в одном забавно схожи все они:
высокие раздумья — многоводны,
что делает их реками херни.
Кормежка служит нам отрадой,
Бог за обжорство нас простит,
ведь за кладбищенской оградой
у нас исчезнет аппетит.
Я личное имею основание
не верить сильной пользе от учения:
я лично получал образование,
забытое в минуту получения.
В душе — глухая безнадега,
в уме кипит пустой бульон;
а вариант поверить в Бога
давно отвергли я и Он.
Почему-то порою весенней
часто снится, внушая мне страх,
будто я утопаю в бассейне,
где вода мне всего лишь по пах.
Года мои стремглав летели,
и ныне — Бог тому свидетель —
в субботу жизненной недели
мое безделье — добродетель.
Из мелочи, случайной чепухи,
из мусора житейского и сора
рождаются и дивные стихи,
и долгая мучительная ссора.
Я часто думаю теперь —
поскольку я и в мыслях грешен, —
что в судьбах наших счет потерь
числом даров уравновешен.
Не грусти, обращаясь во прах,
о судьбе, что случилась такой,
это тяжко на первых порах,
а потом — тишина и покой.
Наш небольшой планетный шарик
давно живет в гавне глубоком,
Бог по нему уже не шарит
своим давно уставшим оком.
А там и быт совсем другой —
в местах, куда Харон доставит:
то черт ударит кочергой,
то ангел в жопу свечку вставит.
Об этом я задумался заранее:
заведомо зачисленный в расход,
не смерти я боюсь, а умирания,
отсутствие мне проще, чем уход.
Я писал, как думал, а в итоге
то же, что в начале, ясно мне:
лучше легкомысленно — о Боге,
чем высокопарно — о хуйне.
Забавный все-таки транзит:
вдоль по судьбе через года
волочь житейский реквизит
из ниоткуда в никуда.
*
Ты ничего не обещаешь,
но знаю: Ты меня простишь,
ведь на вранье, что Ты прощаешь,
основан Твой земной престиж.
Пылкое любовное соитие —важное житейское событие
Везде, где вслух галдят о вечном,
и я, любуясь нежной птахой,
печально мыслю: где бы лечь нам,
послав печаль и вечность на хуй?
С той поры не могу я опомниться,
как позор этот был обнаружен:
я узнал, что мерзавка-любовница
изменяла мне с собственным мужем.
Мы лето разве любим за жару?
За мух? За комаров?
Намного проще:
за летнюю повсюдную игру
в кустах, на берегу и в каждой роще.
Судьбы случайное сплетение,
переплетенье рук и ног,
и неизбежное смятение,
что снова так же одинок.
Появилось ли что-то во взгляде?
Стал угрюмее с некой поры?
Но забавно, как чувствуют бляди,
что уже я ушел из игры.
Прекрасна юная русалка,
предела нету восхищению,
и лишь до слез матросу жалко,
что хвост препятствует общению.
Начал я с той поры, как подрос,
разбираться во взрослых игрушках,
и немало кудрявых волос
на чужих я оставил подушках.
Беда с романами и шашнями,
такими яркими в начале:
едва лишь делаясь вчерашними,
они тускнели и мельчали.
Во флирте мы весьма поднаторели
и, с дамой заведя пустую речь,
выводим удивительные трели,
покуда размышляем, где прилечь.
У мужиков тоску глобальную
понять-постичь довольно просто:
мы ищем бабу идеальную,
а жить с такой — смертельно постно.
Любовным играм обучение —
и кайф, и спорт, и развлечение.
Смешной забаве суждено
плыть по течению столетий:
из разных мест сойдясь в одно,
два пола шаркают о третий.
Мы все танцуем идеально,
поскольку нет особой сложности
напомнить даме вертикально
горизонтальные возможности.
Не зря ли мы здоровье губим,
виясь телами в унисон?
Чем реже мы подругу любим,
тем чаще нас ласкает сон.
Постичь я не могу,
но принимаю
стихию женских мыслей и причуд,
а если что пойму, то понимаю,
что понял это поздно чересчур.
Всюду плачется загнанный муж
на супружества тяжкий обет,
но любовь — это свет наших душ,
а семья — это плата за свет.
Неправда, что женщины — дуры,
мужчины умней их едва ли,
домашние нежные куры
немало орлов заклевали.
Идея найдена не мной,
но это ценное напутствие:
чтоб жить в согласии с женой,
я спорю с ней в ее отсутствие.
В нас от юных вишен и черешен
память порастает незабудками;
умыслом и помыслом я грешен
больше, чем реальными поступками.
Девушка, зачем идешь ты мимо
и меня не видишь на пути?
Так ведь и Аттила мимо Рима
мог однажды запросто пройти.
У бабы во все времена —
жара на дворе или стужа —
потребность любви так сильна,
что любит она даже мужа.
Едино в лысых и седых —
как иудеев, так и эллинов,
что вид кобылок молодых
туманит взор у сивых меринов.
Растет моя дурная слава
среди ханжей и мелких равов,
поскольку свято чту я право
участия в упадке нравов.
Мужики пустой вопрос
жарко всюду обсуждают:
почему у наших роз
их шипы не увядают?
Мне часто доводилось убедиться
в кудрявые года моей распутности,
что строгая одежда на девице
отнюдь не означает недоступности.
Занявшись темной дамы просветлением
и чары отпустив на произвол,
я долго остаюсь под впечатлением,
которое на даму произвел.
Я не стыжусь и не таюсь,
когда палюсь в огне,
я сразу даме признаюсь
в ее любви ко мне.
Мужику в одиночестве кисло,
тяжело мужику одному,
а как баба на шее повисла,
так немедленно легче ему.
По женщине значительно видней,
как лечит нас любовная игра:
потраханная женщина умней
и к миру снисходительно добра.
Мне было с ней настолько хорошо,
что я без умышлений негодяйства
завлек ее в постель и перешел
к совместному ведению хозяйства.
Дух весенний полон сострадания
к темным и таящимся местам:
всюду, где углы у мироздания,
кто-нибудь весной ебется там.
Липла муха-цокотуха
на любые пиджаки,
позолоту стерли с брюха
мимолетные жуки.