Сейчас ее Скавенжер возглавлял вереницу грузовых Цвергов, которые покинули город якобы независимо и так же тихо должны вернуться обратно. Моника очень переживала, что «мимик» даст сбой, и полицаи заметят подозрительные машины, идущие по старой разбитой дороге фиг знает куда.
Из-за всей этой нервотрепки с грузом у нее, чего доброго, преждевременная линька начнется!
Еще и эти два идиота с несочетающимися музыкальными вкусами…
Пехотинцы, называется! Не могут ужиться ради выполнения поставленной задачи!
Джаз раздраженно постукивал механическим пальцем по подлокотнику. Моника велела ему слушать музыку в наушниках, но бугай всегда считал это издевательством, ведь мелодия должна окутывать тебя целиком, а не врываться сразу в барабанные перепонки.
Вид счастливого Газона заставлял его правый глаз дергаться.
Зеленоволосый слушал свой хардкор-хорор-анархо-панк-рок в наушниках, но отголоски все же доносились до слуха Джаза.
Газон сотню раз уламывал его сходить на концерт своей любимой группы «Мертвому припарка». Девяносто девять раз бугай отвечал, что на такое говно не пойдет. На сотый раз Джаз сдался, и это привело к мордобою, который чуть не перешел в стрельбу и поножовщину.
— Газон! — пробасил Джаз.
Тот вертел и тряс башкой с ирокезом, не обращая внимания на раздосадованного «друга».
— Газон! — рыкнул тот громче.
Как бы издеваясь, зеленоволосый панк начал подпевать:
— Коля, Коля каннибал, в морозилке труп держал!
— Газон, мать твою! — рявкнула Моника.
— Ась, чего? — тот недовольно вынул один наушник.
— Выключи свою хренотень! Мешаешь следить за дорогой!
— Так включи автопилот, родная! Это же новый альбом моих кумиров! У них новое звучание! Они несколько старых треков перезаписали с ансамблем ложечников! Это просто чума!
— Сделаем дело, наслушаешься вдоволь, а сейчас выруби к чертям свою шарманку! — вызверилась рептилия.
Газон, как никто другой, умел отличать оттенки красного у своей командирши. И сейчас ее кожа обрела такой оттенок, что действительно лучше заткнуться.
— Ладушки, хрен с вами. Буду с умным видом пялиться на эту чертову дорогу. Чур не обижаться, если через каждые пять минуть буду спрашивать «мы уже приехали?»
Вскоре совсем стемнело, а дорогу начали обступать корявые деревья. Их кроны давно никто не приводил в порядок, так что ветви угрожающе нависали над асфальтом. Причинить вред броне Скавенжера эти коряги не могли, но некоторые неприятно скребли по обшивке или влетали прямо по камерам, на секунду перекрывая обзор.
Моника включила фары, их яркий свет пробился сквозь ночную темноту и одновременно сделал ее более зловещей.
— А давайте страшилки рассказывать? — тут же усмехнулся Газон, забрасывая ноги в грязных берцах на приборную панель. — Одной темной, темной ночью…
Внезапно на дорогу выскочила тень. Моника резко потянула рычаги на себя, тормозя. Робогиена замедлила шаг и быстро остановилась.
Идущие сзади Цверги загудели.
Зверь оскалился, встопорщив колючие иглы на загривке и недовольно дернув шипастым хвостом. Он напоминал химеру — помесь ящерицы, кошки и скорпиона. Его шкуру покрывала очень жесткая чешуя, почти броня. А такими когтями можно кромсать носорогов на аккуратные ломтики.
Флоксийская мантикора показалась всего на миг.
И тут же стремительно умчалась в заросли.
— Вот тебе и страшилка, — выдохнула Моника.
— А красивая зверюга! — восхитился Газон и подался вперед, всматриваясь в экран, но хищник уже умотал прочь.
— Мне не нравится, — буркнул Джаз.
— Да не ссы, великашка! — прыснул зеленоволосый. — У нас зверюга побольше и покруче. Или думаешь, он бросится грызть сталь?
Джаз замолчал, но не потому что пристыдился. Нет, он отлично понимал, что с этим дебилом спорить бесполезно. Вмазать бы ему разок, да Мони не одобрит. А ведь хочется! Протезированная рука так и чешется!
Затем в кабине настала тишина, только гул механизмов Скавенжера заполнял ночное спокойствие. Спустя час их глазам открылся заброшенный нефтеперерабатывающий завод. В темноте громоздкие конструкции выглядели черными, рассмотреть инфраструктуру получилось бы только при хорошем освещении.
И часть действительно освещалась — габаритными огнями стального колосса.
Джаз прищурился. В свете фар показалась внушительная фигура шагохода.
Волот класса «Челнок» уже дожидался их.
Цветочная пыльца вскружила нам обоим головы.
Поцелуй с Шондрой получился гораздо более интенсивным, чем с дриадой.
Он напоминал удар молнии — горячий, пылающий, лишающий разума. Я думал, что знаю об этой девушке все, но этот момент оказался другим. В скромной турельщице жила настоящая львица.
Губы Шони двигались уверенно и страстно. Каждая секунда этого поцелуя становилась чем-то жизненно необходимым. Мы упивались друг другом, как путники в пустыне, нашедшие живительный оазис. Напиться никак не получалось. Мое сердце билось с бешеной силой, а в штанах все снова затвердело до состояния стальной дубины.
Границ больше не существовало.
И дело совсем не в дурмане от цветочной пыльцы.
Она стала просто инструментом. Ключом, который позволил открыть двери в запертую комнату — в тайники натуры моей Шондры.
— Тут рядом есть подсобка… — прошептала она, оторвавшись от моих губ и снова утопая в страсти.
Дважды просить не пришлось.
Я подхватил ее на руки и понес в сторону узкой двери, находящейся за ближайшим поворотом. Мы оба задыхались от желания и точно не собирались что-то обсуждать.
Двинув локтем в красный грибочек, я открыл дверь — ее немного заело, пришлось надавать подошвой на створку. От этого мы чуть не грохнулись, потеряв равновесие. Но только посмеялись и протиснулись внутрь темной коморки.
В углу стояла швабра с ведром, а у противоположной от входа стены — низкий шкаф с выдвижными ящиками. Вот на него я девушку и усадил.
Пока продолжал целовать ее, мои пальцы расстегивали пуговицу за пуговицей на ее блузе. Распахнув одежку, я освободил груди девушки от лифчика и жадно сгреб их ладонями. Шондра ахнула и откинула затылок к стене. Я целовал и засасывал ее сосочки, водил подушечками пальцев по ареолам, стискивал мякушку.
— Смотрю, татушка пропала, — прыснул я.
— Испарилась, — тихо ответила она и тут же застонала, потому что я коснулся губами ее шеи. Наверняка засос останется, но кого волнуют такие мелочи?
В это же время я расстегнул на девушке штаны. Она чуть приподнялась на руках — оторвала ягодицы от крышки шкафчика, чтоб мне было сподручнее стаскивать с нее лишнюю одежду. Покончить с этим сразу не вышло — помешали ботинки, пришлось их тоже сбросить с нее.
Моя живая рука скользнула по гладкой лодыжке. Я поцеловал ее колено, от чего девушка прыснула и пожаловалась:
— Щекотно!
Пройдясь ладонью по внутренней стороне бедра, я коснулся черных трусиков. Шондра посмотрела на меня затуманенным взором. Боги, как же я хотел взять ее поскорее! Наши губы снова соединились. Стальная рука чуть сжала мягкую ягодицу — после небольшого ремонта я стал контролировать давление гораздо лучше.
От вращательных движений и горячих поцелуев девичья киска быстро взмокла, пропитывая ткань. Руки Шондры уже пытались справиться с пряжкой на моем ремне. Пришлось ненадолго оставить свои занятия и помочь ей.
Мой орган получил долгожданную свободу. Я отодвинул в сторону полоску ткани с половых губ девушки, направил головку и мягко вошел. Влажная узкая щелочка приняла меня с легкой натугой, но я знал, что не поспешил. Шондра тоже изнемогала от нетерпения, и теперь издала глубокий стон, а ее кожа стала еще горячее.
Я поддерживал ее ноги и наращивал темп.
Шкафчик долбился о стену.
Тук-тук-тук!
Девушка хваталась руками за мои плечи и прикусывала губу. Ее груди колыхались перед глазами, соски напряженно торчали, а ткань трусиков сползала к члену, задевая кожу, но это делало ощущения только сильнее.
Я замедлился, вытаскивая почти полностью и снова вгоняя член до упора. Потом забросил ее ноги себе на плечи и склонился вперед, снова целуя девушку и притягивая к себе руками. Процесс стал очень тесным и напряженным.
Шондра дышала все чаще и глубже, ее дыхание смешивалось с моим. Я дал ей немного свободы, положил ладони на ее талию и стал резко надвигать девушку на член в такт проникновениям. Все внутри у нее сжималось, жар нарастал, стоны становились чаще.
— Да, да, продолжай! — кричала она, поддерживая собственные ноги. — Я уже почти!
Но я хотел продлить удовольствие, так что вернулся к поцелуям, вдвигаясь в ее лобок максимально тесно и двигаясь в глубине.
Ее губы открылись шире, пропуская внутрь мой язык. Сладость момента, тягучее наслаждение, огонь в наших телах и неукротимое желание дойти до финиша вместе заставляли забыть обо всем.
Я сделал несколько внезапных резких движений.
Взрыв удовольствия полностью отключил мозг.
Мощное высвобождение, похожее на смерть или зарождение вселенной.
Я ослеп и оглох, но часть меня слышала вскрик девушки в момент оргазма.
Мир вокруг растворился. Никаких металлических стен, никаких обязанностей капитана и турельщицы. Только она. Только я. Все остальное исчезло.
Немного придя в себя, она посмотрела мне в глаза — странным, немного смущенным взглядом. Но одновременно я заметил в ее глазах озорные искры. Похоже, сегодняшний опыт действительно помог ей раскрепоститься и открыть в себе нечто новое, неожиданное для нее самой.
— Удивительно, — тихо выдохнула Шони, будто только что вновь научилась говорить.
Я могу поклясться, что впервые услышал стук собственного сердца настолько громко.
— Это точно, — пробормотал я, проглотил слюну и лишний разок вошел до упора.
Щеки Шондры заалели, а руки обхватили края моего плаща.
— Шони, — начал я, но она остановила, приложив палец к моим губам.
— Ничего не говори, кэп, — шепнула она, и ее голос звучал чуть хрипло. — Просто… не говори. Все хорошо. Все очень хорошо.