Н.Б.: В одну из поездок в Ленинград, прогуляв всю ночь, мы под утро вернулись в этот номер Андрея под крышей «Астории». Там стоял вельветовый диван, на котором все мы разместиться не могли. Поэтому сняли с него спинку, положили её на пол и легли спать. С нами тогда ещё была Светлана Светличная, снимавшаяся с Андрюшей в советско-венгерском фильме «Держись за облака». Когда через пару часов мы встали, то обнаружили, что на лице Светличной отпечатался вельвет дивана: через всё лицо проходили глубокие бороздки, которые держались потом ещё очень долго. Завтракать мы поехали в гостиницу «Европейская». Там за столиками сидели иностранцы, пили кофе и ели булочки с джемом. А мы были ужасно голодными. Когда нам повезли полную тележку еды, иностранцы, поперхнувшись булочками, встали посмотреть, кто это сколько заказал. Потом мы навестили Андрюшиного дедушку Семёна. Он спросил, в каком отеле мы остановились. Вспомнив, как мы спали вповалку на полу, мы долго смеялись над этим «остановились».
А.Ш.: В Мишином «Гараже» мы с Ваней Ургантом рассказывали историю, как наша компания ходила в Ленинграде к его бабушке, которую мы решили «пугануть».
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2024»
Иван Ургант: За что будем пить, Александр Анатольевич?
Александр Ширвиндт: За нерушимость…
Игорь Золотовицкий: За нерушимость наших гаражей!
И.У.: Абсолютно правильно. Обратите внимание, сколько потрясающих артефактов в гараже. А ведь где-то без этих деталей продолжают ездить автомобили… Когда первый раз Мишка при вас выпил?
А.Ш.: Он начал пить в утробе матери – вместе с ней и твоими ближайшими родственниками.
Михаил Ширвиндт: Расскажите уже историю про родственницу.
И.У.: Какую историю? Великую? Мы были соведущими несколько раз. С тобой, Миша, мы, к счастью, ничего не вели, и это продлило мою карьеру ещё хотя бы на сколько-то. С Игорем мы вели юбилей Олега Павловича Табакова, а с Александром Анатольевичем – юбилей Марка Анатольевича Захарова. Там я эту историю рассказывал, поскольку она, единственная, связывала меня, Ширвиндта и Захарова. Давайте так: сначала рассказываю я, а потом Александр Анатольевич рассказывает, как было. Это легенда, на которой зиждется всё в нашей семье.
А.Ш.: Тебе было…
И.У.: Меня не было! История начинается с того, что меня на Земле не было. Город Ленинград. Бабушка, Нина Ургант, замужем за Кириллом Ласкари, братом по отцу Андрея Миронова. 4 или 5 утра. Звонок в дверь. Кирилл Ласкари как мужчина в доме, наследник Менакера и вообще – из артистической семьи, говорит: «Нина, пойди открой, мы не знаем, кто это». Бабушка – из маленького городка Даугавпилс, ей не привыкать открывать дверь незнакомым людям, она была в оккупации. На пороге стоят… Тут фамилии разнились: Ширвиндт (вы назывались первым – видимо, стояли ближе к двери), Миронов, Захаров, Гердт. Кто был пятый?
А.Ш.: Четвертого-то не было – Зямы Гердта.
И.У.: Окей. Они стоят. А бабушка – замечательная актриса. Эти руки играли на гитаре в фильме «Белорусский вокзал». Она показывала: «И стоят они вот так». Описывая эту ситуацию, бабушка употребляла два слова: «прикрыли» (первое слово) «хозяйство» (второе). Стоят голые люди. Довольно популярные. С испуганными глазами…
А.Ш.: С испуганным хозяйством.
И.У.: Судя по тому, что у некоторых даже в одной руке всё помещалось, видимо, был испуг. «Нина, – говорят, – случилась страшная история: нас ограбили и раздели догола во дворе. Мы извиняемся. Никогда в жизни мы не стали бы беспокоить вас. Можно мы зайдём на одну секунду? Пусть Кира даст нам какую-то одежду, и мы просто дождёмся такси…»
А.Ш.: И посылок.
И.У.: Да, «…посылок и переводов». Бабушка сказала: «Ну конечно!» Я внимательно смотрел хронику тех лет. Редко ведь раздевали мужчин такого возраста в Ленинграде?
А.Ш.: Одевали тоже редко.
И.У.: Естественно, всех завели в квартиру. А теперь рассказывайте вы.
А.Ш.: Всё было не так! Ванька знает по слухам. Ниночка – потрясающая актриса. И как у неё было уютно и вкусно! Она ничему не удивлялась. Вот что нас поразило и выбило из колеи. Когда мы, дрожащие, с хозяйствами не первой свежести, стояли в дверях её квартиры, то думали, что будет обморок, а она сказала: «Ну и что?» Мы ответили: «Вообще ничего. В буквальном смысле ничего».
И.У.: Вы расскажите, кстати, как вас ограбили.
А.Ш.: Когда мы пошли поздравлять Ниночку с чем-нибудь в 4 утра, мы решили, что просто входить в штатском глупо. И в страшном подъезде, который пах бог знает чем, только не революцией…
И.У.: …там пахло тем, чем пи́сали герои революции…
А.Ш.: …мы разделись догола, засунули неприхотливые наши трусики за ржавые батареи и поднялись на третий этаж. Идея пришла в голову не мне, а Марку Анатольевичу Захарову, потому что он режиссёр, а мы исполнители.
И.У.: «Обыкновенное чудо» – мы могли бы назвать эту сценку. Сколько вы думали, прежде чем согласиться на это режиссёрское предложение Марка Анатольевича?
А.Ш.: Готовилось долго. Наверное, месяца три… Нас прогнали. Сказали: «Идите, может, там ещё что-то осталось за батареями». Но за батареями ничего не было! И мы, голые, выгнанные народной артисткой под подозрительные взгляды Ласкари, остались в колыбели революции…
И.У.: А в колыбели только голыми и нужно находиться. Но я хочу сказать о другом. Вы практически повторили начало великой сцены фильма Андрея Смирнова «Белорусский вокзал»: когда среди ночи приходят однополчане и звонят в дверь. Только в фильме она их мыла. Здесь не надо было мыть, вы стояли чистыми…На юбилее Марка Анатольевича я сказал, что, поскольку у бабушки очень хорошая зрительная память и она подробно описывала вас, голеньких, я с раннего детства знал, чем «Ленком» отличается от Театра сатиры. Разница была видна. Александр Анатольевич, позвольте поднять бокал…
А.Ш.: Облеки в форму тоста.
И.У.: Дорогой Александр Анатольевич! Меня ещё не было, но я знал, что приду в этот мир, в котором, слава богу, на хозяйстве лежит рука Александра Анатольевича!
А.Ш.: И не только его… Потом был снят фильм «Беспокойное хозяйство». Это про Захарова.
И.З.: За вас! Вон ваша рюмочка, слева.
А.Ш.: Дожил! Не вижу рюмки!
А.Ш.: Ниночка Ургант тогда увлекалась правильной едой. В то время у многих на подоконниках стояла трёхлитровая банка с чайным грибом – такой плавающей медузой в чае. Мы спёрли эту банку и сдали её на Московском вокзале в камеру хранения.
Н.Б.: Кроме «пугнуть», любили ещё одну игру: надо было на большой скорости на автомобиле уйти от преследования, заехав задним ходом в какую-нибудь подворотню. Когда преследователь, потеряв тебя из виду, проносился мимо, ты мог выехать. Происходило это в районе зоопарка, около Волкова переулка, где жил Андрей и где чаще всего мы собирались.
А.Ш.: Ещё мы с Андрюшей ехали рядом на двух машинах вниз по Большой Бронной. Не быстро. Марк Анатольевич, сидевший на заднем сиденье, через открытые окна перелезал из одной 21-й «Волги» в другую.
В чём заразительность режиссуры Марка Анатольевича – в жизни и на сцене? Предположим, он работает с Мироновым и Андрюша у него летает, даже без лонжи. Маркуша кривится: «Не очень». И это даёт импульс взлететь ещё выше. Андрюша взлетает. Маркуша говорит: «Лучше, но не очень». И так мы жили – что-то делали, потом зыркали на Маркушу, он произносил: «Не очень» – и мы развивались дальше. Тот же Андрюша слышал от Марка много «не очень», поэтому стал очень.
Что такое совместное творчество? Вдвоём с Марком мы ставили спектакль «Проснись и пой». Нельзя сидеть и ставить вдвоём. Что-то ставил он, что-то я. Потом кланялись вместе. Мы переписали венгерскую пьесу от начала до конца. Не было театра в стране, где не шёл этот спектакль. Деньги зарабатывали автор и переводчик, а мы с Захаровым получали 0,01 процента на двоих.
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2020»
Александр Ширвиндт: Помните, была знаменитая песня?
«Я могла бы побежать за поворот,
Я могла бы побежать за поворот,
Я могла бы побежать за поворот,
Я могла бы, только гордость не даёт».
Там два автора слов – Танич и Шаферан. Первый писал: «Я могла бы побежать за поворот». Потом – муки творчества, и второй добавлял: «Я могла бы побежать за поворот». Дальше – композитор Фельцман: «Я могла бы побежать за поворот». А потом собирались вместе и заканчивали: «Я могла бы, только гордость не даёт». Вот как творили по-настоящему.
Н.Б.: Мы часто гуляли до утра. Хинкальная на Красной Пресне открывалась в 6 часов, и туда съезжались в основном таксисты после ночной смены. Как-то летом мы с Шурой, Андреем Мироновым и сценаристом Александром Червинским после какой-то гулянки подъехали к этой хинкальной в 5 утра. В таких случаях я была водителем. До открытия оставался ещё час, и все заснули в машине, кроме Шуры, который курил в окно. Автомобиль сотрясался от храпа Андрея. Мимо проходил какой-то работяга.
– Мотор-то хоть выключите, – бросил он на ходу.
– Это не мотор, – сказал Шура, – это мой приятель спит.
А.Ш.: Помимо хинкали мы с Андрюшей ели пельмени. В Театральном училище имени Щукина я ставил дипломный спектакль «Беда от нежного сердца», в котором центральную роль играла Наташа Гундарева. С тех пор мы дружили. Наташа приходила на студенческие спектакли за три часа до начала, сидела в маленькой гримёрной училища и готовилась. Это было её отношение к труду. И получилась Гундарева. Она могла играть всё – органично, сочно и необыкновенно мощно. Притом что Наташа никогда не была тростинкой, она прекрасно двигалась. На дипломный спектакль мною был приглашён для постановки танцев Андрей Миронов. Он сразу влюбился во всех. Когда мы сдали этот водевиль, Наташа позвала нас к себе на пельмени. Жила она в огромной коммунальной квартире в одной комнате с мамой. Пельмени она сделала сама. Наташа была хорошей хозяйкой, но поскольку волновалась (всё-таки должны прийти Миронов и педагог), то они разварились: тесто было отдельно, а мясная говяшка – отдельно. Так как Андрюша всю жизнь худел, то я ел тесто, а он…