— Нет, такие старые не ремонтируют, — упорствовала Стефча, — потому...
— ..потому что нет запчастей, знаю. А в этом холодильнике их полно.
Пожав плечами, пани Стефча вернулась к уборке кухни, уж она знала — Фелицию не переспоришь. Мартинек мог вмешаться, он знал — в холодильниках такого, типа чаще всего выходит из строя агрегат, сейчас таких агрегатов не производят, а ставить вместо испорченного другой испорченный — дохлый номер. Однако предусмотрительно оставил при себе свои познания, не желая раздражать источник финансирования. И все-таки не испытывал ни малейшего желания тащить на чердак такую тяжесть, лучше в подвал.
Увидев по лицу Фелиции, что она колеблется, Мартинек добавил: в случае чего из подвала проще будет по одной извлекать бесценные запчасти, когда до них дойдет очередь. Запчасти Фелицию убедили. Она лишь выразила сомнение в том, найдется ли в подвале для холодильника место.
Место было, это Мартинек знал точно. Он своими руками вытащил из подвала незаметно для Фелиции с полтонны макулатуры и сжег. Происходило это в пасмурный осенний день, когда ему поручили собрать в садике и сжечь опавшие листья и ветки.
Мокрые листья и хворост не желали гореть, пришлось добавить бумагу, так что всего за два дня управился. Освободившееся от макулатуры место парень заслонил куском древесно-стружечной плиты, так что Фелиция не заметила ущерба в своем хозяйстве, а то подняла бы крик, хотя упомянутая макулатура — обрывки газет и журналов полувековой давности и рассыпавшиеся в руках книги (выпущенные в годы читательского бума, когда печатали их на газетной бумаге, хуже которой на свете не было), какие-то никому не нужные справочники и прочий хлам, выброшенный в подвал еще Фелициными родителями. Лучше всего горели собранные со стен и сложенные в шестнадцать раз довоенные обои, Бог весть для чего сохранявшиеся. И вот теперь на освободившееся место можно было затолкать холодильник, такое же никому не нужное старье.
В работе Мартинек опять же неожиданно для себя проявил не свойственную ему смекалку, водрузив на упомянутый холодильник занимавший много места в чулане старый котел для кипячения белья. А вместо благодарности и заслуженного отдыха, подкрепленного ленчем, его заставили вкалывать до обеда. Жутко несчастный, вконец расстроенный из-за так ненавистной ему спешки, в поте лица, пыхтя и отдуваясь, он помог Стефче совсем очистить чулан. На месте осталась лишь старая гладильная доска, которую пани Стефча первый раз в ее, доски, истории, сложила и стоймя прислонила к стене.
— Теперь Сильвия поместится! — обрадовалась Фелиция. — А если тесно ей будет, пусть немного похудеет. Очень полезно для здоровья. Кстати, обнаружился складной столик, за холодильником я его и не заметила, теперь пригодится Сильвии. Сама бы тут поселилась...
Для Доротки же места искать не пришлось, в гостиной-столовой его навалом, девчонка прекрасно переспит на диване. Да и не век же у них пробудет американская старуха.
Пани Стефча получила наконец возможность приступить к обычной уборке, а Фелиция, под нажимом Мартинека, решила вместе с ним перекусить в кухне. За ленчем и произошел знаменательный разговор.
В ответ на замечание Мартинека, что сразу после ленча он лезет на чердак и ищет там подходящую для полки доску и, возможно, поиски займут не один день, Фелиция решительно заявила:
— Ну нет, полка нужна уже завтра, времени у нас в обрез. Мне совершенно необходима большая полка в чулане, чтобы разместить на ней запас продуктов, больше их девать некуда. К нам из Штатов приезжает наша дальняя.., родственница, а я понятия не имею, как кормить американок.
Мартинек понятия не имел о приезде какой-то американки и сначала разговор о ней поддержал лишь из вежливости. Тетки не раз отмечали — это был воспитанный молодой человек с хорошими манерами.
— Кто такая? — с набитым ртом поинтересовался Мартинек.
— Некая Вандзя Ройкувна, крестная нашей покойной сестры Кристины, матери Доротки. Эмигрировала в Штаты еще до войны.
— Так сколько же ей сейчас лет? — удивился Мартинек. — Если крестной была еще до войны, значит, уже тогда — не ребенок.
— Наверное. Мы подсчитывали, у нас получилось — восемьдесят восемь, почти девяносто.
— И она приезжает для того, чтобы умереть на родной земле, — догадался Мартинек.
— Ни о каком умирании Войцеховский не писал. Приезжает, чтобы пожить здесь, собирается вроде бы приобрести хорошую квартиру...
— Так зачем же вы освобождали чуланчик? — упрекнул хозяйку Мартинек.
— Вряд ли сразу найдет квартиру.
— И у нее найдутся средства на покупку квартиры?
Фелиция не очень уверенно ответила:
— Нотариус упоминал о том, что она очень богата, миллионерша, могла бы не только квартиру — особняк приобрести, да мы не очень поверили в такие глупости. У нас ведь чуть ли не всех американцев считают миллионерами.
— И других родственников, кроме вас, у нее нет? Тогда, наверное, все вам оставит?
— Понятия не имею. Не интересуют меня ее деньги.
По своему обыкновению, Фелиция усиленно демонстрировала свое бескорыстие. Мартинеку же идея о унаследовании Фелицией американских миллионов показалась весьма заманчивой. Ведь если Фелиция разбогатеет, у него появляются шансы неплохо поживиться. Фелиция станет щедрее и, глядишь, выложит круглую сумму, спонсирует его поездку по Европу.
— Я бы очень хотел, чтобы она завещала все вам! — с обезоруживающей откровенностью признался парень.
— А тебе какая от этого польза?
— Ну как же, и для меня бы нашлось.., побольше работы.
— Тебе кажется — составит завещание и сразу помрет? Неизвестно, кто из нас умрет раньше.
— Да что пани говорит! В ее возрасте хватит и ничтожного насморка. Или, даст Бог, на лестнице споткнется, ведь зрение у нее, небось, не ахти?
— Если даже и так, наверняка сделала очки, уж у нее на них хватит средств.
— Ну, я не настаиваю на зрении, может съесть что-нибудь такое, от чего здоровье пострадает, у нас с этим запросто. Или вот еще, станет дорогу переходить под носом транспорта, ведь у них такой порядок — пешеходы идут, а транспорт их пережидает, я в Копенгагене видел, как автобус остановился, дал старушке пройти. А кореш рассказывал, даже и трамвай пережидал, он своими глазами видел! Если пожилые люди привыкли к таким порядкам, у нас долго не протянут.
— Хватит каркать! Еще чаю налить?
Глупый вопрос! От добавки Мартинек никогда не отказывался. И правильно рассуждал: пока за столом сидит — на работу не погонят.
Пани Стефча мыла верхнюю ванную, не обращаясь за помощью. Сильвия вернулась из магазина, с трудом волоча полнехонькую сумку на колесиках. Увидев гору продуктов, Фелиция скривилась.
— Ты считаешь, Вандзя все это слопает?
— О, несварение желудка обеспечено! — обрадовался Мартинек.
— И вовсе нет тут ничего неудобоваримого! — обиделась Сильвия, которой уже давно делалось нехорошо при виде Мартинека, склонившегося над полной тарелкой. — А главное, все суну в морозилку. За исключением куриной печенки и брокколи, их сегодня же приготовлю, иначе пожелтеют. Мяса вот, правда, накупила много, но откуда мне знать, какое именно Вандзя предпочитает? И утку купила, вдруг, бедняжка, всю жизнь об утке мечтала, может, у них в Америке их нету? Утка с яблоками, милое дело...
Фелиция простонала, а Мартинек воодушевился при мысли о вкусном обеде.
Сильвия принялась запихивать продукты в морозилку. Выяснилось, все не помещается.
— Есть у нас второй холодильник, в подвале, — напомнила Фелиция. — У него большой морозильник.
— Ну уж нет! — вскинулась Сильвия. — В тот холодильник ничего не спрячу, потому как, считай, что сунешь — навеки пропало. Полгода не могла допроситься у тебя мяса для жаркого. А блинчики с творогом? Я наготовила столько, что хватило бы на ужин на целую неделю. До сих пор лежат у тебя в холодильнике.
Второй холодильник, который поносила последними словами Сильвия, был гордостью Фелиции.
Собственно, это был не холодильник, а большая морозильная камера, купленная лично Фелицией для хранения запасов на какой-то черный-пречерный день. Она лично и загружала камеру в подвале, не разрешая сестрам даже близко к ней подходить, и уже давно содержимое камеры превратилось в единый ледяной монолит, огромный куб льда, в котором смерзлось неизвестно что. Сама Фелиция давно забыла, что именно припрятывала.
Отчаявшись загрузить в кухонный холодильник купленное мясо, Сильвия вытащила помещенные в морозилку ранее продукты, чтобы уложить аккуратнее, — авось все и влезет.
— А это что? — вдруг вскричала она, вытащив сверток с чем-то непонятным.
— Не знаю, — ответила Фелиция, — Забыла.
Дай-ка посмотрю.
Сильвия принялась сдирать целлофановый пакет со свертка, посыпались мелкие кусочки намерзшего льда. Фелиция помогала сестре. Мартинек, не решаясь оставить тарелку без присмотра, остался сидеть на месте, лишь вытянул шею.
В пакете оказались: килограмм соли в мягкой целлофановой упаковке, два пакетика с колготками большой конверт с красочными фотографиями цветов из ботанического сада и набор гигиенических салфеток, — Можно узнать, на кой ты все это заморозил? — поинтересовалась Сильвия.
— Я?! — жутким голосом вскричала Фелиция. — Почему именно я?
— А кто?
— Может, и Меланья. Может, наша принцесса...
— Я бы на твоем месте не стала собственный склероз приписывать другим, тем более тем, кто моложе тебя.
— Склероз не зависит от возраста! — упорствовала Фелиция.
— Я и не утверждаю, что он развился у тебя с возрастом, возможно, ты с детства была склеротичкой. Какого черта запихала все это барахло в морозилку, я спрашиваю, а теперь мясо некуда деть?
Вот интересно, что у тебя хранится в подвальном морозильнике ?
Фелиция разглядывала замороженные фотографии. Отлично получились.
— Отвяжись, — уже мягче сказала она сестре. — Полюбуйся лучше на фотографии, кажется, Меланья фотографировала. И я уверена, что у тебя, как всегда, вышла соль, так что моя замороженная очень даже пригодится. А вот чьи это колготки — ума не