Гардар 3 — страница 22 из 56

Месяц назад я ушёл в патруль с двумя десятками сослуживцев, приведя назад лишь шестерых. В этот раз из тридцати восьми бойцов-бегунцов, основы пятой роты, стены Пеленора увидели лишь девять. Но Сигна по-прежнему была в руках Пламита, в живых остались Вид, Платий, Одис, Рамон, Итор. Я говорю о бегунцах, а были ещё выжившие и из тех парней, что выстраивались рядом с нами в феме Пеленора, пополнив ряды нашей роты. К примеру, канцелярист Каир Равой. Вот только и их осталось немного.

Все мы оказались спасены только благодаря милости Создательницы, не иначе. Архимагом Гратоем. Впрочем, я так называю его лишь по привычке — Повелитель Гратой, так будет правильнее. Только спустя два дня отступления и безрезультатных попыток вернуть себе магию он понял, что с ним произошло. Старый маг мало что рассказал, измученный гонкой на химере в попытке успеть вернуться нам на помощь, так что не меньше половины я домыслил сам.

Могу предположить, что помощь Повелителю Магнивару, когда архимаг в кольце остальных магов помогал противостоять более сильному врагу, нахождение в самом центре противостояния основ Искусства магии, дали ему новый толчок в его понимании магии. Я могу сравнить это с этапом Искателя, этапом, что официально называют старшим магистром, когда маг раз за разом ищет именно свой путь в Искусстве, то, что откликается в нем сильнее всего на призыв стихии и, найдя это, резко увеличивает свою силу, становясь архимагом.

Думаю, что-то подобное произошло и с Гратоем. Там, в схватке, он уловил то, чего ему не хватало для очередного шага. Шага, который до этого удался всего восьми магам Гардара. А может быть, буйство магии такого уровня и само по себе стало его инициацией как Повелителя, изменив ему саму ауру.

Во всяком случае, именно изменением основы своей силы он объяснил неудачи с привычными ему плетениями заклинаний. Теперь, после становления Повелителем, само его обращение с Искусством изменилось.

Не изменилось лишь наше бегство: измученный, едва сидящий без седла на ездовой химере, Повелитель и сотня не менее измученных солдат, которые выдержали трое суток боев и уже едва поднимают мечи. Совсем не та сила, чтобы вернуться к плану о взятии цитадели Кернариуса. Достаточно вспомнить, что тот зелонец на огромном некроголеме — которого сам Гратой после оценил как слабого архимага эфира, едва перешагнувшего ступень старшего магистра — выжил под его первым ударом и едва не сбежал.

Нет, мы бежали прочь из Зелона, останавливаясь лишь тогда, когда совсем заканчивались силы. У нас не было ни еды, ни нормальной воды, потому что фляги пустели раньше, чем мы добирались до очередного опустевшего посёлка. А позади сотня солдат из ставших заслоном на болоте и впрямь осталась в земле Зелона, заслужив лишь очередное каменное погребение, когда Гратой обрушил на них стены нашей временной цитадели.

Конечно, преображение архимага вдохнуло в нас надежду, но никто не знал, чем закончится беспамятство остальных архимагов. Второго очнувшегося и в полной мере пользующегося обычными заклинаниями хватило Гратою, а после и всем нам, чтобы понять — становление Повелителем не может быть таким простым. Именно в этот момент, когда у отступающего обоза с ранеными появился сильный защитник, Гратой решился вернуться за нами. И едва не опоздал, сначала добравшись до болота, а уже оттуда отправившись по следам нас и химер.

Только тогда я сумел оценить, чего ему стоило расстаться с нами три дня назад. Ездовая химера нервно прядала ушами, косясь на ещё истекающие слизью туши, но стояла спокойно, позволив старику неловко скользнуть вниз, воспользовавшись хитиновым боком зелонского чудовища, как опорой.

Архимаг и командир встретились в десяти шагах от восточных ворот в наше укрепление, на склоне, заваленном шипастыми тварями. Капитан ударил кулаком в грудь:

— Лэр Гратой, заслон свою задачу выполнил.

— Я ведь просил тебя лишь о сутках, Стирой.

— Уж больно удачно мы стояли, лэр.

— Прекрати.

Старик шагнул и обнял капитана, не обращая внимания на грязь и слизь, что его покрывала, а ветер донёс до меня:

— Как я рад, что ты жив, мальчик…

Уже через пару часов, благодаря идущим от солдата к солдату слухам, мы все знали, что в главе нашего отряда сейчас идут Гратой ра Малт и Стирой ра Малт, который был его правнуком. И я ошибался, считая архимага первым, кто заработал для семьи приставку к имени.

Ещё, обессиленные, едва переставляющие ноги по снегу; узнавшие, что за эти дни пути в себя пришёл только один маг, а Магнивар по-прежнему был беспамятен, мы думали о том, что одержанная в Кеуре победа далась нам слишком дорогой ценой. Потерять стольких товарищей и, возможно, одного из столпов силы страны… Поэтому мы и спешили вернуться в Пеленор, рвя жилы на зимней дороге и страдая от жажды. Именно в крепости нужно находиться новообретённому Повелителю Гратою. Кто знал, не открыт ли зелонцами ещё один портал к темным Демиургам? Не шла ли за нашими спинами ещё одна армия, возглавляемая темным богом? Мы оставляли месть на будущее: нашим долгом стало закрыть врагам путь в Гардар.

Отправляя раненых бежать в Пеленор, мало кто задумывался, как они сумеют с санями преодолеть полосу песков. Ответ же оказался прост — нам хватило двух активированных Истоков и короткого повеления Гратоя, чтобы магическое построение, создавшее путь армии на земли Зелона, проложило нам и обратную дорогу.

И вот, только сейчас, увидев невооружённым глазом мощные рондели Пеленора, каждый из нас поверил, что мы сумели вернуться.

Маги крепче обычных людей, но в моей памяти не осталось воспоминаний о том, как мы дошли до подножия крепостной стены. Как нас проверяли маги Пеленора, как мы поднимались по спиральной аппарели. Кто нас встречал и что они нам говорили.

Следующим воспоминанием после пронзающего небеса шпиля Сигнальной стал потолок. Обычный белёный потолок казармы. Лишь скосив глаза на стену и увидев горельеф, я понял, что это моя комната. Та самая, из которой я когда-то съехал на квартиру.

Грязный, вонючий, я валялся поверх застеленной кровати. С трудом нашёл в себе силы подняться — все болело, трудно было сказать, сколько я проспал, но тело явно считало, что слишком мало. Встав, понял, что хотя бы броню я снял. Она валялась грудой у порога, в стойку был брошен эспадон. На столе лежали Орб и навершие посоха, которое я уже месяцы просто таскал на поясе. А вот на сапоги сил уже не хватило.

С отвращением оглядел себя — слизь химер пропитала и броню, и поддоспешник. Если железо ещё можно было отчистить, то остальное оставалось только выкинуть. Выбрался из комнаты: пустой коридор и тишина — некому больше здесь ходить, из роты уцелело лишь два неполных десятка. Выглянул из офицерской части — та же пустота. Глупо было проверять…

Только в помывочной это ужасное ощущение одиночества прервалось. Там в углу валялось почерневшее от грязи исподнее, блестели свежие капли влаги на плитах. Хоть какое-то ощущение жизни. На минуту я замер, пытаясь решить кто здесь был, а потом отбросил глупые мысли в сторону: какая разница?

Сбросил с себя грязное, разложил на скамье чистое казённое белье, пустил воду. Раз за разом намыливался, пока под ногами не потекла чистая вода, а после долго стоял под тугими горячими струями, со звенящей от пустоты головой. То, чего так не хватало даже в Сах. Особенно в Сах.

Не знаю, сколько времени прошло, но в себя меня привёл скрип двери. Очнувшись, закрыл воду и попытался разобрать сквозь клубы пара вошедшего.

Каир Равой.

Увидев меня, он вздрогнул и попытался оправдаться:

— Мне сказали, что здесь можно помыться. Я ошибся?

— Нет, — я шагнул к одежде. — Все верно. Непохоже?

— Просто…

Лейтенант замолчал, но я ответил на его невысказанный вопрос:

— В казарме общая помывочная. Впрочем, сейчас это не играет особого значения, да и я уже ухожу. Привыкай.

Лейтенант молча кивнул, старательно оглядываясь вокруг и избегая глядеть на меня, но мне уже не было дела до его стеснительности. Безразличие ушло, ушла и ватная слабость, сменившись голодом. Раньше в офицерской столовой можно было перехватить что-нибудь и в неурочное время, нужно заглянуть туда. И все же на пороге я замер, сообщив сослуживцу:

— Выходишь из казармы и налево. Трёхэтажное здание. Третий этаж — это офицерская столовая. Думаю, ты так же голоден, как и я.

Уже через закрытую я дверь я услышал приглушенное:

— Э-э-э, спасибо.

Поесть и впрямь удалось, молчаливая повариха без возражений накормила и меня, и Каира. Теперь я сидел в своей комнате и второй час смотрел на полку. Раньше на ней стояли бокалы моих погибших друзей — напоминание о нашей недолгой дружбе, которая так много мне дала. Сейчас там лежали металлическая застёжка, кристалл и деревянный гребень. Напоминание о недолгом счастье. Но и бокалы нужно будет вернуть на место, негоже обижать память, ставя одних выше других. Жаль, что мне нечего поставить сюда для Ларига. А за бокалами нужно будет отправить посыльного.

Здесь я опомнился.

Какой посыльный? Пятая рота обескровлена, в казарме тишина: все, кто выжил, спят беспробудным сном. Да и кто из бойцов знает, где живёт их маг? Трое из бегунцов? Самое время, чтобы их разбудить, да отправить по своим делам. Нужно доложиться Виду, что я уже пришёл в себя, отпроситься, да сходить самому.

А есть ещё и главное дело, от которого я сбежал из Пеленора и от которого меня может освободить только смерть. И с ним тоже хватит тянуть, раз я жив: нужно узнать, не опознали ли Маро и написать письмо её родителям.

Вид нашёлся там, где и ожидалось: в комнатке, где всегда занимался бумажными делами отряда. Привычная картина царапнула по сердцу отсутствием Фаурта, погибшего, держа щит над Ларией.

На мой вопрос командир кивнул:

— Иди. В шесть общий сбор всех офицеров и солдат в столовой. Форма одежды парадная.

— Есть.

Дверь я прикрыл осторожно: в пустоте казармы каждый стук оглушал. Я знал, где располагался штаб по определению личностей погибших в пригороде и в самом Пеленоре, во время прорыва в сектора. Узнал ещё тогда, когда решил с головой окунуться в дела отряда. Другое дело, что в те дни я сознательно избегал там появляться и сам ждал вести, едва не вздрагивая от вида очередного незнакомого посыльного в казарме. Однако, сначала я свернул в другой сектор, к знакомой двери дома на двенадцатой линии. На открывшую двери Риолу было больно глядеть: ввалившиеся глаза, нездоровая восковая маска лица. Я поспешил сообщить: