— Невинные развлечения боевой жизни… — сказал граф и подмигнул Саше. — Военный смотр музыки… Ах мой друг, триумфальный въезд Измайловского полка после заключения мира с турками, — граф пожевал губами, — красиво, знаете… знамена, блеск литавр, у гвардейцев кокарды лаврового листа. Очень много прислали тогда лаврового листа для делания кокард в знак древнего обыкновения…
Граф оживился, помолодел. Саша прилежно его слушал.
— Есть у меня в столице племянник, — неожиданно повернул граф свою речь. — Думаю, будет вам не без пользы… Лядащев Василий Федорович…
Вдова вынула из шкафчика письменные принадлежности, и граф принялся за письмо.
— Угощайтесь, — вдова пододвинула к Саше тарелку с пряниками и орехами. Орех был твердый, как галька.
— Теперь уже достоверно известно, — сказала она графу, — что заговор открыл Лесток.
— Да ну? — вежливо бросил граф, не отрываясь от письма.
— Арман де Лесток, — пояснила вдова Саше, — министр медицинской канцелярии и лейб-медик императрицы. Он ее еще в детстве лечил. И вообразите, — вдова опять потянулась к графу, — главные заговорщицы — дамы!
— Я думаю, тайной канцелярии это неважно, — заметил граф. — И потом… среди заговорщиков хватает мужчин. Говорят, даже австрийский посол Ботта против государыни Елизаветы старание имел.
— Ах вздор какой! Австрийский двор нам не враг. Это все наши амазонки интересничают! Вы знали Анастасию Ягужинскую, граф? Такая прелестная девица, а тоже поддалась соблазну. Правда, ее на время отпустили. Позо-о-р! Теперь она находится под домашним арестом.
— Вот вам письмо, — сказал граф, посыпая бумагу тальком. — Если племянник мой вам поможет, то клянусь слабым здоровьем своим, это будет самое достойное из всех дел на его службе, — граф пожевал губами, — государству нашему весьма полезной, а по сути своей палочной и мерзопакостной…
Саша удивленно посмотрел на графа, ему не терпелось уйти.
— Садитесь, Александр Федорович, — жеманно сказала вдова. — Я вам тоже напишу рекомендательное письмо. Граф Путятин стар, но богат… и связи имеет немалые.
Дом Бестужевой в тихом переулке. Какой-то человек подозрительного вида шнырял в кустах, поглядывая на окно Анастасии, в котором горела свеча.
Задыхаясь от быстрой ходьбы, к липе, своему обычному наблюдательному пункту, подошел Саша, проводил взглядом щуплую фигуру.
— Шпион… — прошептал он брезгливо.
Вдруг звякнула створка окна, и появилась Анастасия. Спокойная, величественная, она села, рама стала резным обрамлением ее красоте. Знакомая щемящая мелодия опять зазвучала в душе Саши.
— Анастасия… — прошептал он восторженно.
Она заметила его, сделала какой-то жест и отошла вглубь комнаты. Саша поспешил спрятаться за липу…..Анастасия села перед зеркалом.
— Одеваться будете? — робко спросила камеристка Лиза.
— Куда одеваться, дура! — взъярилась Анастасия. — На допрос? — Но вдруг остыла, посмотрела на себя в зеркало. — Принеси юбку с бантами… ту, цвета майской травы, платье-робу на малых фижмах, еще ларец маленький принеси.
Лиза ушла исполнять приказание.
— Коли явятся за мной опять, так уж лучше быть одетой, — сказала она своему отражению и начала песню: «Ах маменька, маменька, погубила ты мою молодость…»
Лиза тем временем вернулась с роскошным платьем. Начала облачать барыню, но Анастасия раздраженно хлопнула ее по рукам.
— Да не тяни так сильно! — слезливо крикнула она. — Волосы уложи!
Лиза занялась прической Анастасии, а та стала примерять драгоценности из материнского ларца, напевая самой себе:
— Это не подходит… Жемчуг требует томности… Алмазы для радости… Бирюза для ожидания… и кораллы для любви… Не носить мне камни драгоценные. Лишь один камень, большой и черный, приготовила мне судьба. Повесить его на шею и в омут… И поплакать будет некому…
Лиза перекрестилась.
— Смотри, Лиза, крест, — Анастасия показала камеристке большой крест в алмазах и перестала петь. — Его пожаловал прадеду моему царь Федор, — она вдруг упала головой в раскрытые ладони и заплакала, потом справилась со слезами и голосом деловым и строгим сказала: — Коли придет этот… француз — принять немедля!..
Саша был так взволнован, что не заметил, как на улицу въехала дорожная карета и остановилась поодаль, и только когда какой-то человек в плаще вошел в дом, Саша насторожился. Он оглянулся по сторонам, шпиона нигде не было. Саша вскинул глаза, осматривая нижний сук, и полез на дерево. Комната видна была ему как на ладони. Человек вошел в комнату Анастасии, сбросил плащ и что-то быстро и, как показалось Саше, раздраженно заговорил, отчаянно жестикулируя. Анастасия закрыла окно и задернула шторы.
— Беда… — тоскливо прошептал Саша.
Шевалье кончил длинную восторженную фразу по-французски и замер, глядя на Анастасию.
— Насколько я поняла, — сказала она, — вы предлагаете мне любовь неземную и себя в попутчики. Так?
— Так… звезда моя.
— Вот славно! Вы говорите по-русски!
— Направляясь в вашу варварскую страну… — начал француз, но Анастасия перебила его.
— Вы богаты? У вас много душ?
— Я богат, но душа у меня одна, — улыбнулся де Брильи. — Во Франции нет рабства, мадемуазель…
— К делу, месье!
— Мой род знатен. Герцог Франзак по материнской линии, шурин моей тетки по отцовской линии. Маркиз де Ламот-Туффье…
— Не старайтесь, — перебила девушка. — Мы с царями в родстве.
— Поэтому я не решался просить вашей руки. Но сейчас, когда моя преданность… в этих грустных обстоятельствах… Я льщу себя надеждой… — де Брильи окончательно запутался. Анастасия смотрела на него задумчиво, раскачивая сережку в ухе.
— Вы возьмете меня так… бесприданную? Мать в крепости, отец в земле…
— Я спасу вас! — пылко воскликнул француз, рванулся к Анастасии и рухнул на колени.
— Не надо! — она отвела его руки. — За домом следят.
— Охранника уже нет. Ему заплатили, и он ушел в кабак.
Анастасия встала, прошлась по комнате. Оглянулась, пытливо посмотрела французу в лицо, словно пытаясь отыскать в себе хотя бы крупицу чувств к этому человеку.
— Как вас по имени, сударь мой?
— Шевалье де Брильи к вашим услугам. Но зовите меня просто Серж-Бенджамин-Луи-Жерме-Симон…
— Ну так я поеду с тобой, Сережа. И хватит, хватит… Экий ты пылкий! — она решительно присекла любовный порыв де Брильи. — Лиза! Дорожный плащ! И маменькины драгоценности!..
Саша услышал, как хлопнула входная дверь, и кубарем скатился с дерева. Лицо его было напряженным. Из дома быстро вышли три закутанные в плащи фигуры. Все трое торопливо сели в карету, бесшумно закрылась дверца. Карета тронулась. Анастасия с невольной грустью окинула взглядом залитую луной улицу. Внезапно она заметила одинокую фигуру.
— Так это не охранник? — спросила она шевалье.
— О чем ты, звезда моя? — спросил тот, не оглядываясь.
Саша бросился к карете. Кучер хлестнул по крупам лошадей. Карета рванулась вперед. Саша пытался настичь карету. Он видел бледное лицо Анастасии. Казалось, она хочет что-то сказать.
— Сударыня… что? — крикнул Саша вдогонку и бросился за каретой, но она скрылась за углом. Саша остался один.
Вечер. Писарь сидел в библиотеке навигацкой школы с огромным фолиантом в руках. Никита сидел напротив, смотрел на него выжидающе, потом вынул деньги и положил их на край стола. Писарь покосился на деньги, вздохнул, вынул из фолианта две свернутые в четверть бумаги и положил перед Никитой.
— Только мое всегдашнее расположение к вам, князь… Вот… Корсака паспорт… Белова паспорт… И еще, ваше сиятельство, предупредить хочу, — писарь понизил голос. — На Корсака вашего дело заведено. Он теперь государев преступник. Вчера Котов мне бумагу принес, велел срочно переписать. А потом и бумагу, и первоначальный листок — все забрал и велел молчать.
— Какой вздор! — разозлился Никита. — Алешка по роже Котову дал, тот теперь и куражится.
— Про битую рожу в той бумаге ни слова, а написано, что Корсак служил при Бестужевой посыльным.
Никита усмехнулся.
— Поторопился Котов. Где он?
— Нет нигде штык-юнкера нашего, — писарь опасливо покосился куда-то в угол. — Директор гневается, а может, только вид делает, что гневается, — добавил он задумчиво.
— Где та бумага, что Котов на Алешку настрочил?
— Тише, князь… Надо полагать, в его кабинете.
— Я должен попасть в этот кабинет.
— И думать забудьте, — запричитал писарь. — Дело зело секретное…
Никита положил на край стола еще монету, потом другую… наконец, выставил «бальзам Гаврилы» в черной бутылке…
Никита ключом открыл дверь, вошел в котовский кабинет, осмотрелся. Лунный свет лил через решетки окна. Он зажег свечу на столе, обследовал бумаги, нашел переписанный писарем донос и спрятал его за пазуху.
— Должен быть еще черновик… — задумчиво прошептал Никита и выдвинул ящик стола.
Черновик доноса лежал в бумагах. Никита вынул его, сложил пополам, чтобы спрятать в карман, как вдруг короткий стук в окно заставил его вздрогнуть всем телом. Он резко обернулся… Через решетку на него смотрело белое, искаженное от ужаса лицо. Это был тот самый человек, который так стремительно выбежал вчера из котовского кабинета. Казалось, он что-то пытался объяснить, но не успел и исчез так же стремительно, как появился. Никита быстро задул свечу, сунул бумагу в карман и кинулся вон из кабинета.
Двор залит лунным светом. Две темные фигуры метнулись от него к дальним кустам у пруда. Не задумываясь, Никита бросился наперерез. Кусты драли волосы, но Никита ничего не чувствовал. Он услышал шум борьбы и короткий крик.
— Сто-о-й! — заорал Никита, рука сама выхватила шпагу. — Сто-о-ой!
То, что он увидел, заставило его ужаснуться. Человек, которого он только что видел в окне, был приколот к дереву. Кинжал вошел меж лопаток по самую рукоять. Инстинктивно Никита почувствовал опасность и обернулся. Большая черная тень бросилась на него из кустов. Никита успел отвести удар шпагой и сделал ответный удар. В короткой схватке Никита понял, что перед ним опытный противник. В какой-то миг лицо его придвинулось вплотную, незнакомец злобно сузил глаза и сделал губами быстрое движение, словно плюнул: тьфу…