— И каковы ставки? — я покосился на гору фишек в углу стола.
— Мы не делаем ставки, — Виви равнодушно толкнула фиолетовым ногтем одну из них, — просто сводим счеты.
— Готовы? — Лика обвела нас взглядом, а затем азартно перевернула первую группу карт.
Сверху оказалась червонная дама. Изящные пальцы с голубыми ноготками потянулись к следующей стопке, но не успели они коснуться карт, как за спиной раздались торопливые шаги, и над столом нависла тень, остановившаяся прямо за мной. Чьи-то пальцы стиснули спинку кресла — так, что обивка натянулась. Я повернул голову, и в свете местных ламп длинные пряди сверкнули медью, а карие глаза — ржавчиной, мигом напомнившей огромную грязно-оранжевую тучу над парком аттракционов.
— Привет, сестренка! — Виви игриво помахала ей.
— Я тебе не сестра! — сурово буркнула Джи и обратилась к Лике: — План мой уже одобрили?
На долю секунды она зыркнула в мою сторону и тут же отвернулась. Ликину улыбку будто стерли ластиком, а в обычно безмятежных небесно-голубых глазах сейчас засело недовольство, которое она даже не пыталась скрывать. Я уже не в первый раз замечал, что в раю к Джи относились как к нелюбимому ребенку.
— Это надо спрашивать не у меня, — игрушечный голосок стал неуютно холодным.
— Тогда я у него и спрошу! — выпустив мое кресло, Джи решительно развернулась.
— Нет, стой! — с досадой бросила ее коллега.
Не слушая, бестия целеустремленно утопала прочь, бросив напоследок еще один неопределенный взгляд в мою сторону.
— Что, — усмехнулась Виви, — если так достала, можете вернуть обратно.
— Надейтесь, — отрезала Лика, переворачивая вторую группу карт лицом.
На этот раз сверху оказалась семерка, приближая наши шансы на победу.
— Знаешь такое выражение — белая зависть? — вдруг спросила у меня Виви и продолжила, не дожидаясь ответа: — Светлое чувство, что когда-нибудь можешь стать таким же потрясающим, как тот, кому завидуешь. Надежда, которая превращает черное в белое, обман, делающий горькую правду сладкой ложью. Но это не делает ее меньшей завистью. Может быть, она даже большая, потому что ей приходится еще и притворяться… И за этот обман отвечает эта сучка, — она небрежно кивнула на свою соседку по столу. — Забирает моих клиентов.
— Если бы ты действительно была им нужна, вряд ли бы они уходили, — мило улыбаясь, заметила Лика. — Видимо, я все-таки нужнее.
Виви недобро прищурилась.
— Все равно я сильнее тебя…
— Не завидуй, — чуть презрительно бросила Лика, — ты никогда не была и не будешь сильнее меня. Я нужна людям больше, чем ты. Поэтому мое место там, — голубой ноготок показал вверх, — а твое тут, — а следом выразительно ткнул вниз.
В это мгновение у стола неподалеку, где сгрудилась самая большая толпа, мелькнула женская фигура в строгом офисном костюме. Черная жилетка знакомо обхватывала высокую грудь. Я замер, сам не зная, хочу ли сейчас встречи с ней. А потом она повернулась — и вместо дерзкого взгляда меня окатил расчетливый, а волосы оказались не белоснежными, а пепельными. Мами, хозяйка этого места, снова отвернулась к столу, внимательно следя за проходящей там игрой. Как же все-таки они похожи — по крайней мере, внешне.
— Вот тебе бы чего хотелось, — внезапно обратилась ко мне Лика, — провести всю жизнь в сладкой приятной надежде, что ты сильный, любимый и желанный, или в горьком разочаровании, понимая, что ты одинокий, слабый и никому не нужный? Давай, поделись, не стесняйся. Ты же теперь знаешь лучше всех…
Как капля яда способна отравить целый бокал вина, так и ирония искажала этот игрушечный, почти кукольный голосок. Без особого энтузиазма я повернулся обратно к столу.
— Я бы предпочел правду.
— Вот потому ты и лузер, — сказала она. — Люди живут мечтами, и те, кто дарят им мечты, становятся любимыми. А те, кто их разрушают, — ненавистными. Продолжай в том же духе и станешь совсем как она, — ее палец показал на мою грудь, где раньше под одеждой висел медальон. — А она уже тысячи лет не может успокоиться.
Моя рука словно сама собой скользнула в карман и сжала позолоченную пластину. Пальцы немного обожгло холодом.
Лика неторопливо перевернула последнюю оставшуюся стопку карт. Верхней оказалась двойка.
— Победа казино, — довольно прокомментировала она. — Сожалею, но вы проиграли. Как впрочем и всегда.
В этот миг что-то острое царапнуло мою руку под столом.
— Подожди меня в номере, — отчетливо произнесла Виви в моей голове. — Увидишь, что пришел не напрасно…
Перехватив пластиковый прямоугольник, оказавшийся ключом, я поднялся. Небесно-голубые глаза снисходительно скользнули по мне.
— Спасибо за игру, — сказал я. — В этот раз хотя бы было честно.
Лика фыркнула и снова стала тасовать колоду. Не оборачиваясь, я направился к выходу мимо застеленных сукном столов, за каждым из которых велась игра. В соседнем зале тоже кипела жизнь: дергались рычажки, нажимались кнопки, и ярко горели экраны автоматов, будто запутывая дорогу из казино.
— Почему он? — вдруг возмущенно выдал за одним из рядов женский голос. — Почему все ему?..
Я поморщился, сразу ее узнав — хотя в лагере такими интонациями она не пользовалась. Ее я больше не хотел ни видеть, ни слышать — никогда. Пары дней рядом с ней хватило на всю жизнь, чтобы больше слепо не верить людям.
— Я уже три года на нее вкалываю! — Юля продолжала то ли возмущаться, то ли ныть. — Бегаю по каждому ее поручению! Выполняю все подряд! И что?! Они берут и делают план ему! Ему!.. Да он же даже не из рая!.. Я у нее спросила, а когда будет план мне, а она сказала “надейся и будет”! Представляешь — надейся!.. А то я не знаю цену ее надежды!
— Ну у тебя-то хоть в принципе есть вероятность его получить, — заметил фамильяр Мами за рядом автоматов, — у меня-то нет вообще…
Морщась, я поскорее прошел мимо. Если я — по словам Лики — лузер, то это, видимо, сидели победители. Вот только что ж они вели такие лузерские разговоры?
Лифт распахнул дверцы — вместительный настолько, что в нем можно было устроить приват-зал казино. Но тут ничего удивительного: Мами в принципе страдала гигантизмом. Сжимая пластиковый ключ в руке, я поднялся на один из верхних этажей с шикарным видом на окрашенный закатом город. Красная ковровая дорожка довела до нужной двери. Та с легким кликом отворилась, и я вошел внутрь.
Номер был прямо на зависть, на порядок роскошнее, чем мой в отеле Лилит. У огромного панорамного окна стояли два пузатых кресла с бархатной обивкой, позолоченными ножками и декоративными расшитыми подушками. В углу примостился причудливый торшер, стены украшали пасторальные пейзажи и внушительный мраморный камин. Местечко бы отлично подошло для приема какой-нибудь иностранной делегации. Две закрытые двери с разных сторон, судя по всему, вели в прилегающие комнаты. Что примечательно, среди всего этого великолепия не наблюдалось никаких личных вещей. Вообще ничего лишнего: ни забытого зонтика, ни сумочки, ни валяющихся в углу носков — будто в этом номере никто и не жил, а мне просто дали от него ключ.
Осмотревшись, я плюхнулся на кресло, и тут же на другом появилась Виви — прямо из воздуха, не утруждая себя подъемом на этаж и открыванием двери. Сложив нога на ногу, она откинулась на бархатную спинку и с прищуром взглянула на меня, словно предлагая начать разговор с самого насущного вопроса.
— Как ты попала ко мне в голову? — спросил я.
— Эмоции, — охотно пояснила она, — это же просто. То, чего у вас слишком много, то, что в вас бурлит — в это мы и можем залезть. Вы сами виноваты, что становитесь уязвимыми.
Слова отдались внезапной горечью. А вот Би с самого начала не могла залезть без медальона — видимо, того, что предлагала она, во мне и не было никогда.
— И что во мне вдруг стало столько зависти?
— Можешь считать и так, — Виви поигрывала длинным фиолетовым локоном, — вряд ли тебе понравится слышать правду.
— Если бы хотел лжи, — с досадой заметил я, — я бы остался внизу с Ликой.
Демоница ухмыльнулась.
— Надежда на то, что тебе дадут, отличается от уверенности, что ты получишь. Почувствуй разницу… И если лишить тебя надежды, тобой овладеет зависть к тем, кому, по-твоему, дали. И жажда мести… Этот порядок длится уже тысячи лет. Тех, от кого отказалась Лика, беру я. И лечу раны, которые нанесла она.
На пару мгновений номер оплела тишина. Я даже не понял, прозвучали следующие слова вслух или лишь в моей голове:
— Я лучше всех знаю, — вкрадчиво сказала Виви, — что ты сейчас чувствуешь, и знаю, как от этого избавиться. У меня есть ответ…
Глаза под тонкими стеклами очков пристально замерли на мне, словно поощряя спросить какой. Однако я ее уже слишком хорошо знал, чтобы просто так поверить.
— Хочешь меня использовать?
— Конечно, — невозмутимо отозвалась она. — Все друг друга используют. Но ты получишь то, что хочешь…
Внезапно поднявшись, она шагнула вперед и склонилась надо мной. Ее ладони легли на ручки кресла прямо поверх моих ладоней, будто фиксируя меня на месте. Фиолетовые пряди, щекоча, скользнули по моему лицу.
— В общем, решай. Если согласен, я дам тебе шанс. Я, конечно, не Беатриче, но тоже кое-что могу…
Сочные красные губы замерли совсем близко — всего в десятке сантиметров от моего лица.
— Ее поцелуй лечит, а мой травит. Но если рискнешь отравиться, узнаешь кое-что интересное…
Больше она не приближалась, давая мне самому решить. А в принципе, чего я теряю? В крайнем случае очнусь на кровати, оттраханным ею и ее фамильярками — не самый плохой вариант, если подумать. Кивнув, я закрыл глаза. Ее пряди щекотали лицо, ладони продолжали надавливать на мои. Миг — и горячее дыхание пробежало по коже, губы прильнули к моим сначала мягко, а потом жадно. Язык коснулся моего, крутанулся во рту, а вместе с ним закружилась голова.
Следом перед закрытыми глазами замелькали картинки мест, в которых я никогда не бывал. Мне будто писали в голову новые воспоминания — не мои, чужие, но со знакомым мне человеком. Картинки сменялись стремительно, словно на быстрой перемотке — одна, другая, третья, — я едва успевал их связывать вместе и понимать, что происходит. А потом все оборвалось, как на внезапно поставленном на паузу кадре — остались лишь рука под подолом, Юля и ее испуганные глаза перед тем, как ее хотели изнасиловать.