техпаспорт и ставит печать в моём.
– Проезжайте, – говорит.
– Подождите, у меня там собака.
– Отлично!
– Сейчас я покажу все документы. Вот, например, сегодняшняя спецсправка…
– Не надо, проезжайте.
Ну я и проехал. До эстонского поста было метров 500, и по дороге я обнаружил магазин дьюти-фри, где на радостях купил бутылку виски. Как выяснилось позже, она меня спасла.
Итак, эстонцы. История повторяется: отдаю документы, и через пару минут мне возвращают всё с печатью в паспорте.
– Собака у меня, – в отчаянии говорю я.
– Вижу, – отвечает пограничник.
И всё! А как же наши муки? Гошин чип, напрасно выведенные глисты, спецсправка?
– Проезжайте!
Тьфу!
Следующий этап – таможня. Эстонец-таможенник оказался персонажем из анекдота о неспешности прибалтов. Он очень долго осматривал автомобиль, причём не изнутри, что напрашивалось, а снаружи.
Наконец произнёс:
– У фас прафый стэклоочиститэль отсутстфуэт.
(Не знаю, как на бумаге передать эстонский акцент.)
– Ой, – говорю, – только что в сильный дождь, представляете, лопнул, и это хваленый «Ауди»! Вот, я его подобрал, смотрите…
– Опасно, – ответил он на мою тираду.
Потом еще раза два обошёл машину и говорит:
– У фас отна лампочка не горит в подсфетке номерного знака.
– Ах, какой кошмар, вы правы, – пытаюсь умаслить его я. – Но вторая горит, номер виден…
– Опасно, – опять произносит этот дядя. – Откройте багажник.
Я распахиваю заполненный до краёв багажник, он бегло смотрит в него.
– Алкоголь есть?
– Вот, только что купил, – и показываю бутылку виски из дьюти-фри.
– Проезжайте, – бросает он и уходит.
Я сажусь за руль, выезжаю и, уже мчась по эстонским просторам, вдруг цепенею… Водка! 80 бутылок! В багажнике! На границе!!! Я совершенно о ней забыл. Ни я, ни папа, загружая водку в багажник, не подумали, что мне ехать не в Москву, а за границу. И вот почему купленная бутылка виски спасла меня: я искренне считал, что другого алкоголя не провожу, и эта моя уверенность подействовала на доверчивого эстонца. Я чудом не сел в тюрьму за контрабанду в особо крупных размерах. (А кстати, интересно, в Эстонии сажают в тюрьму с собаками?)
Дальше всё шло как по маслу. Мы с Гошей снимали в Юрмале квартиру с видом на море, дышали, гуляли, ездили за грибами, нахаживали километры по широченным пляжам.
Тут, правда, надо сделать отступление. По правилам, находиться с собакой на юрмальских пляжах запрещено в любое время года. Но запретный плод сладок (в данном случае – солён). Тем более что Гоша стал первой собакой в нашем роду, увидевшей море. Да ещё какое! Это для человека Рижский залив – история довольно унылая: надо пройти метров двести, чтобы погрузиться по пояс. Для Гоши, рост которого в холке сантиметров двадцать пять, это был рай! То есть даже ему море было по колено. Он с бешеной скоростью нарезал круги по песку, гоняя ворон, потом, не сбавляя оборотов, вбегал в воду, поднимая в небо стаю чаек… И так до бесконечности.
Поводок по взаимной договорённости мы с Гошей никогда не используем. Будь то ходьба по московским улицам или гулянье по Рижскому взморью, у нас есть универсальный звук «щ-щ-и», который, в зависимости от ситуации, может означать что угодно. Короткое «щ-щ» значит мгновенную остановку на светофоре. «Щ-щ-и-и» протяжное, с ударением на последней «и», наоборот, даёт быстрый рывок и так далее. Короче, носится Гоша себе беззаботно по пляжу, как вдруг откуда ни возьмись двое полицейских.
– Допрый дэнь, – говорят. – А ви знаете, што собакам нелься на пляж? Ми винуштены составлять протокол.
– Какие собаки? – спрашиваю.
– Вон там ваша!
– Это не моя.
– Как так? Она с вами ходит!
– Да, что-то увязалась за мной, пристрелите её, – говорю и быстро двигаюсь к выходу с пляжа.
А Гоша, поняв, что его жизнь висит на волоске, но всё же не подавая виду, что мы знакомы, стремительно убегает в дюны!
Эта история очень развеселила моих давнишних друзей – Лайму Вайкуле и её мужа Андрюшу Латковского. Лайма и сама частенько выгуливает своих бульдогов – Эми и Буча – на морском берегу, за что выслушивает гневные отповеди от бдительных доносчиков.
Гоша же (это уже самодонос), будучи мужчиной в расцвете сил, проявлял страстную любвеобильность и тягу к этим невинным разнополым бульдожкам. Есть фотография, где он склоняет к любви под столом одну или одного из них. При этом ноги, среди которых всё это происходит, принадлежат людям настолько знаменитым, что их даже неловко, а теперь и небезопасно упоминать.
В гараже
«Действующая жена президента с вдовствующей»
М.Ш.: Куда это ты такой красивый собрался?
А.Ш.: Как куда? На работу. Я же работаю в Театре сатиры. Я президент.
М.Ш.: И ты начинаешь рабочий день в своём кабинете на даче перед скульптуркой Миронова, стоящей на камине?
А.Ш.: Да, всегда говорю: «Андрюша, я пошёл на работу». Когда я стал президентом театра, меня журналисты спросили: «Какой был ваш первый указ?» Я ответил: «Указал на дверь, куда всё время хочу уйти». Какая история с этим президентством? В 2021 году я уволился с поста художественного руководителя Московского академического театра сатиры, став безработным парнишкой. На представлении нового худрука я говорил что-то вроде: «Как показывает житуха, либо человека выгоняют и он становится худруком в изгнании, либо его выносят вперед ногами и мимо него идет новый худрук. У нас же намечается премьерный вариант». И под аплодисменты я кланялся – мол, да, я такой новатор. А потом сказали: «Но уходить ему нельзя, мы оставляем его президентом театра». Президент театра – это мистика. Главное же: президент – выборная должность. Должны стоять урны, надсмотрщики, иностранные агенты. Тогда предложили: «Давайте проголосуем». Все проголосовали «за», кроме одного – меня. Я сказал: «Буду думать». К чему это я вспоминаю? Одна из любимых подруг Наталии Николаевны – Наина Иосифовна Ельцина. Она вдова президента России. Их очень дружеские, тёплые и настоящие отношения всё-таки омрачались одним фактом: они были неравнозначны по рангам. Сейчас же Тата с Наиной сравнялись: действующая жена президента с вдовствующей. В общем, я подарил своё президентство жене. Оно будет недолгим и недорогим для страны.
М.Ш.: В 2023 году папе вручили очередную награду – специальный приз кинопремии «Ника».
А.Ш.: В какой номинации, скажи.
М.Ш.: «Честь и достоинство» – то, что сейчас утрачено. А папа продержал это до последнего…
А.Ш.: …дня своего. Так и знал, что похоронишь меня вместе с этой «Никой».
Выезд из гаража
«Профессия актёра – стыдная»
Александр Ширвиндт
Иногда жалею, что в детстве похоронил скрипку. Если бы не прятался от неё в сортире коммуналки и учил сольфеджио, мог бы сидеть в оркестровой яме Театра сатиры, а не бегать и потеть над ней. Хотя… 72 года я шастаю по сцене. Казалось бы, ну хватит! Нет, тянет. Страшная профессия. С одной стороны, она уникальна, с другой – банальна и глупа. Всё это вместе даёт счастье.
Когда меня спрашивают, чему я хотел бы научить своих учеников, отвечаю: «Пока не поздно, придумать себе другую профессию». Актёрская – стыдная: шут гороховый. Актёров раньше хоронили за церковной оградой. Это только недавно они стали лауреатами и депутатами. Профессия же театрального актёра – вообще дым. Ничего не фиксируется.
Если мои студенты не хотели учить текст, я всегда им напоминал, что музыканты играют с листа. Есть оркестранты, которые выступают с великими дирижёрами после одной репетиции. Артисты, к сожалению, с листа не играют. Я утрирую, но тем не менее.
После окончания театрального училища меня вместе с артисткой Некрасовой взял вести шоу Александр Конников, фронтовик, главный режиссёр Москонцерта, который ставил спектакли в Московском театре эстрады, располагавшемся тогда в здании напротив нынешнего Театра сатиры (потом в нём разместился «Современник», а затем здание снесли, и на его месте возникла автостоянка). Идея шоу была такая: я москвич, а она провинциалка, приехавшая в столицу. Случайно с ней встретившись, я веду её по красавице Москве. За несколько лет до того воздвигли главное здание МГУ, и задник представлял собою изображение университета – с прорезанными окошками, в которых горел свет. Я показывал ей город: здесь прекрасно кормят, тут чудно поют, вот роддом, там – университет. Но не всё было гладко в Москве. Например, игралась миниатюра, в которой двое друзей – Алька Голь и Ника Тин – развращали чистую советскую молодёжь. Словом, мы играли что-то необыкновенно острое, бичуя пороки. В мае 1957 года в Ленинграде, в гостинице «Астория», после концерта умер Александр Вертинский. Похоронить его должны были в Москве на Новодевичьем кладбище. И гроб привезли для церемонии прощания в Театр эстрады. И вот мы шутим про Москву, а за кулисами – гроб с телом Александра Николаевича.
Мне дико везло с партнёршами. Я играл с Верой Васильевой, Ольгой Яковлевой, Людмилой Гурчено, Софико Чиаурели, Любовью Полищук, Ириной Муравьёвой. В этом списке ни одна не похожа на другую. Они самобытные, своеобразные особи. Хорошая партнёрша – это та, которую хочешь. Её нужно хотеть чисто физически. При этом необязательно за кулисами с ней жить. Я во всех этих случаях увернулся.
Ещё одной самобытной особью была Нонна Мордюкова. В Театре-студии киноактёра, на малой сцене, практически на носу у зрителей, шёл студенческий спектакль «Молодая гвардия». Нонна играла Ульяну Громову. В сцене в гестапо она стояла спиной к этому маленькому зальчику, и гестаповцы тянули её туда-сюда, разрывая на ней огромную холщовую рубаху. Она оставалась по пояс голой. Пауза. И вдруг её спина становилась пунцовой. Это было физиологическое актёрское перевоплощение. Сыграть такое невозможно.
Она была очень музыкальной актрисой, с абсолютным слухом. В том же Театре-студии киноактёра проходили знаменитые капустники сильнейшего театра Виктора Драгунского «Синяя птичка». Я помню номер Мордюковой. Она выходила на сцену в длинном сарафане, с огромной косой и пела романс «Матушка-голубушка», обливаясь слезами. Музыканты, сидевшие в зале, спрашивали: «Что-то здесь со звуком?» Потом профессионалы мне объяснили, что она фальшивила на одну восьмую ноты.