Гардемарины, вперед! Книга 1 и 2 — страница 41 из 142

- Пошли младенцев по домам разносить!- раздался под окном голос девочки. - Попадья за каждого младенца по яйцу дает!- И ватагa ребят, звонких и юрких, как сверчки, понеслась по улице.

Алексей натянул сапоги и бросился вслед за ребятами.

- Барин, Алексей Иванович, куда? - закричал Игнат. - Я с вами. Неужели и вы яйцо заработать хотите?

Золотая мысль пришла Алексею неожиданно. Он решил разыскать измученных матерей и уговорить их везти некрещеных младенцев в скит к монахиням. Ребята быстро помогли ему найти нужные избы.

Матери посудачили, порядили и согласились в том, что хоть и сомнительно, есть ли у сестер подобающая купель, крестить можно и в озере. Были бы святые руки да нужные слова.

- Собирай младенцев!- раздалось по деревне.

В это утро попадья, уже привыкшая к детскому ору под окном, дивилась тишине, толкала мужа в бок.

- Спи… - ворчал отец Феодосии. - Мне заутреню не стоять, только теперь и выспаться. Спи. Маку сунули матери в рот своим чадам, вот они и молчат.

Попадья приставила к окну лесенку и спустилась во двор. Гроб был на месте, а некрещеных детей будто корова языком слизнула.

- Младенцы-то где?- растерянно спросила попадья бабушку Наталью, словно та недоглядела за доверенными ей внучатами и теперь должна была оправдываться в своей оплошности.

Когда семья священника впряглась в тележку и потащила бабушку на анашкинский двор, в деревне стоял гвалт, как на пожаре.

- Везите Наталью на озеро к мосткам,- крикнула на бегу молодайка с младенцем на руках.

- Что городишь, глупая? - изумилась попадья.

- Гроб другим заходом. Тесно,- крикнула другая женщина. - Наталью несите куда положено, к Анашкиным.И «лишнего» у них возьмите да принесите к мосткам!

- Что они, оглашенные, надумали? - перевела дух попадья. - Уж не топить ли младенцев собрались?

- Папенька,господь с тобой, окрести младенцев,- взмолилась старшая поповская дочь.- Не могут они сено монастырю отдать - оно барское.

- А мне куда идти? В расстриги? Архиерей Савва человек без шуток. Сказал - сделал.

- Из-за сена души крестьянские губить!- взорвался вдруг поповский сын. - Посмешищем стали на всю округу! Надоели вы мне! Таскайте сами свой гроб. - И пошел прочь.

- Какой же он- наш? - всплеснула руками попадья.

- Прокляну!- возопил могучим басом отец Феодосий. - Вернись, беспутный отрок!

В крапиве хохотала деревенская детвора.

Только на берегу, куда сбежалась вся женская половина деревни, удалось Алексею поговорить с Катенькой. Она пришла к мосткам с «лишним» младенцем на руках и, увидев молодого барина, сразу отошла в сторонку, словно ожидая, что тот обратится к ней с вопросом.

- Ты знаешь мою сестру? - спросил Алексей, боясь верить в удачу.

- Софьей ее зовут? Она совсем недавно приехала. Тихая, все молчит…

- Ты сейчас в скит с младенцем поплывешь, да? Передашь Софье записочку?

- Передам.- Босая нога осторожно стала чертить узор на песке.

- Да чтоб никто не видел.

- Угу…

- И ответ привези.

- Хорошо, барин. - Записка исчезла в складках синего сарафана.

- Что хочешь за услугу? - Алексей осторожно погладил льняные косички.

- Бусики… - Девочка кокетливо скосила глаза.

- Катюша, отплываем. Давай младенца!- закричали бабы.

- Я сама. - Катенька прыгнула в лодку. Матери сели за весла, и над озером поплыла тихая песня.

Алексей пошел назад к Анашкиным. «Теперь осталось одно - ждать. Надо же какое дело провернул!» Он усмехнулся, вспоминая события этого хлопотливого утра. Предприимчивое до бесшабашности, отчаянное поведение некоего молодого человека, в котором он с трудом узнавал себя,обязывало его к новым,неведомым подвигам, и от их предчувствия становилось страшновато и упоительно на душе. Ему казалось, что в руках у него шпага, кисть крепка и подвижна, тело упруго и, блестяще владея всеми парадами итальянской и французской школы, он ведет свой самый ответственный бой, когда приходится драться не из-за мелочной обиды, не из-за вздорного слова, а во имя самой Справедливости: «Позиция ан-гард! Защищайтесь, сэр! Ах ты, господи… Скорее бы Катенька вернулась…»

Неожиданно рядом раздался хруст веток и из кустов, скрывающих от глаз глубокий, тенистый овраг, вышел, отряхивая подол рясы, отец Феодосии - лицо грознее тучи, взгляд - две молнии, за ним, воровато оглядываясь по сторонам, с трудом волоча пустую коляску, вылезла раскисшая попадья.

- Доброе утро, - вежливо поздоровался Алексей. - Отвезли бабушку?

Показалось ли Алеше, или впрямь священник упомянул имя черта?


- Маму не видели, барин? - встретила Алексея хозяйка. - Давно бы ей надо дома быть. А может, сжалился отец Феодосий, пустил маму в храм и отходную над ней читает?

- Я сейчас встретил отца Феодосия.

- С мамой?

- Порожние.

- А мама где? О господи, матушка родимая! Когда предадим тебя сырой земле? Не было тебе покоя в жизни, нет его и после смерти…

В избу, стуча пустыми ведрами, вбежала соседская Фроська.

- Вера, не вой! Послушай меня-то. Сейчас бабы сказывали… Лежит бабушка Наталья посередине деревни у колодца. Стыд-то, срамота! Потерял ее, что ли, отец Феодосий?

- Санька, Петрушка, Ерема!… - заголосила Вера. - Бегите, зовите мужиков. Потеряли бабушку! Надо бабушку искать!

У колодца, плотно обступив гроб, стояла толпа. Вера растолкала народ, опустилась на колени и припала к восковой материнской щеке.

- Прости нас, родимая!- крикнула она с плачем, но, вдруг вспомнив слова молодого барина,утихла, осторожно втянула в себя воздух,внюхалась. Не только мерзкого духа разложения не уловила Вера, но даже показалось ей, что материнская щека источает легкое тепло, как стена родной избы. Вера поднялась с колен и задумчиво оглядела народ.

- А матери-то твоей, видно, не плохо без святого благословения, а, Верунь?

- Ишь, умастилась в гробу, ишь, разнежилась, словно на лавке подремнуть легла.

- Нету духа тлетворного,- проговорила Вера, будто извиняясь.

- Не пахнет?- Бабы еще теснее обступили гроб, постигая смысл услышанного.

Васька, подпасок, конопатый мальчонка с выгоревшими на солнце лохмами и невесомым, ветром высушенным телом, первый произнес это слово, которое на лету было подхвачено обомлевшими от испуга и восторга бабами: «Святая…»

- Скажешь тоже… святая!- с сомнением проговорил староста.- Господь такую милость только великим сказывает.

- А что «великим»…- загалдел народ.- Жила честно, работала с утра до ночи, детей шестнадцать душ родила - вот и уподобилась.

- Все работают, все рожают,- прошамкала завистливо столетняя старуха с клюкой. - Почему одной Наташке такая милость?

- Не шумите, православные! Неужели впрямь Наталья не гниет?- Староста тяжело опустился на колени и сунул под аккуратно сложенные бабушкины персты свой красный, в прожилках нос.- Мятой пахнет. - Лицо старосты выражало неподдельное изумление.- Святая, точно. Принесет нам Наталья великие блага. Ни у кого на сто верст в округе такого не было.

Прибежавшие с гумна анашкинские мужики стали подсовывать под гроб полотенца.

- Так понесем, на руках! Все понесем!- раздались крики.

Бабушку опять поставили на стол. Гроб украсили пижмой, луговыми васильками и гроздями краснеющей рябины. Бойкие невестки принялись обтирать стены и мыть пол, а Вера поставила большую квашню теста. Суета была, как на Пасху.

Алексей, спасаясь от шума и суеты, пошел на озеро, сел на камень. Одинокая старуха на мостках полоскала белье, спеша скорее кончить работу и бежать на анашкинский двор. Взметая пыль, проехал мужик в телеге - повез в соседний приход благую весть. Из камышей вылезли на берег гуси и с гвалтом, словно обсуждая последние деревенские новости, принялись охорашиваться, топоча красными лапами.

«Может быть, в этот самый момент Софья читает мою записку», - подумал Алексей.

«… я буду ждать тебя завтра около скита.Знаешь овражек за березовым лесом, где чистый орешник, где ключ из-под камня бьет? Там и буду ждать. Если не выпустят тебя сестры за стены, сообщи, как нам встретиться. Алексей Корсак, бывшая Аннушка».

«Не так написал,- ругал себя Алексей. - Сухо написал, не ласково. Да забыл добавить, что если завтра не встретимся, то я и послезавтра приду, всю неделю буду ходить, весь месяц…»

Лодка с младенцами вернулась только под вечер. Тихие и благостные матери чинно вылезли на берег, ласково прижимая к груди окрещенных младенцев. Большого труда им стоило уговорить сестер на обряд. «Не положено,не по чину, да мыслимо ли?…»- говорили схимницы, но потом пожалели детские души и перекупали всех младенцев в озере с необходимым ритуалом.

- Передала? - спросил Алексей, отведя Катеньку в сторону. Девочка кивнула головой и поспешно начала чертить узоры на песье, сосредоточив все свое внимание на кончике босого пальца.

- Есть ответ?

- Нет. Они как записочку вашу прочитали…

- А никто не видел, как ты передавала?

- Не-е-т… Я понимаю. Они как прочитают да как головку вскинут и говорят: «Ах», да так на траву и сели.

- А ты что?

- А я жду. Говорю: «Что передать?» А они тогда на ножки вскочут да как закричат: «Быть не может, быть не может!»- и бегом от меня.

- Это в скиту было?

- Нет, они в лесу гуляли.

«Значит, выпускают Софью за стены, - подумал Алексей. - Завтра увижу ее. Неужели это будет?…»

- Барин, а вы что бледный такой? - испуганно спросила Катенька, глянув на Алексея.- Бледный, бледный, - девочка зажмурилась, - как в инее.

Алексей пожал плечами и через силу улыбнулся. «Громы-молнии небесные! Тут ноги не держат, душа с телом расстается, отлетает, словно облачко, а она - «бледный»…»

Вокруг анашкинского дома народу набралось, как на крестный ход. Про чудо прослышали по всей округе. Из соседних сел шли пешком, ехали иерхами, все желали посмотреть на нетленную бабушку. Алексей с трудом отыскал в толпе Игната.

- Здесь,Алексей Иванович,такие дела! Святая она- бабушка,теперь доподлинно известно. Чудо! Отец Феодосий сейчас придет.Облачается, говорят. Епитрахиль надевает.