ко одна свеча упала в подол сидящей рядом дамы. Рюшки на подоле дамы занялись сразу, и по парчевому подолу побежали два огненных ручейка. Черкасский сбросил свечу на пол, наступил на нее ногой, потом сорвал с себя камзол и прижал его к юбке дамы, пытаясь потушить огонь. Та начала дико кричать и отпихивать князя от себя. Вокруг дамы засуетились родственники.
— Пожар! — закричал кто-то фальцетом.
Шум, гам, перевернутые кресла. Все бросились к дверям…
Отступая от напиравшего Котова, Алеша размахивал шпагой и толкался во все двери. Наконец одна отворилась. Алеша оказался в спальне. Перемахнув через огромную кровать, он метнулся к окну, но сразу преодолеть высокий подоконник ему не удалось, подставные бока затруднили движение. Тут и настиг его Котов. Он буквально вцепился в сидящего верхом на подоконнике Алешу.
— Не уйдешь, злодей! Душегубец! — хрипел Котов, повиснув в Алешиной юбке.
Шпага полетела в открытое окно. Алеша отбивался двумя руками. Видя, что он вот-вот выскользнет из юбки, Котов решил обхватить юношу руками за талию, поэтому он разжал руки и слегка подпрыгнул. Этот прыжок был роковым для Котова. Удару под дых коленкой Алеша был обучен еще деревенскими мальчишками. Котов сразу обмяк, задохнулся и повалился на пол, ударившись головой в бронзовое крыло, украшавшее подлокотник лежащего на боку кресла. На миг ему показалось, что все звезды вспыхнули фейерверком.
— Тезоименитство государыни Анны… — прошептал Котов и потерял сознание.
Алеша выпрыгнул в окно.
В зале продолжалась кутерьма. Актеры облепили рампу, глядя с ужасом в зал. Суфлер почти вылез из будки, бил по ногам книгой, вопрошая: «Что там? Что там делается?» У дверей громоздилась толпа: драгуны стояли стеной и выпускали из зала по одному.
Только один человек в зале сохранял полное спокойствие… Задумчивым взглядом князь Черкасский посмотрел на дверь, в которую скрылся Котов, потом встал, надел камзол, вынул свечу из канделябра и неторопливо стал подниматься по узкой лестнице, ведущей на второй этаж. На втором этаже он прошел по коридору, зашел в открытую дверь спальни и остановился, глядя на лежащего на полу Котова.
Тот медленно приходил в себя. Полный муки взгляд его уставился на горящую свечу, потом он поднялся и только здесь увидел Черкасского.
— Не узнаешь? — тихо спросил князь. — Десять лет прошло.
Лицо Котова приняло дикое выражение, словно он призрака увидел, и вдруг бросился лобызать щегольские туфли.
— Не губите, князь!.. Я теперь наставником состою, при отроках. В навигацкой школе.
— Ничего, отдохнут без тебя молодые души, — Черкасский два раза повернул ключ в замке. — А теперь… молись, Котов, молись…
По опустевшей театральной зале расхаживали трое драгун, один из них ставил на ножки перевернутые кресла.
— Боюсь пожаров, — сказал первый. — От копеечной свечки пол-Москвы сгорело.
— Так не было пожара-то! — сказал второй. — Зюкин, брось порядок наводить. Пошли!
— А где энтот? В черном камзоле?
— А кто его знает?
— Кого арестовывать-то шли? — спросил первый.
— А кто его знает! Явился к нам один, и нашумел: слово, мол, и дело! Пришел сюда, а сам сгинул. Брось ты, Зюкин, кресла! Не наше дело карячиться тут! Пошли!
В залу стремительно вошли Никита и Саша Белов.
— А где актеры? — спросил Саша.
— Разбежалися…
— Куда разбежались? И почему здесь?.. — Саша показал рукой на косо стоящие кресла, брошенные веера, платки.
— Мы пришли на крик, — строго сказал второй драгун. — Спасли «киятр» от пожара. И точка!
Драгуны гуськом вышли из залы. Саша и Никита переглянулись в полном недоумении.
— Может, Алешка все же ко мне пошел? — спросил Никита…
Ночь. Саша и Никита сидели у окна в комнате Никиты. Гаврила сервировал стол на две персоны, всем своим видом являя недовольство.
— Ходят всякие… — ворчал он негромко. — Ночь на дворе, а тут… ужин. Посмотришь — франт-франтом, а тоже любит похарчиться за чужой счет.
За окном стукнула калитка. Друзья насторожились. Никита встал, всматриваясь в темноту.
— Нет, не Алешка… Ветер.
— Какой длинный сегодня день, — сказал Саша, — и сколько событий. Бестужеву арестовали… И Анастасию… — в голосе Саши прозвучала такая боль, что Никита быстро посмотрел на него.
— Ты что?..
— Влюблен… хочешь спросить? — усмехнулся Саша. — Я не влюблен, я сошел с ума. Любить Анастасию все равно, что пылать страстию вон к той звезде… Что с ней будет, Никита?
— Я думаю, что их больше Анна Гавриловна интересует. Анастасия так молода. Но странно. Зачем Бестужевой участвовать в каком-то заговоре? Фамилия Бестужевых в таком почете. Муж Бестужевой — брат самого вице-канцлера!
Друзья сели за стол.
— Алешка бежал, это ясно, — сказал Саше Никита. — Как все нелепо получилось. Боюсь я за него.
— Козла бойся спереди, осла сзади, а тихого Алешу Корсака со всех сторон. Никогда не знаешь, что он выкинет. Паспорт его из школы изъять надо, вот что… А потом переправим его Алешке как-нибудь.
— Куда?
— К Алешкиной матери… в деревню, — сказал Саша и спросил озабоченно, — У тебя деньги есть?
Никита присвистнул и незаметно перешел на речитатив.
— Как сказал поэт: «В кошельке загнездилась паутина». Значит, выход у нас один. Сейчас будет спектакль, — предупредил он Сашу. — Гаврила! Принеси полосканье, горло болит, — и он застонал, схвативши себя за шею.
— Ты болен? — удивился Саша.
— Болезнь нужна, чтобы умилостивить моего камердинера.
Гаврила явился с подносом, на котором стояла колба. Никита пригубил настойку.
— Фу, горечь! Яд! Опять гнилая брюква!?
— Нет, здесь настой из благородных трав, — торжественно пропел Гаврила. — Овощ брюква потребен лишь при подагре.
— Ах дал бы мне калгану на спирту.
— Спирт при вашем телосложении — яд, — вздохнул Гаврила. — Будете пить настойку «манэ эт ноктэ», то есть утром и вечером.
— Мне-то хоть латынь не переводи, эскулап. Латынь для твоего телосложения — яд. — Никита поставил колбу на стол и спросил как бы между прочим. — Гаврила, сколько я тебе должен?
Лицо камердинера посуровело, он перешел на прозу.
— Нет у меня денег. Все на покупку компонентов извел.
— Гаврила, побойся бога. Ты лампадное масло носил в Охотный ряд?
Гаврила с отвлеченным видом смотрел в темное окно.
— Ну отдадут мне долги, — увещевал Никита. — А Корсаку я подарил. Не умирать же человеку с голоду. Я могу подарить. Я князь!
Гаврила молчал. И тогда Никита опять пропел:
— Ладно. Я знаю, где их взять: тебя продам, а батюшке скажу, что ты колдун. Скажу, хотел меня калганом извести…
— Кхе… — ухмылялся Гаврила в паузах.
— Черт с тобой! Я помогу тебе толочь порошки, я переведу с латыни книгу с рецептами и буду пить добрую дрянь, которую ты на мне пробуешь!
Гаврила задумчиво смотрел на хозяина, видно у него были основания верить обещаниям Никиты.
— Зачем деньги нужны? — перебил Гаврила излияния Никиты.
— Паспорт Алешки Корсака надо выкупить. Дай пять рублей.
— За пять рублей не только паспорт, саму натуру купить можно! — неожиданным фальцетом взметнулся Гаврила.
— Сама натура в бегах… и у нее могут быть большие неприятности.
— Рубль дам… ну два, и мой бальзам впридачу, — Гаврила пошел за деньгами.
— Вот, Сашка, мы богаты, — сказал Никита. — И поделимся с писарем, — он глотнул питья из колбы, поперхнулся и фонтаном выпустил едкий настой в чашку. — Не хочешь горло пополоскать, Белов? Очень бодрит!
Саша со смехом затряс головой.
— Тогда спать…
Саша лежал в кровати и смотрел на звезду в окне. Ему слышался ласковый нежный голос, который пел о любви.
Никита тоже не спал, ворочался.
Из «лаборатории» Гаврилы доносился неясный шум, видно он и ночью продолжал свои алхимические опыты.
— Знаешь, Никита, у писаря надо два паспорта выкупить, — сказал Саша. — Анастасию в Москве долго держать не будут, ее в Петербург повезут в крепость. Значит, и мне надо в Петербург. Может, я найду способ быть ей там полезным, — Саша поднялся на локте, всматриваясь в лицо Никиты. — Слушай, князь, может, и ты надумаешь, а? Пошлем их всех к черту!..
Вместо ответа Никита запел «Трактат о себе».
— Нет, мне бежать нельзя. Я приеду в Петербург или в карете с гербами, или совсем не приеду.
— Я давно хотел спросить тебя, — нерешительно начал Саша. — Как ты в навигационную школу попал? Неподходящее вроде место для княжеских отпрысков? Другое дело мы — мелкопоместные дворянчики… нищие… босые…
— Я князь с одного бока. Байстрюк, незаконнорожденный, — произнес Никита глухо.
— В этом твоей вины нет, — быстро сказал Саша.
— А школа — это ссылка. Отец женился и услал меня в Москву. Правда, все эти годы он не оставлял меня своими заботами.
Дверь с грохотом отворилась, и в комнату стремительно ворвался Гаврила. Очевидно, он не пропустил ни одного слова из разговора друзей.
— Никита Григорьевич, — он бросился на колени и прокричал страстно, — а может, сбежим, а? Приедем в Санкт-Петербург, кинемся к князю в ноги. Навигацкая школа нам не место. Латыни не учат, про компоненты не разъясняют. Сорбонна — вот нам место!
— Слова-то выучил! Сорбонна, компоненты! Иди, а то ладан подгорит.
Гаврила исчез так же внезапно, как появился. Никита вздохнул.
— За три месяца ни одного письма. Смешно сказать, а ведь камердинер мой меня поит и кормит. На его лампадное масло живем.
Саша опять нашел глазами звезду, и опять ему послышался женский голос.
Гостиная вдовы генеральши Рейгель, молодой румяной дамы. Она достала из кошелька деньги, положила их перед Сашей стопочкой.
— Здесь за шесть уроков, — она подумала и добавила еще рубль. — Это в счет будущего года.
— О сударыня! — Саша спрятал деньги в карман. — Я сам не знаю, где буду через год.
— Тогда примите эти деньги в знак поощрения. В дороге они вам не помешают… Это Александр Федорович, весьма достойный молодой человек, репетирует Мишеньку в математике, — объяснила вдова пожилому графу с орденом в петлице. — Граф, этот юноша просит у меня содействия… рекомендации. Он едет в Петербург, хочет поступить в гвардию, а я совершенно не знаю, как ему помочь. Правда, у меня есть родственник, граф Путятин, но он глубокий старик… Что от него проку?