Н.Б.: Мишу я не учила готовить. Удивляюсь, откуда у него кулинарные способности. На даче сейчас готовит в основном он.
М.Ш.: У родителей – устоявшиеся принципы в еде. Несколько лет назад мой сын приготовил им пасту с тунцом.
Папа орал:
– Андрюша мне макароны с рыбой дал!
К тому же, если мама варит макароны, то потом доваривает их ещё несколько дней – разогревая. А эти оказались аль денте, то есть твёрдыми. Когда я готовлю для родителей, стараюсь соответствовать их кулинарным ожиданиям. Котлеты, какими бы я их поджаристыми ни сделал, надо ещё вдоль разрезать и каждую половинку пожарить.
А.Ш.: Однажды в каком-то своем выпуске Миша сказал, что собирается есть павлинов. Это можно возненавидеть ведущего, даже если он родной сын.
М.Ш.: А курицу есть можно?
Н.Б.: Можно. Моя бабушка кур даже разводила. До революции дед проектировал посёлок для служащих Московско-Казанской железной дороги на станции Прозоровская (теперь Кратово). Семья переселилась туда и продолжала жить там в 1920-е годы. Время было голодным – выживали благодаря огороду и курам. Но когда приходилось резать курицу, бабушка заболевала: поднималось давление, повышалась температура, болела голова. Потом она выздоравливала – до следующего расставания с курицей. Мама, учившаяся во ВХУТЕМАСе, иногда привозила сокурсников, чтобы могли подкормиться.
М.Ш.: Павлин – это курица. Они состоят в одном отряде – куриных.
А.Ш.: Я не знаю, в каком они отряде. Я не был ни во флоте, ни в пехоте. Я знаю, что павлина есть нельзя. Есть можно только ротанов.
М.Ш.: Я хорошо помню, как мой дядя привёз из Франции две лягушачьи лапки. Мы с двоюродным братом, тогда ещё маленькие, ходили вокруг, представляли наших российских жаб, и нас отбрасывало. Брат так и не решился, а я слопал.
Став телеведущим, я пробовал в разных странах крокодила, страуса, улиток, тутового шелкопряда. Крокодил очень вкусный – помесь курицы с рыбой. В Кении, в Найроби, есть ресторан с бразильской системой: официанты несут мясо до тех пор, пока ты не перевернёшь картонный кружочек на столе красной стороной вверх. Первый раз, когда ты не знаешь об этом светофоре, бывает смешно: сидишь, на еду уже смотреть не можешь, машешь руками, кричишь официанту на всех языках: «Нет!!!» – а он всё несёт и несёт. В этом африканском ресторане я попробовал и зебру, и гиппопотама, и буйвола. Причём охота в Кении запрещена, эти деликатесы выращивают на специальных фермах. Ел я и змею. А вот убить кобру не дал. Кажется, на Шри-Ланке мы заранее заплатили 180 долларов за то, что придём в ресторан и будем готовить кобру. Они держали в руках мачете и эту несчастную змею за хвост. Я отказался. Не смог я съесть тараканов, хотя ведущий нашей программы «Путешествия натуралиста» Павел Любимцев внушал мне, что тараканы принципиально ничем не отличаются от креветок. Они даже более чистые – их разводят именно для еды. На азиатских рынках я часто встречал датчан и англичан, которые шли с кулёчками жареных тараканов, а я тянулся рукой к кулёчкам, но взять не смог.
А.Ш.: И после всего этого он морщится, когда я ем варёный лук!
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2019»
Михаил Ширвиндт: Мой папа… Не знаю, надо ли портить настроение зрителям – неприятное будет ощущение… Папа любит варёный лук из супа.
Александр Ширвиндт: Не принёс?
М.Ш.: Слава богу, нет. Нас выключили бы сразу. А нам надо, чтобы подписывались и лайкали.
А.Ш.: Дорогие друзья, ничего прелестнее варёного лука быть не может. Анчоусы, ананасы – всё это еле-еле говно. Если большая луковица вынута из по-настоящему сваренного борща, её разрезаешь, чуть-чуть добавляешь майонезика, и это сказка! Очень дёшево и полезно. И напрасно ты отговариваешь зрителей от такого потрясающего блюда.
М.Ш.: Что касается алкоголя, то тут, слава богу, наши с родителями вкусы совпадают: нас объединяют хреновуха и водка. В Новый, 2024-й год папа открыл для себя шампанское. Вернее, открыл его я, а он открыл его как вкус. Родители настолько консервативны, что, по-моему, он никогда и не пробовал его. Всю жизнь предпочитает водку. И мама, хоть пьёт мало, но тоже водку. Когда папа вынужденно пригубил шампанское, его это неслыханно воодушевило, и с Нового года он очень любит, как аристократы, с утра его потягивать.
Как-то я пришёл к нему и принёс свежайшую хреновуху, которую сам набодяжил, а он должен был продегустировать.
А.Ш.: Я не знаю другого такого ребёнка в какой-нибудь семье, который приходит к папе только для того, чтобы принести ему выпить.
М.Ш.: Почему? Я тебе приносил кильку, шпроты, лук…
А.Ш.: Опять же, чтобы выпить и закусить.
М.Ш.: В хреновухе был один зубчик чеснока на три литра. Папа чеснок, в отличие от лука, терпеть не может и тут же его унюхал.
А.Ш.: Чеснок в хреновухе – это кризис жанра. Испортил вечер отцу.
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2022»
Александр Ширвиндт: Помимо того что мы вроде бы шутим, надо, чтобы был какой-то элемент познавательности. Например, нельзя наливать горячительные напитки, держа в руках рюмки! Сколько раз я вам говорил! Наливать надо только в стоящую на столе рюмку.
Фёдор Добронравов: Почему? В этом есть какая-то логика?
А.Ш.: Логики нет, но это традиция!
А.Ш.: Наша страна славится тем, что население доводит себя до какого-то максимального алкоголического уровня, а потом у нас бросаются бороться с пьянством. Мы не умеем пить ровно, когда надо и в охотку. Помню, как в период запрета алкоголизма мы были на гастролях в Красноярске и Иркутске. Местные обкомы партии устраивали для нас шикарные банкеты с омулем, соленьями и соком манго. И смелые партийные работники шли на страшное преступление: на столе стояли графины с этой «мангой», один из которых выглядел чуть светлее, чем остальные «манги». В нём была водка, разбавленная соком.
М.Ш.: Я впервые выпил целую бутылку «Ркацители» в 10-м классе – в компании. Домой, на Котельническую набережную, добирался на такси. Мне надо было, проезжая через Астаховский мост, сказать водителю: «Здесь налево, пожалуйста!» Начиная от кинотеатра «Ударник» я репетировал эту фразу. Проговорив про себя её раз двести, я понял: смогу! И вот приближаемся, таксист въезжает на мост, я открываю рот… и ничего не говорю. Целый километр мне понадобился, чтобы осмыслить ситуацию. Наконец я собрал последние силы и чётко произнёс:
– Здесь, палста! – и вывалился из машины.
Домой шёл трудно. Ложился в сугробы, чтобы освежиться. Пока лежал на снегу, отрепетировал все свои действия после прихода домой. Надо было, открыв дверь, сказать: «Что-то голова болит, устал, хочу спать». И мне это удалось! Оставалось последнее – развязать шнурок. Но именно этот наклон я не продумал и растянулся на пороге кухни, где сидели родители. К сожалению, они не закричали: «Ура! Наконец-то наш мальчик нажрался!»
После занятий в театральном училище мы покупали в гастрономе «Новоарбатский» вино «Белое крепкое», портвейн «Кавказ» (такие бутылки называли огнетушителями) и шли в знаменитый «Валдай» – большую столовку. Брали несколько порций квашеной капусты, хлеб, горчицу и обязательно компот, потому что были нужны стаканы. Разливали под столом. Если нас выгоняли, переходили в подъезды – роскошные арбатские подъезды с витражами и пятиместными подоконниками. Садишься – и банкет.
Спустя годы меня ждало потрясение в Португалии. Наше поколение, давясь, выпивало «Три семёрки» и «Агдам», и вдруг я попробовал портвейн, в котором вообще нет сахара. Сухой портвейн – можно сойти с ума! У нас как пьют портвейн? На двоих бутылку за четыре минуты. А там цедят из небольших фужеров.
Видеорегистратор
YouTube-«Гараж-2020»
Фёдор Добронравов: Тут стоит портвейн «Три семёрки». Лет десять назад я ездил в Израиль…
Леонид Ярмольник: А ты-то зачем туда?
Ф.Д.: Мои друзья – артисты, режиссёры, в 1990-м уехали в Израиль. И вот, собираясь к ним, я звоню: «Ребята, едем всей семьёй. Что привезти? Может, сало?» «Ничего, – говорят, – не надо. Всё уже можно купить тут. Русские открыли магазины. Просто приезжай». Но я не мог ехать с пустыми руками. Купил набор гранёных стаканов – таких же, как эти. Звоню снова: «Портвейн у вас есть “Три семёрки”?» – «Нет». Я купил. В Израиле мы с ними поехали в Кесарию. Сели на траву возле гостиницы у моря. Достаю я «Три семёрки», «Агдам», «Далляр». Порезали сало, яблоко разрезали, сырок «Дружба». А там плюс 60. Он у нас тут же поплыл. Женщинам своим мы сказали: «Бабы, ша! Мы общаемся, как в молодости». Наливаем три полных стакана портвейна и опрокидываем их – пак! Сырок в рот – пак! Яблочки – пак! И через 15 секунд – дж-ж! Нет нас! Как будто кто-то по башке ударил! Дай бог здоровья нашим женщинам, они нас накрыли, чтобы мы не сгорели. Когда стало темнеть, мы почувствовали, что холодно. Пришли в гостиницу со следами от травы на лицах. Женщины сидят в фойе, пьют шампанское. «Как пообщались?» – спрашивают. «Отлично! – говорим. – Посидели, пообщались!»
Л.Я.: Вот я тебя сейчас слушаю, Федя… Я думал, ты только роли такие играешь. А оказывается, ты и живёшь так.
М.Ш.: В Москве самыми престижными были рестораны в Доме кино, Доме литераторов, Доме актёра… Нынешние молодые уже не знают, что раньше в ресторан по вечерам надо было не ходить, а попадать: выстаивать очередь, проскакивать мимо швейцара, небрежно вцепившись в рукав входящего театрального деятеля или писателя, как будто ты с ним разговариваешь, или влезать в окна.