- Как Антей черпает силы от матери-земли Геи,так и возлюбленный от красот земли черпает вдохновение.- Он рассмеялся. - Помойся с дороги и ужинать.
- Гаврила щи из трактира принес?
- Нет, мы здесь важно живем. Какой трактир? У меня повар свой. А Гаврила теперь человек занятой. Его так просто в трактир не сгоняешь.
Ужинали в большой столовой. Алексей совершенно оробел от необычайной обстановки и смотрел на Никиту испуганно, словно ждал подсказки. Важный, как архиерей,Лука сам прислуживал ча столом,с поклоном разносил блюда и разливал вино. Алексею казалось, что он присутствовал не иначе как на таинстве евхаристии, где не просто едят хлеб и пьют вино, а совершают великий обряд причащения во имя дружбы и вечного спасения.
- Ты ешь, ешь, - приговаривал Никита, посмеиваясь над смущением друга.
Алексей согласно кивал, стараясь аккуратно нарезать мясо, но оно увертывалось, и проклятый соус опять брызгал на скатерть. Особенно мешала салфетка. Куда он только ее не прятал, боясь испачкать: под тарелку, на колени, локтем к столу прижимал- она всюду находилась, норовя запятнать свою белизну.
Как только Лука поставил на стол фрукты, Никита отослал его из комнаты и придвинулся к Алеше.
- Ну, рассказывай…
Алексей освободился от салфетки, подпер щеку рукой и задумчиво устремил глаза в угол. С чего начать рассказывать Никите? Как записку передал в скит? Или как скакал верхами во всю прыть, опасаясь погони? Или как встретила их маменька?…
Они приехали в Перовское затемно. «Кого ты привез, Алеша, господи, кого?»- причитала мать, испуганно глядя на девушку.
Та стояла, спрятав лицо на его груди, и Алеша тихо гладил ее плечо, замирая от легкого дыхания, которым она отогревала его гулкое сердце.
Только на следующий день, когда история Софьи была пересказана со всеми подробностями, с лица Веры Константиновны исчезло напряжение, и она тут же обласкала Софью: «Одно дите рожденное,другое суженое», и всплакнула: «Будем теперь вдвоем Алешеньку ждать». О том,что Алексей сам «в бегах», о театральном реквизите- костюме горничной,о штык-юнкере Котове не было сказано ни слова. Алексей и Софья согласно решили, что уже достаточно взволновали маменьку, а потому некоторые подробности биографии сына можно опустить.
Неделя пролетела, как миг. Мать сама напомнила Алеше о необходимом отъезде в навигацкую школу. «Алеша, а я? Как же мне жить без тебя?»- спросила Софья мертвым голосом.- «Ждать»,- только и нашел он, что ответить.- «Ты поосторожнее там, в Петербурге,- шепнула Софья на прощание,- поосторожнее, милый.»
Никита внимательно и грустно смотрел на Алешу.
- По уставу я могу жениться только через четыре года, - сказал тот тихо.
- Ну, последнее время ты только и делаешь, что нарушаешь устав!
- Гаврила, кофий в библиотеку! - раздался за дверью строгий голос Луки.
Гаврила в белоснежном парике, малиновых бархатных панталонах и кармазиновом, в нескольких местах прожженном камзоле вошел в комнату, неся на подносе изящные, как цветки, чашки. При виде Алексея он улыбнулся и степенно сказал:
- С приездом, Алексей Иванович.
- Экий ты важный стал, Гаврила. И какой красавец!- не удержался от восклицания Алексей, на что камердинер насупился и закричал с неожиданной горячностью:
- На что мне эта красота? Я проклятый парик устал снимать-надевать. Руки у меня,сами знаете, не всегда обретаются в безусловной чистоте… соприкасаюсь с различными компонентами! У некоторых бездельников здесь всегда чистые руки! Лука орет: «К барину без парика входить,все одно, что голому!»- и ругается непотребно. Лука этот…- Он задохнулся от невозможности подыскать нужное слово. - Как в Москве жили, а? Сами себе хозяева…
- Побойся бога, Гаврила, - укоризненно сказал Никита. - Ты ли не живешь здесь как хочешь?
Гаврила только рукой махнул и пошел прочь. В этот момент дверь отворилась и в комнату ворвался Александр. Алеша вскочил со стула. Друзья обнялись.
- Сашка, как я рад тебя видеть! И какой ты стал франт! Не отстаешь от Гаврилы.
- При чем здесь Гаврила?- обиделся Белов, но видно было, что ему приятно восхищение Алексея. Он сел на краешек стула, непринужденно отставив ногу в модном, с узорной пряжкой башмаке.- Кончились, бродяга, твои скитания? Никита рассказал мне о твоих приключениях.
- Не обо всех,- быстро уточнил Никита.
- Это я понял.
- За побег по закону нас должны смертию казнить,за опоздание- определить в каторжные работы. А про нас просто забыли.
- Простим это России,- усмехнулся Никита. - Пусть это будет самым большим ее недостатком!
Алеша восторженно захохотал.
- У меня теперь усы растут. И никто не сможет заставить меня играть в театре!
- Некому заставлять-то,- глухо сказал Саша,и сразу тихо стало в библиотеке.
Никита нахмурился, отошел к окну. Улыбка сползла с лица Алексея, он замер с полуоткрытым ртом: «Ну… говорите же!»
Из собора Успенья Богоматери донесся стройный хор, шла вечерняя служба. Одинокое, заштрихованное решеткой окно теплилось неярким розовым светом, и казалось, что решетка слабо колеблется, вибрирует, как натянутые струны. Вслушиваясь в далекие голоса, Никита рассказал про казнь осужденных.
- Господи! Что ж так свирепо!- Алеша с трудом дослушал рассказ до конца. - Что они такое сделали? Не помог я Анне Гавриловне…
- Не кори себя, Алешка. Даже если б мы успели передать бумаги по назначению, это вряд ли что-нибудь изменило.
«Бумаги? Они-то про какие бумаги толкуют? Весь мир помешался на самых разнообразных бумагах!» Эта чужая тайна, в которую Никита сознательно или по забывчивости не посвятил его, больно задела Сашу, и неожиданно для себя копируя интонации Лядащева, он назидательно произнес:
- Они враги государства.Может, на жизнь государыни они и не покушались, да болтали лишнее.
- А хоть бы и покушались!- запальчиво откликнулся Никита.- Знаешь, что такое остракизм?Не кажется ли тебе разумным заменить кнут глиняным черепком? Государство от этого только выиграет.
- Я понимаю,Саш, что они заговорщики,- покладисто сказал Алеша.- Елизавета - дочь великого Петра… Но страшно,когда кнутом бьют, и особенно женщин. Ведь повернись судьба, и тот, кого сегодня бьют, завтра сможет наказать палача. А женщины совсем беспомощны. Я казнь никогда не смотрел и смотреть не пойду.
Саша разозлился: «Рассуждают,как дети. А пора бы повзрослеть! Этому очень способствуют беседы с Лестоком в ночное время. С ним хорошо говорить про глиняные черепки.Он поймет…» И уже не пытаясь скрыть раздражение и обиду, он процедил сквозь зубы:
- Не пойдешь,значит, на казнь? А тебе ее и так покажут. Забыл, что Шорохов рассказывал? Протащат матроса под килем да бросят у мачты- подыхай! А он, сердечный, лежит и ждет, когда же судьба повернется, чтобы он мог наказать «обидчика»!
- А ты злой стал, Белов, - нахмурился Никита.
- А я никогда и не был добрым.
- Моих матросов никогда не будут килевать,- страстно сказал Алеша.- Смотри и ты, чтобы гвардейцы берегли душу и тело людей.
- Пропади она пропадом, эта гвардия!
- Вот как! Ты уже не хочешь в гвардию?- Никита изобразил на своем лице величайшее изумление.- Как же так? Гвардия- вершина твоих мечтаний. «Garde»- древнее скандинавское слово, сиречь «стеречь». Еще в древних Афинах существовало такое понятие, как гвардия. Правда, тогда гвардейцы назывались скромнее - «телохранители». Полководец набирал их из пельтастов - наемников. Маленький щит, кольчуга на груди и уменье вести бой в рукопашных схватках…
- Прекрати! Ты злой стал, Оленев!- Саша понимал, что разговор пошел совсем «не туда», но уже не мог остановиться.- Что ты паясничаешь? Милость государыни Бестужевой жизнь спасла. Три года назад ее лишили бы не только языка, но и головы. Это надо помнить и не говорить ничего лишнего!
- Уж не обидно ли тебе, что Бестужеву били вполсилы? Надо было ей, изменнице, хребет переломать!- крикнул Никита.
- Почему вполсилы? - Алексей схватил Никиту за руку, пытаясь привлечь к себе внимание и предотвратить неминуемую ссору.
- Да крест Анна Гавриловна палачу дала.- Вспомнив подробности казни, Никита сразу остыл.- Крест весь в алмазах. Считай, Бестужева палачу целое состояние подарила.
- Откуда у нее в крепости крест оказался? Неужели не отняли?
- Это я ей крест передал,- сказал вдруг Саша. Он понимал, что вслед за этими словами должен будет рассказать друзьям обо всех событиях последних недель.Какой-то убогий плаксивый голосишко внутри него тянул предостерегающе: «Молчи, опасно, ты подписку давал…», ему вторил другой, менее противный, но фальшивый: «Зачем им твои неприятности? У них своих хватает!» Но Саша прикрикнул на эти глупые, суетливые голоса: «Заткнитесь!»
Друзья слушали его не перебивая, только когда он стал рассказывать про встречу с Анастасией, Алеша заерзал на стуле: «Быть не может…» - И замахал руками: «Дальше, дальше… я тебе потом такое расскажу!»
- Лестоку нужны какие-то бумаги… или письма. Они с Бергером их по-разному называют. Лесток меня за горло держит… - кончил Саша свой рассказ и замолк, ссутулившись, исповедь совсем его измотала.
- Никита,неси сюда эти чертовы «письма-бумаги», - воскликнул Алексей с сияющими глазами.- Анне Гавриловне они уже не помогут. Саш, да не смотри на меня, как на помешанного. Вот они! Отдай их Лестоку, пусть подавится. Эти бумаги мне передала сама Анастасия Ягужинская. - И он рассказал о встрече в особняке на болотах.
Сказать, что Белов был озадачен, изумлен, восхищен, будет мало. Он закрыл лицо руками и начал раскачиваться на стуле,издавая при этом звуки одинаково похожие на рыдания и гомерический смех. Наконец, возможность излагать членораздельно свои мысли вернулась к нему:
- Я скудоумная скотина! Я безмозглый осел! Черт меня подери совсем! Я же боялся говорить об этом с вами. Этот город убил во мне человека. Меня здесь запугали… Негодяи!
- Что будем делать,гардемарины?- деловито осведомился Никита.- Впрочем, я сам знаю. Гаври-и-ла, ви-ина!- закричал он громовым голосом. - У нас задачка сошлась с ответом!