Здесь есть четыре партии:
главная партия, выступающая за присоединение к Пьемонту силами Гарибальди;
партия менее многочисленная, выступающая за присоединение к Пьемонту силами Кавура;
партия еще менее многочисленная — партия принца Наполеона;
и, наконец, партия совсем уж незаметная, которую можно увидеть лишь в солнечный микроскоп, — партия Франциска II.
Тем не менее эта последняя партия сильно суетится, желая показать, что она существует. Она заставляет солдат маршировать взад-вперед между Мизенским мысом и Салерно, поручает г-ну Миччо закупить револьверы в Марселе, доставляет графу д’Акуиле ящики с оружием под видом парфюмерии и безделушек; закупает фуражки, похожие на головные уборы национальных гвардейцев, чтобы в нужный момент сицилийские сбиры могли затесаться в ряды городского ополчения.
Люди смотрят, чем эта партия занимается, и смеются.
Все взоры обращены в сторону Гарибальди, этого новоявленного колосса Родосского, который уже поставил одну ногу на Везувий, а другую — на Позиллипо и между ногами которого проходят все суда, следующие из Рима и Мессины.
О нем говорят удивительные вещи, ибо его считают способным на все. Жители Неаполя убеждены, что неделю назад он был в порту, на борту «Марии Аделаиды», что у него состоялась встреча с послом Вилламариной и они совещались в течение шести часов.
На мой взгляд, эта новость ложная. Если бы неделю назад Гарибальди приехал в Неаполь, он сошел бы на берег и в Неаполе уже неделю не было бы короля.
Все ждут Гарибальди, чтобы изгнать этот последний призрак бурбонского господства.
Вот и все новости, какими я располагаю к половине десятого утра.
Однако я жду друзей, которые живут в Неаполе, и под их диктовку закончу это письмо.
Итак, вопреки тому, что заявляют сочинители новостей, Гарибальди не высадился в Калабрии; однако он отправил туда полковника гидов, Миссори, разведать дорогу. Вы ведь помните Миссори, этого молодого и красивого офицера, который спас ему жизнь в Милаццо.
Имея под своим начальством сто пятьдесят трех бойцов, Миссори погрузился на судно у мыса Фаро, пересек пролив, высадился на берег между селениями Шилла и Вилла Сан Джованни и тотчас же устремился в горы.
Весть об этой высадке принес королю военный министр Пьянелль, которому ее по телеграфу передали из Реджо. Однако Франциск II уже был осведомлен о случившемся благодаря секретной телеграфической депеше.
Было заметно, что юный король, хотя и не утратив спокойствия, чрезвычайно удивился этой новости. Утверждали, будто он получил от Франции и Пьемонта заверения, что Гарибальди не пересечет пролив, и, доверяя этим обещаниям, уже почти смирился с потерей Сицилии.
Франциск II немедленно вызвал к себе г-на Бренье, но тот отказался нести ответственность за обещания, которые были даны королю и о которых, по его словам, он ничего не знал.
Король задумался на минуту, а затем, обращаясь к г-ну Бренье, произнес:
— Дайте мне совет.
— Государь, — ответил г-н Бренье, — поскольку король удостоил меня чести просить моего совета, я скажу ему, что на его месте встал бы во главе армии и двинулся бы против Гарибальди, поручив защиту провинции Салерно генералу Пьянеллю, а Неаполя — национальной гвардии. Присутствие вашего величества в Калабрии предотвратит развал армии и побудит ее сражаться. В случае ее поражения город Неаполь избежит разрушений, а король отправится в Триест или Вену, предоставив неаполитанскому народу возможность воздать ему благодарность за эту последнюю страницу истории его правления.
С минуту король пребывал в задумчивости, а потом сказал:
— После первой победы я сделаю то, что вы советуете; но вначале мне нужна победа.
Что же касается министров, то, за исключением Пьянелля, новость о высадке гарибальдийцев все они узнали из газет.
Министры собрались на совет. Либорио Романо первым взял слово и заявил:
— Поскольку обстоятельства ныне тяжелые и могут лишь ухудшиться, мы обязаны, будучи ответственными министрами, просить короля проконсультироваться с нами и выслушать наше мнение по поводу всего, что касается военных действий.
Спинелли, председателю совета министров, было поручено безотлагательно довести до сведения короля это мнение.
Он отправился во дворец и изложил Франциску II цель своей миссии.
— Передайте господам министрам, — ответил король, — что конституция тысяча восемьсот сорок восьмого года дает мне право заключать мир и объявлять войну и я сохраню за собой это право.
Услышав этот ответ, Либорио Романо предложил подать в отставку; Де Мартино и Гарофало присоединились к нему; Спинелли, Ландзилли и Пьянелль высказались против. Тогда Либорио Романо предложил обратиться к королю с письменной просьбой ни в коем случае не превращать Неаполь и его окрестности в театр военных действий.
Либорио Романо был уполномочен составить проект указанного письменного обращения; однако коллеги Либорио Романо заявили ему, что смогут высказаться по поводу этого письма лишь после того, как оно будет зачитано, ибо в вопросах такого рода чрезвычайно важна форма.
— Если вы не желаете подписывать это письменное обращение, — ответил Либорио Романо, — я подпишу его один, лично отнесу во дворец и вручу королю.
Таково было более или менее точное изложение событий, происходивших 12 августа.
Утром того же дня был дан приказ завершить отправку тридцати тысяч солдат в Калабрию.
Все негоцианты погрузили на стоявшие в порту корабли свое имущество и свои деньги, заплатив страховую премию в размере четверти процента.
Генерал де Бенедектис, отец капитана инженерных войск, первым перешедшего на сторону Гарибальди, прислал из Джулиа Новы депешу, в которой говорилось, что, будучи извещен телеграммой из Бриндизи о том, что некий итальянский флот движется вдоль берегов Апулии и направляется к Абруццо, он изменил стратегическое положение вверенных ему войск, переместив их в Пескару и расположив свою ставку в Джулиа Нове.
В другой пришедшей вчера депеше, помеченной Пальми и подписанной генералом Мелендесом, сообщалось, что фрегат под командованием Салазара, крейсировавший между Вилла Сан Джованни и Реджо, воспрепятствовал пятидесяти лодкам с вооруженными отрядами на борту отчалить от Фаро.
Генерал добавлял, что, если подобным образом ему обеспечили бы две ночи без высадок противника, он смог бы своими собственными силами разгромить уже высадившихся гарибальдийцев и банды калабрийцев, число которых увеличивается следующим образом: вчера их было две сотни, а сегодня их две тысячи. «Прошлой ночью, — присовокуплял он, — они сожрали сорок трех баранов».
Третья депеша, от капитана торгового судна «Везувий», находящегося на службе у неаполитанского правительства и буксировавшего две большие баржи с углем для цитадели Мессины, сообщала, что он был вынужден произвести три пушечных выстрела по флотилии лодок, направлявшихся к побережью Калабрии, и таким образом проложить себе дорогу.
Я забыл упомянуть, что генерал Бартоло Марра, обнародовавший дневной приказ, где он выражает сожаление в связи с тем, что ему приходится командовать теми же самыми солдатами, которые находились под его командованием в Палермо и вели себя там скорее как разбойники, нежели как солдаты, был по приказу короля арестован и препровожден в крепость Сант’Эльмо, где находится еще и теперь. Генерал Бартоло Марра командовал дивизией в Калабрии.
Батарея, принадлежащая полку баварцев, который, невзирая на статью X конституции, не был распущен, со вчерашнего дня стоит у ворот города, в квартале Гранили, что лишь усиливает тревогу.
Пять тысяч солдат, составляющих Иностранный легион, все еще находятся в Ночере.
В воскресенье, 19 августа, tempo permettendo[19], должны состояться выборы; но вполне вероятно, что в субботу здесь произойдет революция и Гарибальди сам приведет с собой выборщиков.
Тем временем сформировались два избирательных комитета: один во дворце Калабритто, под председательством Пьетро Леопарди, другой на Вико делле Кампана а Толедо, под председательством знаменитого натуралиста Оронцо Косты.
Два этих комитета представили почти тождественные списки кандидатов, выступающих за единство Италии. Однако список Оронцо более прогрессивный.
Те же комитеты затеяли чрезвычайно оживленную переписку с провинцией, разослали повсюду комиссаров, чтобы сформировать местные комитеты, и вовсю пользуются телеграфом.
Правительство пустило избирательную кампанию на самотек; позавчера, 11 августа, оно объявило интендантам провинций, что у него нет кандидатов, которым следует покровительствовать.
Король крайне напуган действиями этих двух комитетов, особенно того, которым руководит Коста и который он воспринимает как гарибальдийский. Вчера, после двадцатидневного затворничества, он вышел из дворца, но прогулялся лишь по Кьяйе, туда и обратно, причем быстрым шагом. Вероятно, это его последняя прогулка!
Этим вечером мы отправляемся в Мессину.
XVIСТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Проплывая вчера мимо мыса Фаро, я насчитал около двухсот лодок, расставленных в полном порядке на берегу; защищает их батарея пушек крупного калибра, установленная уже после моего отъезда; над этой батареей развевается пьемонтский флаг.
Два неаполитанских парохода, «Громоносный» и «Танкред», крейсируют в проливе, чтобы воспрепятствовать высадке десанта.
Как только «Позиллипо» пришвартовался, на его борт поспешно поднимается капитан нашей шхуны, чтобы сообщить мне великую новость.
Великая новость заключается в том, что в Мессину прибыл адъютант короля Пьемонта, дабы запретить Гарибальди высаживаться в Калабрии и приказать ему, от имени Виктора Эммануила, явиться с отчетом о своем образе действий в Турин.
В ответ я рассмеялся.