но покинуть город, вскочил, бросился к дверям, но за садовой оградой его поджидали лучники, которые немедленно выпустили в него стрелы. Лишь чудом ни одна из них не задела француза.
Спрятав карту за пазуху, он вылез в окно и, скрываясь за кустами, добрался до самого отдалённого уголка сада, где и перемахнул через ограду. Но дом был окружён со всех сторон. На улице его настигли вооружённые люди и ему пришлось отбиваться сразу от десятка шпаг. Если б не узость улицы, не дававшая его противникам развернуться, и не соседская ограда, через которую он, улучив момент, перескочил, его постигла бы участь несчастного бродяги.
В тот же день Керкийон покинул османскую столицу. Пробираясь в Аравию, он постоянно чувствовал за своей спиной дыханье преследователей. Не раз на постоялых дворах и в придорожных тавернах ему случалось сталкиваться с ними, звенели клинки, лилась кровь, но французу чудесным образом удавалось выходить невредимым из переделок, как будто его хранило благословение скончавшегося незнакомца или таинственная карта служила ему талисманом.
В Багдаде ищейки паши потеряли его след. Прошло, однако, ещё немало месяцев изнурительных скитаний, прежде чем он добрался до того места в Аравийской пустыне, на которое указывала карта. Он нашёл и оазис, где чернели плиты с полустёршимися письменами, и конский череп, мордой показывавший направление на пещеру, и саму пещеру, вход в которую был засыпан камнями. Керкийону пришлось изрядно потрудиться, чтобы разобрать завал, а проникнув в тайник, он оцепенел от изумления. Никогда ещё не видел он столько золота и драгоценных камней! Сокровища были свалены беспорядочной грудой, и чувствовалось, что с тех пор, как их оставили тут слуги Шахерезады, никто к ним не прикасался. При свете факела сверкали россыпи бриллиантов, золотились бока наполненных жемчугами сосудов, переливались изумительной красоты ювелирные изделия, и посреди всего этого великолепия возвышалась золотая статуя Будды с небывало крупным рубином во лбу, захваченная дедом Шахрияра во время победоносного похода в Индию. Помимо золотых россыпей, повсюду громоздилось множество сундуков, мешков и свёртков. Вскрывая их, Керкийон убеждался, что и они наполнены драгоценностями. Это было поистине сказочное богатство, не снившееся ни одному из властителей мира!
Керкийоном овладел буйный восторг. Он упал на золотую груду и целый час в буквальном смысле купался в доставшемся ему богатстве: черпал обеими руками монеты и лил их на себя сверкающим дождём, целовал статую Будды, закапывался в золото весь, и хохотал, хохотал как безумный…
Давно уже сгустился вечер, когда Керкийон, насытившись блеском и звоном сокровищ, выбрался из пещеры и устроился на ночлег у пересохшего колодца. Он уснул, а проснувшись утром, едва не лишился чувств: пещера была пуста! Ни одной монеты, ни одного, даже самого маленького драгоценного камешка!
В поисках таинственных похитителей француз наткнулся на странные ямки в почве, словно сюда втыкали какие-то треугольные столбики. И сама почва в этом месте была как будто выжжена… Керкийон ничего не мог понять, тем более что вокруг оазиса по-прежнему простирались ровные, нетронутые пески. Виднелась лишь одинокая полоска следов, которую оставил керкийонов конь, когда француз добирался сюда.
В суеверном ужасе искатель сокровищ вскочил на коня и бежал из этого проклятого места, долго скитался по пустыням и дебрям, а добравшись до Харрара, слёг в тяжелейшей лихорадке.
— Интересно, — пробормотал Пфаффер, перечитав эпизод, где описывались странные ямки и выжженная почва. — Очень интересно… Ведь это похоже… — Он в волнении встал с кресла и заходил по комнате. — Ну да, это похоже на следы от стоек шасси приземлившейся машины времени! Дело явно не обошлось без участия хрономобильного вора! Кто-то в нашу эпоху — эпоху свободных перемещений во времени, — прочёл эту старинную книжицу и, наведавшись в 8 августа 1786 года, обчистил пещеру за одну ночь, пока простофиля спал… Иного объяснения просто не приходит в голову… — Он остановился и завистливо поджал губы. — Повезло догадливому ворюге, ничего не скажешь. Драгоценности и куча мешков с золотыми монетами древней чеканки! Да за одну такую монету нынешние коллекционеры никаких денег не пожалеют, пяти монет хватит, чтобы оплатить туристский круиз на Марс! А ведь там были ещё ювелирные изделия, золотая статуя Будды… Кто-то за одну ночь стал богаче Креза…
Сокровища Шахерезады, доставшиеся неведомому счастливцу, настолько прочно засели в сознании Пфаффера, что он лишился покоя и сна. Целыми днями он тяжело вздыхал, перелистывая книжечку Керкийона.
И вдруг однажды, глядя на толпу, валившую из психотронного кинотеатра после просмотра очередного боевика о приключениях в туманности Андромеды, он хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Да ведь сейчас книг никто не читает! Ну абсолютно никто во всём мире, кроме нескольких таких чудаков, как я! Кто, скажите мне, мог заинтересоваться записками какого-то неизвестного француза, изданными пятьсот лет назад мизерным тиражом? А даже если кто-то их и прочёл, то вряд ли поверил в их правдивость. Записки Керкийона полны несуразиц, а иные места и вовсе кажутся фантастикой. Голову даю на отсечение, что из тех редких интеллектуалов, кто их прочёл в наши дни, только я один им и поверил!
Этим вечером Пфаффер до поздней ночи расхаживал по комнате. Всё говорило за то, что неведомым похитителем сокровищ был ни кто иной, как он сам! Действительно: раритетная книга, наверняка в единственном экземпляре дошедшая до двадцать третьего века, волею случая оказалась в его, Пфаффера, руках. Дата, когда Керкийон проник в пещеру, ему известна. Маршрут, которым француз добирался до пещеры, он вполне может восстановить по множеству ориентиров, указанных в книге. Керкийону, писавшему свои мемуары через десяток лет после того злополучного происшествия, не было смысла скрывать местоположение тайника, ведь он был пуст! А между тем эти ориентиры наверняка можно отыскать на старинных картах Аравийского полуострова, которые легко заказываются через интернет. В двадцать третьем веке человечество располагало подробнейшими географическими картами всех стран всех времён. Существовала даже карта Гондваны — протоматерика, исчезнувшего десятки миллионов лет назад, причём можно было не сомневаться в её точности, поскольку была составлена картографами, лично посещавшими эту самую Гондвану…
Итак, Пфафферу оставалось уточнить маршрут, арендовать хрономобиль и перенестись в 8 августа 1786 года.
В робком неприметном служащем словно прорвало какой-то кран. Мысли о несметных богатствах заставили его действовать энергично и целеустремлённо. Все вечера теперь он пропадал на ускоренных курсах вождения хрономобилей, а ночи просиживал над картами средневековой Аравии.
Часами из его комнаты доносился шелест бумаг и бормотанье:
— Караванная тропа… Та самая караванная тропа… Два градуса к югу… Надо свериться с другой картой…
Жену, входившую к нему с кофейником, он огорошивал вопросом:
— Так ты узнала, каковы сейчас цены на мейсенский фарфор?
Она удивлялась:
— Почему это тебя интересует?
— Ну, дорогая, я же просил узнать цены на мейсенский фарфор, картины Рубенса и недвижимость на Лазурном берегу, — Пфаффер, отдуваясь, откидывался в кресле. — Ведь нам неплохо бы переехать в более приличный особнячок и обставить его в старинном стиле, с мейсенским фарфором и картинами Рембрандтов, Рубенсов и прочих Рафаэлей, ты не находишь?
И он заливался беззвучным смехом, вытирая платком свою вспотевшую лысину.
Как только озадаченная супруга выходила, из-за приоткрытой двери снова доносилось:
— Это несомненно здесь… Керкийон двигался от русла высохшей реки на юго-восток… Четыре конных перехода за одиннадцать часов… И не забыть захватить бархатные мешочки для ювелирных изделий!
Наконец настал решающий день. Искатель сокровищ уселся в кабину изрядно потрёпанного дисковидного хрономобиля — самого надёжного из всех имеющихся, как заверили его в бюро проката. Управиться с машиной было нетрудно: нажатием на кнопки надо было набрать цифровую комбинацию — дату прошлого или будущего (вплоть до минут), в которую требовалось переместиться. Правда, тут же, на приборной панели, имелась строгая надпись, категорически запрещавшая несанкционированное перемещение в прошлое глубже 2170 года — времени изобретения хрономобилей. Но кто узнает, если перемахнуть за эту границу всего на несколько часов?
Пфафферу было известно, что в «запретное» прошлое наведывались не только любознательные учёные. Целые гангстерские банды специализировались на подобных путешествиях, несмотря на угрозу тюремного заключения и высоких штрафов. Конечно, в исторические события хрономобильные воры не вмешивались. Это было слишком рискованно для них же самих. Ведь существовала такая вещь, как людская память, которая могла донести до будущего, а значит — до полиции времени, сведения об их деяниях. И всё же скрыть свои летательные аппараты от глаз людей прошлого им зачастую не удавалось. Предания о загадочных летающих объектах встречаются во все времена и у всех народов — предания, однако, настолько туманные, что вычислить по ним какую-то определённую машину и привлечь её водителя к ответственности было почти невозможно. Худший вариант для хрономобилиста, рискнувшего залететь в «запретное» прошлое — это сразу напороться на патруль полиции времени. Но шансы разминуться с этими сверхбдительными ищейками были весьма велики, поскольку те не могли удержать под своим наблюдением весь пространственно-временной массив прошлого. Смельчак, залетевший туда, примерно в семидесяти случаях из ста ускользал от вездесущего патруля и, очутившись, например, в Голландии семнадцатого века, инкогнито прогуливался по улицам тамошних городов и за гроши покупал картину у нищего старика Рембрандта, чтобы затем, вернувшись в будущее, неслыханно обогатиться.
Дисколёт, мигая красными и зелёным огнями, взлетел над лужайкой в окрестностях Цюриха и… растаял в воздухе. Пфаффер почувствовал лишь лёгкое головокружение (и то главным образом с непривычки), когда надавил на последнюю кнопку, ответственную за переход сквозь время. И тотчас, придя в себя, увидел за стеклом иллюминатора ночное небо 1786 года.