— Я измучилась, Сережа, — в голосе Анастасии прозвучало рыдание. — Эта бесконечная скачка, чужие дома, злые лица… Этот ужасный горбун-садовник и еще Жак… у него оскал убийцы!
— Успокойся, звезда моя… Не надо преувеличивать. Садовник и Жак живут здесь ради твоей безопасности.
— А от кого меня защищать? Казнь состоялась… Лестоку я уже не нужна.
— Мы не можем знать мысли Лестока.
— Так спроси у него? Разве ты его не видел?
— Женщина не должна интересоваться политикой! — с раздражением бросил де Брильи.
— О да! Мне позволено только сидеть за этим пыльным забором и ждать. Чего? Увези меня, наконец, отсюда! Или я открою калитку… и уйду… на все четыре стороны, а там — будь, что будет. Ты обманул меня, Сережа.
— О как ты несправедлива! Да если бы не твой безумный поступок, если бы ты не выкрала… да! Не выкрала эти бумаги, мы бы давно были в Париже и обвенчались. О Париж, город радости! Уже четыре года я торчу в этой варварской стране! Мог ли я думать? Мы ехали сюда, как на увеселительную прогулку. Какой это был въезд! Шетарди привез с собой пятьдесят пажей, камердинеров и ливрейных слуг! Мы привезли с собой все: мебель, одежду, посуду, сто тысяч бутылок тонкого французского вина. Половина разбилась в дороге, мебель растащили, одежда вышла из моды… А здесь дождь… потом снег… потом ветер… Елки эти проклятые! — де Брильи сорвался на крик, схватив за руку Анастасию. — Ты не уйдешь! Куда тебе идти? На все четыре стороны? Для тебя здесь открыта только одна сторона — на восток, в Сибирь…
— Я поняла… Я не невеста в этом доме, — рыданья душили Анастасию, — нет… И не наложница. Я пленница!
— О Анастасия, — с мукой крикнул де Брильи, пытаясь обнять девушку, но она оттолкнула его, отбежала к окну, распахнула его.
— О матушка… матушка!..
Саша увидел, как одно из окон второго этажа распахнулось. В проеме показалась Анастасия, она тянула куда-то руки, что-то кричала. Де Брильи решительно оттеснил ее от окна, плотно закрыл створки и опустил занавеску…
Горбун-привратник выпустил коляску де Брильи на узкую зеленую улочку, закрыл ворота, задвинул тяжелый засов и, взяв грабли, принялся очищать газон от опавшей листвы.
Как только коляска с французом скрылась за поворотом, из кареты, неприметно стоящей в тени деревьев, вышел франт в белом камзоле — Никита Оленев — и неторопливо направился к калитке. Он позвонил в колокольчик раз, другой… Приоткрылось смотровое окошко, в нем показался чей-то глаз.
— Откройте, милейший, — тоном приказа сказал Никита. — Я должен видеть хозяина.
— Как прикажите доложить? — спросили с сильным акцентом.
— Князь Оленев…
Теперь из окошечка на Никиту смотрел уже другой человек.
«Глазок» закрылся. После томительный паузы калитка неожиданно распахнулась, и Никита увидел перед собой горбуна. Он подозрительно осматривал юношу из-под насупленных бровей.
— Я к господину де Брильи, — улыбнулся Никита. Карлик молча направился к особняку, Никита пошел за ним.
Вдруг за спиной раздался резкий лязг задвижки, Никита стремительно оглянулся и замер. На него, неприятно осклабившись, смотрел высокий человек — усики в ниточку, сплющенный нос… Где он мог его видеть? Была ночь… собаки… Вспомнил! Тот самый, который прыгнул на него из кустов возле навигацкой школы, а рядом — пришпиленный труп!
— Вы к господину де Брильи? — иронично спросил Жак и нервно поплевал в сторону, будто сплевывал табачные крошки. — Но он никого не принимает… И почему ты не поговорил с ним пять минут назад? Твоя карета давно стоит под деревьями, — добавил он с грубой фамильярностью.
— Как вы смеете разговаривать со мной подобным образом! — возмутился Никита.
— Заткнись, — прошипел Жак и сделал едва уловимый жест рукой.
Никита похолодел — в руках у того был нож. Юноша попятился к забору, но кто-то цепко схватил его сзади. Горбун!
— Поговори с ним, Жак, — проскрипел горбун.
— Кто тебя послал? Говори! — крикнул Жак. Никита сделал шаг к калитке и с силой прижался к забору, пытаясь расплющить, сбросить с себя горбуна, но это ему не удалось. Жак резко взмахнул рукой — и юноша увидел в досках калитки рядом со своим лицом дрожащую рукоятку с силой пущенного кинжала.
— А-а-а! — завопил Никита.
— Кто тебя послал?
— Кто послал?.. — вторил горбун.
Оба говорили с ужасающим акцентом, и в этой повторяющейся фразе слышалась заученность попугая.
— Никита Григорьевич… — раздался вдруг изумленный голос Гаврилы.
Никита поднял голову и прямо перед собой увидел огромный башмак камердинера. Секунда — и Гаврила с силой наступил на плешивую голову горбуна. Никита вырвался из его объятий и выхватил шпагу. Гаврила уже стоял рядом.
Крикнув что-то, Жак бросился на них.
Тем временем Саша вскочил на каменный забор. Показалось ему или впрямь штора в комнате Анастасии затрепетала под чьей-то рукой… Он стремительно прыгнул на подоконник.
Створки окна распахнулись, взвилась от ветра штора, и в глубине комнаты метнулась женская фигура, Саша спрыгнул на пол, сделал шаг и тут же, словно споткнувшись, рухнул на пол — прямо в лоб ему с силой был пущен тяжелый, с металлическими застежками молитвенник.
— Анастасия Павловна! Вы опять не узнали меня? — прошептал Саша.
— Так ты жив? — воскликнула потрясенная девушка, опускаясь перед ним на колени.
— Я бы не стал говорить об этом так уверенно, — Саша затряс головой, отгоняя от себя дурноту.
— Господи… Я думала, ты убит! Де Брильи уверял меня…
— Он не столь меток, сударыня, — Саша потрогал шишку на лбу и улыбнулся, глядя на Анастасию.
В его взгляде была такая нежность, что Анастасия обняла его.
— Милый мой… Я все видела. Крест передал… Благодарю тебя.
За окном раздался полный ярости крик. Анастасия оттолкнула от себя Сашу. Он вскочил на ноги.
— Я пришел сказать вам… Анастасия Павловна, не уезжайте!
— Беги… здесь нельзя!..
— Ради вас я готов на все! Вы верите мне?
— Верю, верю… Беги!
Анастасия обвила его шею руками, замерла, потом оттолкнула юношу от себя.
Вскочив на подоконник, Саша увидел дерущихся и выхватил шпагу.
— Гардемарины, вперед! Нас ждут великие дела! — И прыгнул вниз…
Пока Саша с Никитой отражали удары, Гаврила бросился к калитке, открыл засов и схватил стоящую рядом слегу, которой запирали ворота.
— Уйдите, барин, вы ранены! — крикнул он Никите. — Калитка открыта!
Жак был прекрасным фехтовальщиком, да и горбун отлично владел кинжалом, так что друзьям пришлось поработать. Никита действительно был ранен, на белом камзоле ярко выделялось алое пятно.
— Да что ж ты делаешь, басурман! — взъярился Гаврила на горбуна, который собирался метнуть кинжал, и огрел его слегой по горбу.
Саша прикрыл собой Никиту, и тот первым выскочил на улицу. Последним выскользнул Гаврила и прижал калитку плечом. По ту сторону забора неслась отчаянная брань…
— Ненавижу фехтовать… Искусство гладиаторов, — поморщился Никита, ощупывая раненое плечо.
Гаврила вдруг распахнул калитку, стремительно сунулся внутрь и, не глядя, огрел Жака по уху кулаком.
Тот застыл на мгновенье, выругался по-французски и рухнул на посыпанную гравием дорожку.
Алеша сидел в библиотеке Никитиного дома и, оробев, оглядывал богатую мебель и шкафы с книгами. Дворецкий Лука сервировал стол.
— А вот они и сами с прогулки вернуться изволили, — сказал он, заслышав цокот копыт.
К дому подкатила карета, из которой выпрыгнули возбужденные Никита и Саша. Гаврила слез с козел. Алеша бросился им навстречу.
— Алешка-а-а! Алешка приехал! — закричал Саша.
— Крюйс-бом-брам-стеньги! Ура! — подключился к нему Никита.
— Га-ардемарины! — ликовал Алеша. — Неужели опять вместе!
Друзья обнялись и допели последний куплет «Трактата о дружбе».
Праздничный ужин в библиотеке подходил к концу.
Никита с забинтованным плечом, в распахнутой на груди рубахе сидел в кресле, машинально перебирая струны гитары, и внимательно слушал Алешу. Саша взволнованно ходил по комнате.
Алеша отодвинул тарелку с остатками еды и положил на стол бестужевские бумаги, перевязанные розовой лентой.
— Вот… Теперь вы знаете все.
— Ну и влипли мы в историю, — тихо сказал Никита. — И противники у нас достойные: де Брильи, Лесток, Бергер, — он взял аккорд на гитаре, — Котов…
— При чем здесь Котов? — встрепенулся Алеша.
— А зачем тогда этот Жак «тьфу-тьфу», — передразнил Никита, — оказался в ту ночь у навигацкой школы и набросился на меня? А этот человек… пришпиленный к дереву, — он передернулся от жутких воспоминаний.
— А ты уверен, что «пришпиленный» и есть тот самый человек, который выскочил из котовского кабинета?
— Уверен. Я его на всю жизнь запомнил.
— Слушайте, а может, сожжем эти бумажки, а? — предложил Алеша. — Ведь эта шайка нас в порошек сотрет.
— Да, — усмехнулся Никита, — ну и свирепая рожа у этого Жака! Не хотел бы я встретиться с ним еще раз… Хотя бог троицу любит…
— В камин? — Алеша взял бумаги.
— Положи бумаги, — спокойно приказал Саша. — Они нужны не только Лестоку и его шайке, прежде всего они нужны самому Бестужеву.
— Вот именно, — Никита взял на гитаре тревожный аккорд. — А если они нужны Бестужеву, значит, они нужны России.
— Сейчас весь вопрос в том, как передать эти бумаги вице-канцлеру, — уверенно сказал Саша, — и уверяю вас, это очень непростая задача. Через чужие руки передавать опасно.
— А что в них, в этих бумагах? — спросил Алеша. — Знать бы, за что страдаем?
— Я чужих писем не читаю, — категорично заявил Никита, демонстративно встал и отошел к окну.
— А я читаю, — с вызовом сказал Саша. — Сейчас нам не до щепетильности. Мы все, может быть, жизнью рискуем…
Саша решительно пододвинул к себе бумаги, развязал розовую ленту.
— Расписки какие-то… цифры… Письмо в Киль от князя Черкасского… Письмо Михайле Бестужеву, это брат его…опять Михаилу… в Англию, — Саша просматривал бумаги и складывал их аккуратной стопочкой. — Ничего интересного, сплошные расписки!