— Не понимаю, почему мы должны этим заниматься.
— По-твоему, заставить человека самому освобождать комнату от вещей погибшего лучше?
Каир буркнул:
— Может и так.
Но дверцы распахнул и дальше мы все укладывали в походные мешки молча.
Возвращаясь, я сначала постучал по косяку и выждал, прежде чем зайти. Катирия так и сидела там, где я её оставил, словно не шевелилась всё это время. Метнув на меня быстрый взгляд, она заговорила первой:
— Отец сразу понял, что тревогу на весь пригород зря бить не будут. Учеников-то он мигом построил и дал задание своих домашних выводить к крепости. Сказал экзамен им такой назначен и спрашивать будет строго. А вот я… Сначала обед с плиты снимала, затем артефакты в зале отключала, в штаны переодевалась, после шкатулку с драгоценностями решила с собой взять… Нам этих десяти минут может и не хватило.
Я присел за стол, положил на него локти, молча слушая то, что она не хотела держать в себе.
— Там и ударили зубастые твари. Миг и вокруг их уже были сотни, они хлынули из всех щелей, спрыгнули с крыш. Если до этого люди хоть как-то двигались к крепости, то тут… Паника, улицы мгновенно встали. Отец с мужчинами сколотили коробку, женщин и детей согнали внутрь. Сначала хорошо шагали, против стали и опытных рук зубастики слабоваты.
Я постарался не вскинуть в удивлении брови. Мне так не показалось, когда сошёлся с ними. А девушка продолжала, даже не обратив внимания на мою гримасу:
— А потом эфирники ударили менталом. Гражданские амулеты не выдержали сразу. У нас с отцом были армейские, кое у кого из отставников тоже. Вот только что такое пять мечей против тридцати? Да ещё когда на тебя бросаются те, кого ты только что защищал. Когда тебя пытается на части порвать толпа — это жутко…
Катирия сжала руку в кулак, покрутила его перед глазами и тихо, по-прежнему не глядя на меня, сообщила:
— Я вот сумела поднять клинок на подчинённых людей, а кто-то нет. Оттуда мы выбрались только вдвоём с Дравиром, ветераном с соседней улицы. А отец погиб. Он стоял на другом краю строя, как бы ни был хорош, но против стольких…
Первым повисшее в комнате гнетущее молчание прервал я, понимая, что нужно что-то сказать, вот только не зная, что:
— Мне жаль.
Девушка криво улыбнулась:
— Мне тоже. Зато наконец сдала экзамен на мастера меча, да записалась добровольцем. Вот, — девушка щёлкнула по горжету, — даже звание получила. Отец был бы счастлив.
Резко, словно по команде, поднялась с кровати и уже совсем другим тоном продолжила:
— Рада служить вместе с вами, лэр Аор. Покажите мою комнату.
С того дня она ни разу больше не поднимала эту тему, да и вела себя так, словно мы и познакомились лишь здесь. Впрочем, мы и виделись-то лишь на построениях и приёмах пищи: у всех хватало забот. Не знаю, что там с увеличением штатной численности роты, но сотня человек набралось уже за неделю, сразу по прибытии к Пеленору первой волны ополчения.
Можно представить себе поток людей, что хлынул в крепость из провинции. Я не сомневался, что на призыв Повелителя Рагнидиса откликнутся многие, но с трудом представлял, что страна может позволить себе отпустить стольких людей и так быстро. Бывшие учителя, крестьяне, шахтёры, ремесленники, охотники бросили работу и дома и пришли в армейские части своих городов. Всеми ими занимались Вид и Каир.
Я знал лишь то, что их сразу разбили на десятки, стараясь, чтобы в них обязательно оказалось равное число отслужившие хотя бы один контракт, а старшим назначили одного из ветеранов роты. Быстро пробежались по основным навыкам: слушать команды, сбивать строй, держать копья, их уже через три дня вывели в поле. Мы все ждали тёмных.
Когда в крепости первый раз сыграли тревогу, сердце у меня дрогнуло, заставив разум тут же провалиться в Сах. К счастью, всего через час стало ясно, что тревога ложная. Это оказались не тёмные, не химеры, а всего лишь самоподнявшиеся некроголемы, которых всё это время никто в песках не чистил. Пусть и стояла зима, самая её середина, но понемногу собравшиеся в крупных очагах, они теперь наводнили окрестности крепости, идя на флюиды жизни.
Вот только пригорода у Пеленора теперь не существовало, все жители были надёжно укрыты за стенами. А заново рождённой роте бегунцов нашлось дело сразу за ними. Впрочем, не только солдатам. Из крепости отряды выдвигались в сопровождении архимагов — никто не хотел рисковать. Через неделю в суточный выход ушла целая бригада с Магниваром во главе. Как сказал Вид, ещё три-четыре таких рейда и половина песков исчезнет окончательно: Повелитель не жалел сил, которых у него тоже, похоже, изрядно прибавилось.
Жаль, я этого не видел. Но мне пока было не до выходов, не до тренировок в строю, я и на работу с собой и со своей магией с трудом находил время, заваленный бумагами и отчётами. Да и кроме этого, у меня теперь была новая головная боль: пятьдесят строевых големов, возрастом не меньше полутора сотен лет и четыре бакалавра, на дипломах которых ещё не успела высохнуть краска. Двое вчерашние школьники, успевшие отучиться в училище чуть больше года. Похожие друг на друга тёмным цветом волос, юношеской костлявостью и неловкими резкими движениями. Никакого сравнения с парнями, вместе с которыми я обучался у мастера Версуса. Книжные черви, ни разу не поднимавшие меча и не оббегавшие каждое утро пригород по кругу. Да и не нужно это им было никогда, ведь учились они не на боевых магов, а на стихийников-ремесленников.
Вот только что они успели постигнуть в обычном училище небольшого городка, где никто никуда не торопится и где нет жесткого пригляда Рагнидиса? Коснулись своей магии, вызубрили десять-двадцать бытовых заклинаний?
Ах да… Забыл.
Перед самой отправкой к нам они выучили ещё и ритуал для големов. Тот самый, что и позволит им теперь управлять каменными воинами. Ещё два новых мага даже этого не могли сделать, хотя формально тоже считались бакалаврами и обучались на год дольше. Причина не только в совсем малом резерве маны, но и в других талантах, позволившим им поступить в училище на артефакторов. Но они хотя бы кое-что понимали в их создании, а ведь по большому счёту голем, тем более чужой — и есть такой артефакт. По новому штатному расписанию эти маги в роте будут заниматься их ремонтом после боёв.
Если мы дадим им ума. Потому что и для меня всё это в новинку и никакой силой нельзя заменить опыт.
Почему я, даже в мыслях, говорил обтекаемо «маги» об этих двоих? Да потому что парнем был лишь один из них. Так появилась и третья женщина в нашей роте: Пелая. Девушка-бакалавр, пшеничные волосы до лопаток, вечная улыбка на лице и искорки в карих глазах. Только избавился от одной, спихнув её на Вида, как словно для равновесия получил от судьбы другую. И мне нужно не только заставлять её выполнять свои обязанности артефактора, но и посылать в бой при нужде, а сверх того требовать выполнения уставов. Ведь перед отправлением все четверо магов приняли присягу в Балаготе и получили звания старших сержантов.
Я понимаю, моё везение уже в том, что из четырёх бакалавров, собиравшихся стать ремесленниками, девушкой в роте оказалась лишь одна. Насколько знаю, обычно в таких училищах бытовых артефакторов всё наоборот — парней в несколько раз меньше девушек. Вот только вряд ли много было тех из них, кто в здравом уме, не владея ни мечом, ни боевой магией, рискнул вызваться в фему Пеленора. А ещё меньше тех, кого послушали в штабах армейских соединений на местах: то, что она добилась отправки добровольцем в Пеленор, уже многое говорит о её характере. Сплошная головная боль.
В итоге, я в который раз с благодарностью вспоминал сержанта Ребена, что гонял нас в первый год обучения. Главное, как он говорил — чтобы не оставалось свободного времени на глупости. Вот сейчас мы и стояли в хране, о существовании которого я в таких закоулках нашего сектора и не подозревал, и первый раз глазели на ряды строевых големов. Один в один как на картинке в старых уставах: ростом не выше меня, широкие в плечах, двурукие. Если бы не внешний вид: грубо вылепленные подобия каменных доспехов и едва обозначенные черты лиц, то в первые мгновения, пока в хранах ещё царит полумрак, можно было невольно спутать их с людьми.
Да ещё эти странные тканевые обмотки. Или не тканевые? Я повернулся к старику Фатору:
— Это что?
— Известно что. Суставы консервационной пастой покрыли при отправке на хранение.
Темноволосый Цаур-артефактор с хрустом сорвал ткань с руки ближнего голема и мазнул пальцем по открывшемуся серому налёту. Хмыкнул:
— Это больше похоже на окаменевшую смолу.
— Ну да, сколько лет прошло. Им только на моей памяти, — завёл обычную присказку старик, — трижды срок хранения продляли. Даже без осмотра. Вот и пригодились, наконец, каменюки.
Парню оказалось интересно другое:
— А как теперь эту штуку выковыривать, уважаемый Фатор?
Улыбка хранителя сектора стала ехидной:
— Маги вы или как?
Оказалось, не маги. Ничего эффективного я так придумать и не смог. Телекинез оказался слишком слаб для пасты, за десятилетия превратившейся скорее в камень, чем смолу, и такой тончайшей стружкой, как получалось с его помощью, приведением в порядок полусотни големов можно было заниматься месяц. Вернее, половину этого срока только выковыривать окаменевшую пасту из щелей суставов. И это тогда, когда в любой день могла прозвучать совсем не учебная тревога.
Пришлось работать обычными инструментами: молотками, зубилами, выколотками. Именно потому все выходы в поле для слаживания роты и проходили мимо нас: мы и без этого не успевали в отведённый срок, ведь по приказам, на приведение големов в рабочее состояние отводились сутки. Сутки! Естественно, по документам все наши каменные истуканы были вполне рабочими. Старик Фатор оказался прав — хранение строевых големов продлялось безо всякого осмотра, одним росчерком пера. И ничего мои рапорты сейчас изменить были не в силах.
А мрачная действительность имела своё мнение о пригодности големов к использованию: повреждение суставов при расконсервации, деградация сердец големов, разрушение части управляющих структур, несоответствие этих самых структур современным нормам и правилам плетений, отсутствие на големах даже простейшей защиты от Ломателей. А ведь существовали ещё и те самые заклинания-приказы зелонцев-эфирников, что позволяли перехватывать управление нашими големами. С этим я сломал голову, вчитываясь в вычу