокентием Михайловичем придёте ко мне в гости?» Папа договорился, и они пришли. Андрей накрыл роскошный стол, всё фирменное, как он любил, элегантное. Сидят, выпивают. Миронов со Смоктуновским единственный раз пересеклись в кино – в фильме «Берегись автомобиля». На какой-то стадии застолья зашёл разговор об этой картине. И вдруг Смоктуновский говорит: «Андрей, а как в дальнейшем сложилась ваша творческая судьба?»
Игорь Золотовицкий: Это абсолютно в его природе. Помню, он не соглашался на военные, к датам, спектакли. Ефремов его уговорил. Мы, молодёжь, участвуем. Режиссёр Всеволод Николаевич Шиловский, дай бог ему здоровья…
Александр Ширвиндт: Дорогой Севочка! Я сижу в очень подозрительной молодёжной компании. Пользуясь случаем, поздравляю тебя с Новым годом! Не знаю, как в дальнейшем сложилась моя судьба – после фильма «Миллион в брачной корзине» с Софико Чиаурели, который ты нам подарил. Я тебя целую и обнимаю.
И.З.: Так вот, Всеволод Николаевич Шиловский счастлив, что Смоктуновский играет в спектакле. Иннокентий Михайлович пришёл с папочкой, надел очочки. Мы читаем за столом. Смоктуновский смотрит в текст и говорит: «Здесь он произносит это, а здесь вот это. Не сочетается что-то». Всеволод Николаевич, совершенно не желая никакого конфликта, произносит: «Иннокентий Михайлович, ну тут и ежу понятно». И объясняет: здесь так, а тут сяк. Смоктуновский снимает очки, кладет их в футляр. «Вот с ежом и репетируйте». И уходит.
А.Ш.: Раз уж мы стали вспоминать поездки в тогдашние советские республики, то должен сказать, что в южных раньше была особая система подарков. Допустим, богатая свадьба в Ташкенте. Если папа невесты дарил юноше, условно говоря, машину «Волга», то папа жениха дарил девушке бриллиантовое колье. Если папа невесты приглашал, к примеру, Батыра Закирова, то папа жениха, узнав, что в Ташкенте гастролирует Театр сатиры, звал московских артистов. Естественно, за деньги. Андрюша Миронов, Миша Державин и я были на такой свадьбе. Там играл, не останавливаясь, по заказу, оркестрик из пяти человек. Скрипач-капельмейстер маленького роста по имени Яша играл всё мимо нот, но техника была великолепная.
Когда мы доели, допили и уже уходили, Андрюша подошёл к нему и сказал:
– Яша, я вас умоляю – не уезжайте в Израиль.
– Что такое? Я и не собираюсь.
– Поклянитесь, что вы этого не сделаете.
– Да я даже и не думал!
– Но я вас всё-таки прошу. Не уезжайте – вы там умрёте с голоду.
С гастролей в Ташкенте сохранилось моё письмо другу – театральному режиссёру Михаилу Рапопорту. Он со своей женой Миррой Кнушевицкой, как и моя жена, жили тогда на даче в посёлке НИЛ.
Из бардачка Александра Ширвиндта
Минечка, дорогой!
Когда находишься за 3720 километров, то, естественно, всяческие чувства обостряются. Тебе это ещё предстоит познать, а я в силу известной тебе старости и мнительности сижу здесь и волнуюсь: как вы там сожительствуете, как здравствуете, как продвигается автомобилизм и так далее. Очень надеюсь, что ты как единственное мужское начало в семье в меру справедлив, в меру суров и без меры ласков с нашими женщинами.
Моя жизнь протекает здесь довольно тупо и однообразно. Живём в гостинице «Россия» (типа нашего «Минска»). Комнатки похожи на пеналы. Всё в них впукло-выпукло. У меня шкафчик – у соседа вешалка, у меня ниша – у соседа полочка. И всё это из фанерочки. Рядом живёт наш завтруппой с женой. Так, ночью, когда его жена, кряхтя, переворачивается на другой бочок, кажется, что она спит со мной на одной кровати, и я отодвигаюсь инстинктивно, чтобы она меня не столкнула.
Играть здесь трудно – народ вялый, хотя успех по их понятиям большой. Добавили ещё шесть спектаклей, и теперь у меня всего получилось 33. Ужас! 16-го – единственный свободный день. Хочу слетать в Бухару, взглянуть на восточную экзотику в натуре.
Сегодня наконец купил тапочки и завтра совершаю первый выход на стадион «Пахтакор». Что я там буду делать, пока непонятно, но попробовать надо.
Ну что ещё? Местный художник написал очень хороший мой портрет, но, к сожалению, не отдаёт. Был на встрече с молодёжью здешнего русского театра имени Горького. Один из молодых актёров сказал, что я самый современный артист, которого он видел. На что я ему, естественно, заметил, что, значит, он вообще толком никого не видел. Но это, как ты понимаешь, я из скромности, на самом деле мы-то с тобой знаем, что он прав.
Ну вот, Миня, краткий отчёт о моей гастрольной жизни.
Целую тебя, обними женщин, скучай по мне – это помогает в учёбе и личной жизни.
Твой А. Ширвиндт
Н.Б.: Вспомнила одну дачную историю, связанную с Андрюшей Мироновым. Я жила на нашей даче, а Шура в Москве играл в театре. После одного из спектаклей Андрей Миронов и Марк Захаров стали уговаривать Шуру посидеть в ресторане, на что он сказал, что должен поехать ко мне. Он приехал, и мы, поужинав, легли спать.
М.Ш.: А я где был? Или меня ещё не было?
А.Ш.: Ты уже был, но тусовался в другом ресторане.
Н.Б.: Прошло несколько часов. Андрюша с Маркушей вышли из ресторана и решили нас «пугануть». Это было любимое занятие – неожиданно приехать и испугать друга. Часа в четыре утра они добрались до нашей дачи. Мы спали на втором этаже в дальней комнате и не слышали звука подъехавшей машины. Они начали стучать в дверь и вдруг увидели, как по тёмному коридору к ним движется странная фигура в длинном одеянии и колпаке. Им казалось, что, кроме нас, в доме никого быть не должно. На самом же деле в это время на даче жил ещё и мой брат, архитектор, академик Владимир Николаевич Белоусов. Разбуженный шумом, он пошёл к двери в том, в чём спал: в длинной ночной рубашке и ночном колпаке. Андрюша с Марком не то что нас не пуганули, они сами перепугались до смерти от вида этого привидения.
Тут и мы наконец проснулись. Когда всё прояснилось, Андрей подогнал машину прямо к террасе, включил на полную мощь своего любимого исполнителя Хампердинка. Мы тут же накрыли стол, и были танцы до утра. Но они долго находились под впечатлением от увиденного в темноте.
А.Ш.: Ещё была одна дачная история. Лариса Голубкина, жена Андрея Миронова, – прекрасная актриса. Володя Меньшов, преподававший во ВГИКе, показывал студентам сцену из телевизионного отрывка «Летучая мышь» про собаку Шульца с Ларисой, Андрюшей и мною как эталон сосуществования и общения в кадре. Лариса ещё очень тонкая певица и подруга. Иногда она подозревала Андрея в ветрености. Как-то раз мы с ним приехали к нам на дачу и пошли в баню к нашим соседям Поповым и Соколовым. Боря Соколов работал в ракетно-космической сфере и был женат на дочке писателя Ивана Попова, автора пьесы об Ульяновых «Семья», Наташе. Боря фанатично любил париться в бане, постоянно что-нибудь в ней усовершенствовал. Пар был сказочный. Лариса что-то заподозрила. Она не знала, где находится наша дача. Тем более не знала, кто такие Поповы и Соколовы. Мы сидим, паримся, к счастью, действительно мужской компанией, бухие. Распахивается дверь парилки, и входит Лара. Она просто по нюху нас нашла. Села на Рижском вокзале ночью на электричку, доехала, по наитию прошла три километра через поле, оказалась в посёлке, где никогда не была, добрела до дачи Поповых и Соколовых, которую и я нахожу с трудом, и ворвалась в парилку.
М.Ш.: Большая часть моих воспоминаний об Андрее связана с путешествиями.
Из бардачка Михаила Ширвиндта
Иногда летом папа брал нас с мамой на гастроли. Как правило, ехали мы на машине, и, как правило, вчетвером: я с родителями и Андрей. Причём выезжали загодя, чтобы «успеть добраться» до начала первого спектакля. Путешествие из Москвы в Ленинград занимало дня три-четыре, то есть дневной пробег составлял примерно 150 километров. Я, ненавидевший машинную духоту, очень ценил такой рваный ритм движения. Мы всё время останавливались: то видели красивый лес и устраивали пикник, то вдоль речки уезжали в какие-то поля в поисках купального места, то выходили из машины, чтобы полюбоваться достопримечательностями. Я помню, как все выискивали смешные названия населённых пунктов на пути: Долгие Бороды, Болотная Рогавка, Бухалово, Козлы, Опухлики, Эммаусс и фаворит Андрея – Выдропужск! Он выдвигал разные версии, почему село назвали именно так: то ли там выдрами пугали, то ли пугали самих выдр. Мы даже въехали в центр села, поспрашивали жителей, почему оно так странно называется, но никто не знал ответа!
А.Ш.: Когда Андрюша Миронов снимался в Ленинграде, он всегда селился в «Астории». Если его спрашивали, где он живёт, он говорил: «Я остановился в “Астории”». А у него там под крышей, у лестницы, как у Хлестакова, была клетушечка с маленьким диванчиком. Но этого никто не знал.