На пароход, шедший прямым рейсом из Палермо в Геную, мы опоздали по зловредности нашего консула, г-на Флюри, самого своенравного из всех консулов, каких мне доводилось знавать, а одному Богу известно, сколько я их перевидал в ходе своих путешествий!
Желая действовать со всей возможной быстротой, мы вернулись на шхуну и взяли курс на Мессину. Если бы нам удалось прибыть туда до воскресенья, уже в воскресенье мы отправились бы оттуда прямым рейсом в Марсель.
XIIIВЗЯТИЕ МЕССИНЫ
Переход из Палермо в Мессину занял у нас тридцать два часа.
Когда шхуна подошла к Милаццо, стояла кромешная тьма и страшно штормило; мы отправили к берегу лодку, чтобы получить известия о Гарибальди. Выяснилось, что за два дня перед тем он отбыл в Мессину.
Отправка лодки отняла у нас два часа, и за это время установился штиль.
Около двух часов ночи мы с трудом шли по курсу, как вдруг впереди, у мыса Разокольмо, показались фонари парохода.
Рулевой сообщил об этом помощнику капитана, но, поскольку столкновения судов в огромном заливе Милаццо вряд ли следовало опасаться, появление парохода не вызвало никакого беспокойства.
Мы медленно шли вперед с зажженными фонарями.
Внезапно в пятидесяти метрах появляется огромная темная масса, окутанная облаком дыма, очерчивает вокруг нас полудугу, пройдя у нашего носа, затем ложится на другой галс и снова идет прямо на нас, целясь в наш правый борт.
— Эй, на пароходе! Эй! — страшным голосом закричал вахтенный матрос.
— Круче к ветру! Круче к ветру! — не менее испуганным тоном закричал помощник капитана.
Рулевой выполнил команду, но, прежде чем это было сделано, пароход уже налетел на нас.
То, что произошло дальше, описать невозможно.
Нос шхуны подскочил в воздух, словно перышко; послышался треск; корма погрузилась в воду. Меня, спавшего на палубе, с головы до ног покрыло водой. Рулевого опрокинуло навзничь; помощника капитана подбросило на пять или шесть футов вверх; брифок-рея была сломана, бизань-гик согнуло, словно тростинку; грот был разорван. Между тем корма шхуны, с которой ручьями стекала вода, заняла прежнее положение.
На пароходе подумали, что потопили нас, после чего он спокойно продолжил свой путь.
То была неаполитанская шуточка. Нас приняли за участников захвата Милаццо и решили просто-напросто потопить.
До самого рассвета мы устраняли полученные повреждения. Многое на борту было поломано, но все существенное, все жизненное необходимое осталось целым. Грот мы заменили штормовым парусом, ну а кливеры и стаксели у нас были запасные.
Штиль продолжался; лишь около полудня слабый ветерок и течение понесли нас к проливу.
Когда мы поравнялись с Фаро, в глаза мне бросилось поразительное зрелище.
На конце мыса высилась батарея из трех пушек, и я насчитал сто шестьдесят восемь готовых к отплытию лодок, каждая из которых могла вместить двадцать человек.
То были десантные лодки, и вскоре их должно было стать вчетверо больше.
Между тем наша шхуна приближалась к Мессине, и нам уже стали видны неаполитанские часовые, которые прохаживались по валам форта, стоящего прямо в море; на равнине, которая вровень с поверхностью моря простирается позади цитадели, маневрировали пехотные и кавалерийские отряды.
Как известно, неаполитанцы маневрируют превосходно. Они так хорошо маневрировали, что в конечном счете заперлись в цитаделях Мессины и Сиракузы.
По прибытии в Мессину я первым делом нанес визит Гарибальди. На глазах у него выступили слезы, когда я рассказал ему об ответе герцога Делла Вердуры. Затем он со вздохом произнес:
— Если я погибну, то, в конечном счете, не столько за них, сколько за свободу всего мира.
После чего, обращаясь ко мне, промолвил:
— Поезжайте и скорее возвращайтесь.
— Генерал, — был мой ответ, — я смогу вернуться сюда через две недели, не раньше.
— С оружием?
— Разумеется, даже если мне придется заплатить за него чуть дороже; даю слово, что вернусь сюда пароходом через две недели, во вторник.
— Хорошо! Если так, я буду ждать вас, чтобы вступить в Калабрию, и мы вступим туда с вашими ружьями.
За время моей поездки в Палермо капитулировала крепость Милаццо и была взята Мессина.
Вот те подробности касательно двух этих событий, какие мне удалось собрать.
На другой день после моего отъезда из Милаццо на его рейде бросил якорь французский винтовой пароход «Протис», находившийся под командованием капитана Сальви. Он доставил продовольствие неаполитанской армии.
Его капитан ничего не знал о состоявшемся там сражении и блокаде крепости.
В итоге, когда на борт к нему поднялись представители портового надзора, чтобы осведомиться о его намерениях, г-н Сальви заявил, что он сам и весь его груз находятся в распоряжении командующего гарнизоном Милаццо.
К своему великому удивлению, в ответ он услышал, что командует здесь Гарибальди.
Положение явно осложнилось.
Тем не менее французский флаг защищал французский пароход, так что «Протис» остался на рейде в ожидании дальнейшего развития событий.
В тот же вечер в Милаццо бросили якорь «Карл Мартелл», большой французский винтовой клипер, и пароход «Стелла», прибывшие с теми же целями и в том же качестве, что и «Протис». Ранним утром 23 июля на рейде в свой черед встало на якорь сторожевое судно «Чайка» под командованием капитана Буайе, прибывшее из Неаполя.
Немедленно состоялась встреча между генералом Гарибальди и капитаном Буайе.
После того как вопрос о безопасности французских транспортных судов, находящихся на службе у неаполитанского короля, был полностью решен, этот высокопоставленный офицер, имея при себе депеши, предназначенные для Мессины, должен был отплыть к месту назначения, но перед этим, преследуя гуманные цели, настоятельно просил капитана «Протиса» предложить свое посредничество, дабы содействовать началу мирных переговоров между генералом Гарибальди и командующим цитаделью.
Положение генерала Боско было критическим. Гарнизон, насчитывавший пять с половиной тысяч солдат, теснился в крепости, не имея никаких запасов продовольствия. Так что ему вряд ли можно было надеяться на почетную капитуляцию.
Встретившись с генералом Гарибальди и получив его одобрение, капитан Сальви с флагом парламентера отправился в цитадель и, с завязанными глазами, был препровожден к генералу Боско.
Вначале генерал Боско проявлял крайнюю сдержанность, но, как только ему стало понятно, что капитан Сальви — француз, сделался более общительным и не стал скрывать, что вполне готов вступить в переговоры, если только условия капитуляции будут почетными для него и его солдат.
Вот если и не подлинный текст, то общий смысл адресованного генералу Гарибальди письма, которое было дано капитану «Протиса»:
«Главнокомандующий крепостью Милаццо, преследуя гуманные цели, каковые он ценит наравне с генералом Гарибальди, и желая прежде всего избежать бесполезного кровопролития, склонен сдать крепость на почетных условиях, если только они будут одобрены его правительством. Он признает, что положение крепости, не будучи безнадежным, является критическим, однако в запасе у нее еще есть ресурсы, которые она способна предоставить генералу и войскам, наделенным отвагой».
Кроме того, генерал Боско доверил командиру «Протиса» письмо, адресованное королю Неаполя.
Затем капитан Сальви удалился, причем генерал Боско запретил завязывать парламентеру глаза, как это было сделано, когда он вошел в крепость.
Сразу же после встречи генерала Гарибальди с капитаном Буайе «Карл Мартелл» и «Стелла» отплыли в Мессину; «Протис» остался на якорной стоянке, ожидая исхода начавшихся переговоров.
Тем временем, едва причалив в порту Мессины, командир «Чайки», снедаемый беспокойством, тотчас же отправился обратно в Милаццо. По пути он встретился с «Карлом Мартеллом» и «Стеллой», но не стал общаться с ними.
Около четырех часов дня он уже был в виду Милаццо. Каково же было его удивление, когда вблизи Милаццо он увидел четыре неаполитанских фрегата, на одном из которых развевался флагманский стяг.
Это открывало дорогу любым предположениям.
Кто-то уже готов был увидеть в этом предстоящую высадку войск, другие полагали, что речь идет всего лишь о доставке продовольствия. Но все ожидали, что вот-вот начнется пушечная пальба. С помощью подзорной трубы легко было заметить те меры, какие принял генерал Гарибальди, чтобы противостоять любой попытке враждебных действий.
В добровольческой армии прозвучал общий сбор; на пристани, у подножия цитадели, словно по волшебству появилась батарея из шести орудий; другая, из двух пушек, виднелась в глубине залива, возле устья реки.
Две эти батареи должны были вести перекрестный огонь.
Четыре орудия, попарно установленные на двух башнях, которые с самого начала перешли в руки генерала Гарибальди, также были нацелены на неаполитанскую эскадру.
Однако все эти боевые приготовления оказались ни к чему. На фок-мачте флагманского фрегата поднялся парламентерский флаг. «Чайка» спокойно встала на рейде рядом с «Протисом».
На борту флагманского фрегата, судя по всему, находился полномочный представитель неаполитанского правительства. В семь часов переговоры закончились, и капитан «Протиса» получил приказ незамедлительно отправиться в Мессину и присоединиться там к пароходам «Карл Мартелл», «Стелла», «Императрица Евгения» и прочим, ввиду предстоящей эвакуации войск из Милаццо.
В два часа ночи «Чайка» в свой черед отплыла в Мессину.
По слухам, условия капитуляции, на которых настаивал вначале генерал Гарибальди, были такими:
«Солдаты гарнизоны объявляются военнопленными; офицеры вольны вернуться домой, забрав с собой оружие и амуницию».
Окончательные условия, одобренные обеими сторонами, были такими: