де люди живут, и Тайная канцелярия не является исключением.
Лядащев не поленился, одну за другой обошел все восемь «конторок», в которых корпели над делами подканцеляристы. Когда-то одна из них с решеткой на окне и шатким столом с потайным ящиком служила ему кабинетом. Поболтали о том о сем. Дементий Палыч сыскался в подьяческой комнате. Лядащеву он не обрадовался. Василий Федорович сообщил, что зашел сюда просто так, по дороге, поскольку направляется в Летний сад к гроту, шум воды, дескать, очень успокаивает в этакую жару и способствует размышлению. Дементий Палыч ответил, что- как же, как же- знает он этот грот, но путь туда, если по плашкоутному мосту, долгий, а шум струй с таким же успехом можно послушать в саду подле Троицкой площади, там фонтанная струя, конечно, пониже, зато это рядом и народу вокруг поменьше. Пусть так, приятно иметь дело с умным человеком.
Лядащев вошел в небольшой, тенистый сад, уселся на ближайшей скамье, расслабился, надвинул треуголку на глаза. В листве над головой заливался щегол, а может быть, дрозд, словом, какая-то очень жизнерадостная птица. Скоро пение было прервано появлением человека, который шел, припадая на одну ногу. Он тоже сел на скамейку, тяжело вздохнул.
- Что носа не кажешь и к себе не зовешь?- спросил Лядащев, не открывая глаз.
- Потому что без надобности. Сведений, которые бы вас заинтересовали, мне получить не удалось.
- Так-таки и не удалось?- Лядащев сдвинул треуголку на затылок.- Так-таки и не знаешь, что Оленева держат на Каменном Носу в бестужевской мызе?
Дементий Палыч коротко взглянул на собеседника, а потом независимо вскинул голову, как бы пытаясь найти пиликающую в листве птицу.
- Что молчишь-то?
- А что говорить? - откликнулся Дементий Палыч не то чтобы развязно или нахально, но никак не раскаяние, мол, хоть ты меня и поймал, можно сказать изобличил, но сам ведь знаешь- нельзя назвать изобличением верность трону и присяге.
- Ладно.Я с тобой напрямик буду говорить,- строго сказал Лядащев.- У этого дела две стороны, и от тебя самого зависит, орлом или решкой его к себе повернуть.Что молодой человек ни в чем не виновен,это ты лучше моего знаешь. Невиновен и богат. Обозначь его дело как «неважное» и получишь хороший куш. Ты брови-то не супь, я тебе взятки не предлагаю, а только совет даю. А может быть, на Оленева еще и дело не заведено? Может быть, он все еще числится под именем Сакромозо?
Дементий Палыч неопределенно поерзал по скамейке, но промолчал.
- Значит о подмене Бестужеву еще ничего не известно, - уточнил Лядащев и подумал: «Что-то здесь не так- Бестужев-сын мог узнать о мызе Каменный Нос только у Бестужева-отца. Или я чего-нибудь не понимаю? Можно бы напрямую спросить, но этот язык себе скорей откусит, чем сознается».
- А с чего вы, Василий Федорович, взяли, что арестант так уже чист? Улик-то более чем достаточно.
- Это каких же? - Лядащев круто повернулся и с насмешливым удивлением уставился на собеседника.
Здесь с Дементием Палычем произошла метаморфоза, словно ощерившийся каждой своей иголкой дикобраз превратился в ласкового, пушистого зверька.
- Расскажу, Василий Федорович, все поведаю, но не задаром!
В голосе Дементия Палыча прозвучало такое искреннее и доверительное выражение, что Лядащев подумал подозрительно: «Что еще придумал этот хорек? Или он так откровенно просит взятку?»
Но в голове стража законности были совсем другие мысли. Дементий Палыч не сразу понял, что Лядащев опасен, а когда понял, то призадумался. В Тайной канцелярии знали,что когда-то у него были свои,особые отношения с Бестужевым,и хоть сошел Василий Федорович с тропы сыска, кто может поручиться,что не наплетет он канцлеру всякого вздора.Тем более, что о подмене Сакромозо, как и догадывался этот умник, Бестужеву еще не было доложено. Сразу надо было рапорт написать, но ведь страшно! Кто знает, как отреагирует на это канцлер?
А Лядащев цепок, своего не упустит. Видно, щедро заплатили ему Оленевы за услуги. Хотя зачем ему деньги, он богат. Темны чужие души. Господи… Если он деньги в сундук складывает, то их никогда не бывает слишком много. Знать бы, как к нему попала эта проклятая записка с приглашением Сакромозо во дворец…
Простая идея пришла в голову вечером, когда Дементий Палыч вдыхал у окошка запах бальзамных тополей. Если Лядащев не отвяжется, то почему бы не заставить его работать на себя? Василий Федорович ведь сам рвется к делу, не требуя за это ни денег, ни лавров.
- Не задаром, - повторил Дементий Палыч с видимым удовольствием. - Помогите распутать сей клубок. Моей скромной натуры на это недостаточно. А улики таковы…
Первой назвал Дементий Палыч уже знакомое послание прусского посла. Вторая улика - тоже письмо, в котором прямо говорилось, что Никита Оленев был знаком с купцом Гольденбергом еще в Германии, что имел с ним дела, а именно: занимал у него под проценты большие суммы, денег, и что к убийству оного Гольденберга Оленев имеет прямое касательство.
- Какое еще касательство? - с подозрением спросил Лядащев.
- Прямое, - твердо повторил Дементий Палыч.
- Можешь донос показать?
- Все бумаги в деле, а для работы с ними я допустить вас в канцелярию не могу.
- Знамо дело- не можешь. Домой к себе папку принесешь. Сегодня же,- строго сказал Лядащев.- Кто писал донос?
- Аноним… сами знаете, ветер принес. И еще сей аноним сообщает о причастности к убийству некоего Белова Александра.
Лядащев даже подпрыгнул от неожиданности.
- Ну это совсем чушь! Они просто вместе труп обнаружили.
- Никто не обнаружил, а они- пожалуйста… - скороговоркой произнес канцелярист. - Я уж буду совсем откровенен. За домом графа Лестока учинена слежка.
- Вот как? И давно?
- Давно. В числе прочих, посещавших дом лейб-медика в Аптекарском переулке, замечен поручик Белов, который, как известно, в друзьях дома не состоит и к медицине отношения не имеет.
- Может, у него геморрой разыгрался, - хмуро буркнул Лядащев.
- Эх, кабы так… - вздохнул Дементий Палыч, и это у него вышло как-то просто, по-человечески, мол, сочувствует он этим беловым-оленевым, да как им помочь, если они сами в огонь лезут.
- И давно ли Белов был у Лестока?
- Вчера.
Василий Федорович был не просто обеспокоен или удивлен, он с трудом скрывал бешенство. Зол он был и на Белова. Что у него за мерзкая привычка хитрить и не договаривать? Уши бы оборвать этому любимцу двора и баловню судьбы! Ведь говорил же он ему - не шляйся к Лестоку, что ты там потерял? Глубочайшее раздражение вызвал и этот барчук холеный Оленев- кой черт он поперся во дворец? Ну ладно, любовь… Но зачем под чужим именем под арест идти? Может быть, его вынудили? Но кто?
К чести Лядащева скажем, что он ни на минуту не усомнился в честности двух друзей, даже мысленно не поставил вопроса: «Положим, они прусские шпионы…» Все это смешно, глупо и не более. Но Василий Федорович знал цену уликам, знал, в какие цепкие руки они попадают в Тайной канцелярии, и был отчаянно зол на случай, на бестолковую насмешницу Фортуну.
- Допрашивал Оленева?
- С великим грубиянством юноша. Одно словечко и подарил, случайность, мол… - Дементий Палыч скрипнул зубами.
- Ты мне скажи, в чем твоя основа-то? Что Оленеву вменяешь- шпионство иль убийство?
- Да ведь как повернуть, - неопределенно сказал канцелярист. - Любого из двух обвинений достаточно, чтоб под кнут и в Сибирь. - Он по-старушечьи собрал в узелок красивые губы и добавил укоризненно: - А вы говорите невиновен.
- Смотри-ка, погода портится…
Дементий Палыч вслед за говорящим обвел глазами серенькое, набухающее дождем небо.
- А теперь глянь сюда…
Лядащев разжал ладонь, на ней лежал сапфир удивительной красоты, если б не огранка, он был бы похож на огромную каплю воды, зачерпнутой где-нибудь в Средиземном море или в Индийском океане.
Глаза Дементия Палыча округлились, в них даже промелькнул голубой детский оттенок, словно вобрали они в себя экзотическую лазурь. Быстрым, хищным движением он зажал руку Лядащева в кулак.
- Сестру замуж выдашь, в отставку подашь, съездишь в Грецию, туда-сюда… Ни одна живая душа не узнает… - ворковал Лядащев.
Дементий Палыч молчал, не в силах убрать руку с кулака Лядащева, красивые пальцы его дрожали.
14
Беловы не принимали.
- Сам Александр Федорович в отсутствии, а барыня больны.
В нахмуренном лбу лакея и смятой переносице притаился сумрак недовольства и угрюмости, которые появляются обычно при неблагополучии в доме, когда хозяева ругаются, а зло на слугах срывают. Лядащеву бы обратить внимание на слова о болезни Анастасии Павловны, но он воспринял их только как отговорку: нежелательным визитерам всегда так говорят.
Он обозлился, но все-таки оставил Саше записку, мол, надо срочно встретиться по неотложному делу,однако не отказал себе в удовольствии ткнуть блестящего гвардейца носом в… «Беда в том, что шляешься ты без надобности к неким медицинским особам, о коих предупрежден был, и последствия твоей беспечности непредсказуемы».
Идти домой Лядащеву не хотелось, он пошел в трактир, а за жарким и пивом все размышлял, как же могут выглядеть последствия Сашиной беспечности. Суть этих размышлений сводилась к следующей фабуле: не посмеют его арестовать! Первостепенное значение он отдавал связям при дворе - это раз, отсутствие четких улик - это два, а то, что о Белове позаботится сам Лядащев, - это три. Лучше бы всего получить Саше сейчас длительную командировку куда-нибудь в Лондон, на худой конец хоть в Тулу. Главное, с глаз долой, пересидит бурю, а там все встанет на свои места. Знай Лядащев, что в этот самый момент злой, как черт, Саша рубится на шпагах с военным чином на бестужевской мызе, мысли бы его приняли совсем другой оборот.
К Дементию Палычу он явился в самом благодушном настроении, слегка под хмельком, но, к его удивлению, хозяина не было дома. Лядащева встретила сестрица, худосочная, измученная желудочными заболеваниями особа, которая изо всех сил старалась переделать свойственную ей кислую улыбку в лучезарную. Кабы не плохие зубы, ей бы это вполне удалось.