А мой четырёхлетний сын Миша часто берёт старый разбитый телефон, который дедушка ему когда-то подарил, прикладывает к уху и говорит: «Алло! Алло! Шура! Шура! Ты когда приедешь? Алло!» Жена Настя спросила сына: «Что он тебе сказал?» «Не отвечает», – печально произнёс он.
Любовь моих родителей была, есть и, надеюсь, будет оберегом последующих поколений. А пока мы, следующие, говорим им спасибо! Я же на правах старшего продолжателя рода попробую сформулировать свою личную сыновнюю благодарность.
Спасибо тебе, папа, что выбрал мне прекрасную маму! Спасибо, что вы родили меня так рано! Не каждому ребёнку удаётся прожить с отцом 66 лет! Чтобы моему младшему сыну так повезло, мне придется протянуть до 128-ми! Но я постараюсь.
Когда я был маленький, вы с мамой водили меня во МХАТ на знаменитую «Синюю птицу» Метерлинка. Я плохо помню спектакль, хотя играли там выдающиеся мхатовские старики. Мне было очень страшно. Герои, мальчик Тильтиль и его сестричка Митиль, бродят по потусторонним мирам в поисках Синей птицы счастья, и вдруг они выходят на лужайку, где стоит домик, а на крылечке сидят их бабушка и дедушка, которые давно умерли. При появлении детей они просыпаются и радостно спешат им навстречу.
– Как же так?! – восклицают дети. – Вас же не может быть. Вы же умерли!
– Глупости, – говорит дедушка. – Нет такого слова! Мы живы, когда нас вспоминают.
– Да, да, это так, – вторит ему бабушка. – Как было бы здорово, если бы вы в своих мыслях приходили к нам почаще!
Почему-то эту сцену я, пятилетний, запомнил на всю жизнь. Тогда же я безоговорочно принял эту модель мироздания, и по прошествии 60 лет такая перспектива меня очень вдохновляет. На твоих днях рождения, папа, я, вспоминая сцену из «Синей птицы», часто говорил: «Второй тост – за родителей!» Теперь, когда ты с ними встретился, мы будем навещать вас всех вместе.
«Для меня ты был в первую очередь другом»
Александра Ширвиндт
Дорогой Шура! Прости, но у меня рука не поднимается написать «дедушка», потому что ни по возрасту ты никогда не казался мне дедом, ни по статусу не был им. «Шура» – поскольку для меня ты был в первую очередь другом. Причём это большая редкость, что безо всякого пафоса можно назвать другом родственника. Даже когда я была в переходном возрасте и мне представлялось, что весь мир против меня и никто меня не понимает, каким-то магическим образом мы с тобой могли найти общий язык.
У меня накопилось много «спасибо». Итак, начнём.
Спасибо тебе за переживания обо мне по любому связанному со мной поводу. Помню, как я училась кататься на роликах. Несмотря на то что я была завешана защитной амуницией, какая только нашлась в спортивных магазинах города, а обучение проходило на огороженной площадке 3×5 метров, ты сидел в полуобморочном состоянии и подбадривал меня своей привычной лексикой.
Спасибо, что после пары домашних театральных постановок и разучивания мною стиха в первом классе ты навсегда избавил меня от желания стать актрисой. В те моменты я переживала больше за тебя и твои связки, чем за свои нервные клетки. Ведь твоего ора никто никогда не боялся, так как все знали, что это твоё признание в любви – с малоприятными людьми ты был всегда мил и кроток.
Спасибо тебе за приключения: вдвоём мы могли оторваться по полной. Главное, чтобы мои родители не узнали. Хотя иногда слухи о наших похождениях доходили до них, и тогда нам влетало обоим – тоже по полной. Чего только стоили наши приключения в Швеции, когда нам пришлось взламывать казённую гостиничную копилку, так как ты забыл пин-код своей карты, а мы ужасно хотели мороженого и сладкой газировки.
Спасибо тебе за привитие мне любви к рыбалке, хотя любовь эта была не с первого взгляда и даже не благодаря, а вопреки. Когда мы с Андрюшей случайно выпустили твой двухдневный улов обратно в озеро, пришлось ради самосохранения его срочно возмещать.
Спасибо тебе за заботу. Перед каждой твоей командировкой чуть дальше Московской области с меня снимали мерки, как в лучших ателье Парижа, и отправляли тебя на поиски текстильных сокровищ. И ты их привозил. Только до сих пор для меня остаётся загадкой, почему купленная одежда всегда была на пять размеров больше заявленной.
Спасибо тебе за коммерческое сотрудничество. Любые мои предпринимательские идеи, возникавшие примерно со второго класса (а они были многочисленные и в диаметрально противоположных сферах – начиная от дистрибьюторства косметики и заканчивая мусоросжигательными установками), всегда воспринимались тобой крайне серьёзно и получали поддержку. Хотя мы оба понимали, что единственным клиентом будешь ты.
Пишу этот текст и думаю, какие же скучные на твоём фоне у меня родители. С ними, к примеру, не пожаришь шашлык в 3 утра и не сваришь подкормку для рыб в 6, не посмотришь в повторе в 5 утра футбольный матч команд Уганды и Камеруна и не поешь, пока все спят, шпроты с мороженым. Спасибо, что компенсировал в своём лице их недостатки.
А главное – спасибо, что, несмотря на твой физический уход, ты навсегда остался со мною.
«Он был дедушкой, каких поискать»
Андрей Ширвиндт
Когда Шуры не стало, одна знакомая написала мне: «У тебя был грандиозный дед». Я часто слышал подобное. Имеют в виду обычно: дед был замечательным артистом, педагогом, человеком и так далее. Но что, кроме этого, он и правда был дедушкой, каких поискать, знают, разумеется, далеко не все.
Авторы этой книги, «по совместительству» (его выражение) мои бабушка и папа, попросив меня написать пару слов о Шуре, сказали: «Может, вспомнишь что-то о путешествиях, автомобилях и прочих средствах передвижения?» Даже с учётом этого ограничения написать о нём что-то в двух словах – задача почти невыполнимая.
В каких только направлениях и на каких только средствах мы с ним не передвигались! Даже банальный автомобиль, на котором в последние тридцать лет мы редко выбирались дальше Валдая, когда-то доставлял нас в гораздо более отдалённые уголки, причём служил не только транспортом, но и обеденным столом с сервировкой на капоте, а мне – иногда ещё и ночлегом. Например, когда мы с Державиными и Горемыкиными ездили под Астрахань. Там, на бахче, водилась живность посерьёзнее ужей, и меня на всякий случай оставляли спать в машине – что, впрочем, не мешало мне ходить по ядовитым змеям босиком, но уже посреди бела дня.
С Державиными мы отдыхали и в лесу неподалеку от Риги. Во время экскурсии в соседний городок на хлебозавод Михаил Михайлович написал обо мне стих: «Надо же, надо же! Андрюша едет в Адажи!» Ночевали мы в палатке, обогреваемой вынутым из костра камнем. Как-то вечером был сильный туман, все шли из столовой к своим палаткам. Я, маленький, взлохмаченный, бегал впереди и вдруг вынырнул откуда-то. Тогда жена соседа по лагерю – Ольга Окуджава – воскликнула: «Наш ёжик в тумане!» В ту поездку я, пятилетний, воспылал к ней безответной любовью. Ольга Владимировна «из сострадания» (тоже его выражение) до сих пор хранит подаренные мною бусы из рябины и желудей.
Когда к нашим путешествиям присоединилась моя младшая сестра Саша, мы стали скрашивать долгие перегоны пением. Жаль, читатель не имеет возможности оценить музыкальные данные и репертуар нашего дуэта. Шура эти многочасовые пытки переносил безропотно (ну почти).
Велосипедную его карьеру я застал уже на излёте, поэтому не будем о ней. Скромный совместный опыт верховой езды запомнился Шуриными деликатными комментариями и конструктивной критикой скаковых навыков остальных членов семьи. Нынешние ограничения на использование лексики, без которой полноценное обучение джигитовке, по-видимому, немыслимо, не позволяют воспроизвести здесь эти мудрые наставления. История наших отношений с конным транспортом достигла кульминации, однако, позднее, когда мы замахнулись на его гужевую версию. Дедушка повёл меня на Центральный московский ипподром, где нас как дорогих гостей усадили в сани и прокатили пару кругов на тройке. Дальнейшее наше пребывание на ипподроме и путь домой сопровождались (видимо, поначалу раздражённым, а потом растерянно-испуганным): «Щас же перестань чихать!» Позже, в отделении скорой помощи, стало ясно, что с такой аллергией мне дано разделить Шурину страсть к лошадям разве только на безопасном расстоянии.
Сравнительно недавно, уже после пандемии, как только стали ослабевать коронавирусные ограничения, мы ходили по Волге в его любимый Мышкин и дальше. Ему не давало покоя шлюзование. «Вот я не могу понять: река течёт-течёт…» Мне казалось, я «что-то соображаю» и даже могу объяснить, но он, похоже, так и не смирился с этими десятками метров перепада. А примерно тридцатью пятью годами ранее он спасал моё радиоуправляемое судно в Одессе. На месте аварии он оказался по пути на работу и операцию проводил в светлом концертном костюме, лишь подвернув штанины. Дно неработающего фонтана, в центре которого застрял кораблик, было, естественно, покрыто зелёной слизью, что существенно снижало устойчивость спасателя. Не помню точно, что именно мы услышали, когда через пару секунд половина костюма промокла и позеленела, но дословную цитату привести здесь в любом случае не получилось бы.
Были, конечно, и поезда, и самолеты. И Питер, и Ялта, и Берлин, и Стокгольм, и Нетания с Тель-Авивом. Последние пару лет я много путешествовал без него, но «отчитывался». Поскольку по-другому не очень умею, мысленно отчитываюсь и теперь.
«Деточка, ты чего как старуха?»
Анастасия Пономарёва-Ширвиндт,
жена Михаила Ширвиндта
Мне хотелось бы, чтобы, когда я попаду на тот свет, меня встретили именно Вы, Александр Анатольевич. Как в день, когда Миша привёл меня знакомиться с Вами в квартиру на Котельнической набережной. Я тогда совсем окаменела от зажима, и Вы, игнорируя все церемонии, прикрикнули на меня:
– Ну, чего стоишь-жмёшься? Сервируй давай. Тут – рюмки, тут – бутылки.
Я не разделяю концепцию рая и ада, а верю в великое путешествие души, которое напоминает маршрут поезда дальнего следования со стоянками на продуваемых всеми ветрами платформах. Я вижу Вас сейчас в окне такого состава, уходящего на восток. Я вижу Вас в окружении любимых и близких, давно и недавно ушедших, и вы оживлённо обсуждаете, на какой станции кому из вас сходить. И нет в природе застолья прекраснее, чем это, – растянутое во времени и пространстве, купейное, внеземное.