Не останавливаясь, Гранцов пошел прочь от зала. Навстречу двигались двое в белых рубашках и черных брюках:
— Вы можете уделить нам минуту?
— Минуту? Могу.
Обычно Гранцов проходил сквозь таких назойливых незнакомцев, имитируя внезапную слепоглухонемоту. Если они не успевали посторониться или отдернуть ногу, то он не жалел их обувь. Но сейчас эта парочка была очень кстати.
— Вам приходилось думать о том, правильно ли вы живете?
— Ребята, вы кто? Мормоны? Иеговисты? — спросил Гранцов. — Учтите, что я ни в какие кружки и клубы по интересам не записываюсь. Так что не теряйте время.
— Не надо записываться. Мы можем просто поговорить, — сказали они. — Вы думаете, что знаете, как надо жить?
— А что, надо жить? — задумался Вадим. — Вот вам, лично вам — надо жить?
Сектанты замялись, неуверенно улыбаясь, и отступили на шаг.
— Ладно, даю вам еще минуту, — сказал Гранцов и развернулся так, чтобы не терять из виду «ниву». — Докажите мне, что жить НАДО, и я ваш.
— А вы думаете иначе?
— Я не думаю, — ответил он. — Светит солнышко, дождь кончился, женщину красивую встретил сегодня, товарищей похоронил. В общем, я не думаю, я живу. Но неужели это кому-нибудь НАДО? А, ребята? Кому это надо — это солнышко, этот дождь, эти несчастные мужики, которых убили ни за что? Так, минута кончилась, а вы даже не вспомнили о Боге. Плохо, очень плохо. Все свободны.
— Знаете, нам нужен такой человек, как вы, — сказали сектанты.
— Такого человека надо очень долго делать, — сказал Гранцов. — Начните с себя. Все, все, спасибо за внимание.
Он устыдился своей болтливости и перекрестился, отгоняя нечистую силу. Сектанты презрительно улыбнулись и пошли себе дальше, приглядываясь к прохожим.
«И легко же им учить нас жизни!», — мысленно ворчал Гранцов, снова натягивая пиджак на плечи и поправляя галстук перед витриной. Они сами по себе наглядное пособие: вот живи правильно — и ты тоже будешь таким. Живи правильно, молись правильно, плати правильно, и ты тоже родишься в штате Юта, и в десять лет сядешь за руль, а к пятнадцати сам купишь поношенный «фордик», а в сорок лет у тебя будет дом, ты только живи правильно, и все у тебя будет. Ты только не забывай отдавать нам десятую часть своих доходов, а мы уж позаботимся о том, чтобы доходы росли и преумножались, к твоей и нашей радости.
Глубокие философские изыскания не мешали Вадиму выполнять основную задачу, и он не прозевал — он заметил, что в «ниве» распахнулась дверь, и оттуда выскользнула фигура с портфелем. Фигура выглядела совершенно безобидно, но она пересекла улицу. И в следующий миг вся сигнализация внутри Гранцова взревела десятком сирен — в спортзал вошел чужой.
Он огляделся, оценивая ситуацию. В машине мог оставаться, как минимум, еще водитель.
Это могли быть обычные посетители спортзала, но Гранцов никогда не видел здесь эту «ниву». Возможно, они заехали сюда по каким-то делам к тренеру — к нему часто приезжали за ценным советом. Но тренер сейчас был занят, и он не отвлекался, когда вел занятие. Что ж, правильно, поэтому они и остались в машине, осаживал себя Вадим. Обычные посетители. Но номер машины все-таки запомним.
Он следил за выходом из спортзала. Чужой не вышел сразу. Значит, он будет ждать не в машине, а внутри. Самое время с ним познакомиться.
Гранцов вошел в вестибюль, как раз когда чужой обрабатывал местную медсестру.
— Наша канадская фирма медицинской косметики проводит рекламную кампанию, — торопливо говорил он, раскладывая перед ней пестрые футлярчики и коробочки.
Сам продавец, видимо, никогда не пользовался своим товаром по назначению. Его щеки были изрыты кратерами старых чирьев, и новый прыщ лилово выпирал над бровью. А густой запах одеколона «Шипр» выдавал привычку к отечественной продукции.
Гранцов присел в сторонке и развернул газету. Торговец работал небрежно. Путал названия кремов, перебивал медсестру, и все время порывался пройти со своим товаром в спортзал. Но вахтерша твердо преграждала ему путь со словами: «Все равно наши ничего не купят, только время потеряете». Медсестра ушла, отказавшись взять даже подарок. И тогда торговец повернулся к Вадиму.
— Здравствуйте, — сказал он, широко улыбаясь и протягивая руку. — Знаете, у вас сегодня очень удачный день.
— Я знаю, — сказал Гранцов, не замечая руки.
«Удачный день! Могли убить, но не убили. Могли засадить в тюрьму, но не засадили. И вправду удачный день. Но откуда тебе это знать, ловец человеков?», — думал он, скользя невидящим взглядом по строчкам газеты.
— Вы даже не представляете, как вам повезло! — не унимался торговец. — Вы же выиграли замечательную записную книжку! Это последняя разработка нашей фирмы. Электронная записная книжка! С будильником и приемником! Вот, возьмите, она вам очень пригодится.
— Спасибо, не надо.
— Первый раз вижу человека, который отказывается от такого подарка. Вы хоть знаете, сколько она стоит в магазине?
Гранцов молча развернул и снова сложил газету. Торговец усмехнулся и сложил все свои товары обратно в кейс. Посидел, поглядывая на зеркало, в котором отражался коридор. Потом вдруг встал.
— Мамаша, — обратился он к вахтерше, — можно у вас портфельчик оставлю, пока в туалет сбегаю?
— У меня тут не камера хранения, — сказала вахтерша.
— Ну, я же вижу, вам можно доверять. Мужской направо или налево?
— Направо.
Он поставил кейс на пол и торопливо вошел в спортзал. «Приспичило», — проворчала вредная тетка и ногой отодвинула кейс.
Гранцов осторожно взял его за углы и переставил в угол, за колонну. Черт его знает, а вдруг там взрывчатка среди флаконов и тюбиков? Вот бы Поддубнов загордился! Тротил — это даже почетнее, чем снайпер или самосвал.
Он глянул в окно. «Нива» оставалась на месте и, несмотря на духоту, стекла были подняты.
Гранцов бесшумно двинулся по коридору на мужскую половину. Проходя мимо зала, заглянул в приоткрытую дверь. Айкидоисты стояли попарно, готовясь к новому упражнению. Самая высокая девчонка стояла одна. Вадим вспомнил, что она была постоянной партнершей Поддубнова.
Он кинулся дальше по коридору и вдруг услышал впереди какую-то возню. Шаркнули подметки по полу, а потом раздался сдавленный хрип.
Гранцов рванул дверь. На полу под писсуарами скорчился «торговец». Поддубнов, голый по пояс и с полотенцем на шее, стоял у умывальника, зажимая ладонью левый бок.
— Неужели зацепил? — удивленно сказал он.
— Ты как?
— Все нормально. Касательный удар. Посмотри, что с этим уродом.
Гранцов наклонился над «торговцем», осмотрел и перевернул на спину. Раненый хрипел и матерился, обхватив обеими ладонями рукоятку ножа, который застрял у него под ребрами.
— Живой, — сказал Гранцов. — Что, на собственный нож напоролся?
— Неосторожное обращение с оружием, — сказал Поддубнов и разорвал свое полотенце. — Смотрю, кто-то нырнул в сторону сортира. Дай, думаю, спровоцирую. Захожу сюда. Никого. Затаился, урод, и не дышит. Ладно, думаю, спиной к тебе повернуться? Пожалуйста! Пристраиваюсь к писсуару. А он все не начинает. Тогда я начал свистеть, чтоб шаги его заглушить. Такие условия создал. Ну, тут-то он и не выдержал, кинулся.
— С-суки! — захрипел «торговец». — Ах вы падлы, падлы опущенные!
— Смотри-ка, у него в животе клинок, а он еще ругается, — удивился Гранцов. — Тебе, брат, молиться надо, а ты все матом да матом.
— Обидно, — пожаловался Поддубнов. — Меня хотели зарезать вот этим недоноском. Да я таких пальцем протыкал.
— Что делать, инфляция, — сказал Вадим.
— Как бы не загнулся. Может, «Скорую» вызвать? — сказал Поддубнов, обматываясь полотенцем.
— Нет, постой. Есть более продуктивная идея.
Холодной водой из-под крана он плеснул в лицо «торговцу». Тот перестал хрипеть и открыл глаза.
— Не шевелись, — сказал ему Гранцов. — У тебя нож в кишках застрял. Не будешь дергаться, все будет нормально. Только не шевелись. Главное, не вытаскивать лезвие, понимаешь?
— Дышать… больно… — сказал «торговец». — Мужики, не сдавайте ментам… Сукой буду… Сколько надо заплатим, базаров нет… Есть доктор… К нему надо ехать…
— Соображаешь, — сказал Гранцов. — Борис Макарыч, ты иди в зал, не нарушай тренировочный процесс. А мы пока побеседуем.
— Вы чего, мужики… — раненый поднял голову и тут же уронил ее, вскрикнув от боли.
— Тихо, тихо, — сказал ему Вадим. — Все нормально, крови нет, тебя заштопают за полчаса. Ты меня слышишь? Только не шуми, не дергайся, и все будет нормально. Ты зачем вообще полез в такие дела? Ты же нормальный парень, не отмороженный.
— Должок отдавать надо было… Если не отдам, мать убьют, сестренку на иглу посадят…
— Так, понятно, пошли народные предания, — сказал Гранцов. — Эти песни будешь петь на зоне. А мне отвечай конкретно. Борис Макарыч, ты еще здесь?
— Мне же тоже интересно, — сказал Поддубнов. — В конце концов, это меня касается.
— Не только тебя, — заметил Гранцов и в задумчивости щелкнул ногтем по рукоятке ножа. — За этот должок придется многим рассчитываться, так я понимаю? Кого еще заказали? Охранника в жилконторе ты порезал?
— Ой, больно… Не могу говорить…
— Можешь, можешь, — сказал Гранцов, слегка надавив ладонью на торец рукоятки.
— Не надо, а-ы-ы, не надо! Я это, я! Он первый напал, я напугать хотел только!
— И за что же вы нас так не любите? Отвечай, за что?
— Не знаю!
Вадиму не хотелось вести допрос пленного при Поддубнове. Но времени оставалось все меньше, и он перестал церемониться. «Светлые волосы, голубые водянистые глаза, бледная кожа. Северный тип. Плохо переносит боль. Зрачки расширены, не притворяется. Потеет. Боится. Чего? Сейчас он боится того, что боль станет сильнее. Она и станет, но не сразу. Сначала его надо напугать посильнее», думал Гранцов, барабаня пальцами по рукоятке ножа, который всем лезвием сидел в ране.
Когда-то его учили, что добывать информацию можно разными способами, и один из них — пытка. Он и сам, бывало, висел с заломленными локтями на кольцах в спортзале учебного отряда, а однокурсники стояли вокруг и все спрашивали да спрашивали. Пытка — всего лишь способ получения информации, и довольно ненадежный способ. Допрашивающий должен знать, как боль действует на собеседника, и разумно дозировать ее.