— Того и гляди у тебя, сестрица, глаза на лоб совсем вылезут, как бы не пришлось обратно запихивать.
Мартинек:
— Кореш и за пять процентов согласится.
Доротка (передавая колье Сильвии через Яцека) — Павлу:
— Да она нам даже не родственница, просто крестная мать моей матери, мне приходится крестной бабушкой, во всяком случае, так велит называть, себя. Вернулась на родину из Штатов, а никаких родных у нее здесь не осталось...
Яцек — Мартинеку:
— Опомнись, парень, говорю — кончай с корешем! И вообще не болтай, кому не след, о таких вещах надо помалкивать.
Фелиция (задрав голову к потолку):
— Глядите-ка, не тарабанит. Я была права.
Меланья уже открыла рот, чтобы возразить: не Фелиция, а именно она, Меланья, высказала умную мысль, что упившись, старушка будет крепче стать, как тут же сверху послышались уже знакомые мощные удары.
— Холера, легка на помине! — вздрогнула Фелиция. — Принцесса, отнеси ей термос с чаем. Впрочем, теперь, в таком ожерелье, тебя следует величать королевой.
— Отнесу, — коротко ответила Доротка, вставая с места.
Яцек с трудом удержался от того, чтобы не броситься следом за девушкой, чтобы хоть словечком перекинуться наедине, но сдержался.
А за столом становилось все интереснее. Фелиция нашла своевременным припомнить Меланье и присутствующим год рождения сестры, Сильвия, не выдержав, принялась примерять перед зеркалом драгоценное колье, Павел Дронжкевич пытался как-то подипломатичнее разузнать о завещании — причине званого вечера, Меланья всеми силами старалась принизить значимость завещания и уж во всяком случае — свою долю наследства. Вернулась Доротка. Поскольку присутствующие тоже пожелали чаю, Мартинек вызвался приготовить его и поплелся в кухню. Сильвия вернула племяннице колье и поспешила следом за парнем, пробурчав, что того только за смертью посылать, не дождаться им чаю во веки веков. И тут же выскочила из кухни, визгливо жалуясь на Мартинека, который за немыслимо короткое время успел доесть оставшуюся на завтра утку.
Фелиция отправилась на кухню наводить порядок. Меланья воспользовалась передышкой и попросила Павла на минутку подняться к ней в комнату. Яцек, которому еще не доводилось присутствовать на столь интересном торжественном ужине, наконец получил возможность пообщаться с Дороткой, поскольку они за столом оказались одни, Пересев на стул рядом с девушкой, он произнес лишь «Это же надо!» И столько невысказанного заключалось в этом кратком эмоциональном возгласе, что Доротка отлично его поняла.
— Ну вот, сам видишь, — вздохнула она. — Правда, сегодня день не совсем обычный, а в общем одно и то же. Понятия не имею, что делать с этим колье.
— Она что, и в самом деле все эти драгоценности привезла с собой, как носовые платки, в сумочке?
— Наверное. И таможенники ее не трясли. Но мы только сегодня узнали, что у нее такое богатство, и она держит его при себе.
— Тебе надо все-таки ее уговорить держать побрякушки в банковском сейфе. И не из-за таких людям горло перерезали. И вот еще, чтобы не было недоразумений, — я готов и впредь возить старушку...
— Так ведь она же не заплатит!
— До сих пор мне жаловаться не приходилось.
Почему вдруг не заплатит?
— Она еще ни разу ни за что не платила! Платила я и тетка Фелиция, она злится, как сто чертей, сам видел. Боюсь, больше платить не станет, и придется опять мне... А где деньги раздобыть? Впрочем, подумаю об этом завтра. Сегодня все это меня как-то оглушило, плохо соображаю.
Тут в комнате появилась неизвестно откуда взявшаяся Сильвия, а сверху спустился Павел Дронжкевич. Подталкиваемый в спину Фелицией, на пороге кухни показался Мартинек с подносом, уставленным стаканами с чаем, с лестницы сошла Меланья. Похоже, прием еще не кончался. Инстинктивно почувствовав это, Мартинек по простоте душевной принес себе из кухни тарелочку с остатками недоеденной ветчины и принялся сосредоточенно ее приканчивать. Меланья откуда-то извлекла еще одну бутылку вина. Фелиция отметила — четвертая. На шестерых. Хотя нет, Вандзя в алкоголе себя не ограничивала, так что, считай, на семерых.
А еще шампанское... Ага, еще и коктейли были в самом начале. Ну да ладно, поскольку крепкие напитки не были пущены в ход, оргией такое мероприятие не назовешь, но вот влетело оно в копеечку, факт...
В половине одиннадцатого отпала Сильвия — для нее время было просто непристойно позднее.
Через час Меланье удалось вытащить из-за стола Павла Дронжкевича, совершенно напрасно внимавшего красочным рассказам Фелиции о разных перипетиях в жизни младшей сестры. В полночь разошлись и остальные гости. Раскаленная от ярости Меланья поднялась к себе поостыть. В гостиной остались Доротка с Фелицией.
— Убери со стола! — распорядилась Фелиция. — Потом тебе придется позвонить...
Изумленная Доротка не успела выяснить, куда ей придется звонить в такую пору, — Фелиция вышла из комнаты. Пожав плечами, девушка принялась собирать со стола посуду и выносить ее в кухню. Вскоре там появилась Фелиция и принялась складывать грязную посуду в моечную машину.
— Позвонишь в справочное Нью-Йорка, — сказала она племяннице, и та сразу перестала удивляться. — Надо раздобыть номер телефона Войцеховского, полагаю, с ними придется говорить по-английски, ведь сумеешь? С Войцеховским я и сама смогу пообщаться. Вот его адрес. Оставь посуду и принимайся за дело.
Вновь удивившись — на сей раз тому, что Фелиции удалось не потерять конверт с адресом Войцеховского, и совсем не удивившись желанию тетки пообщаться с поверенным бабули, Доротка села за телефон. До справочного Нью-Йорка дозвониться удалось без проблем, во всяком случае легче, чем До справочного Варшавы И тут выяснилось: номер телефона пана Войцеховского не подлежит оглашению, абонент специально это оговорил, запретив сообщать его кому бы то ни было. Доротка не растерялась и попросила телефонистку связаться с абонентом и испросить разрешения в виде исключения сообщить номер таким-то в Варшаве, а если не пожелает, может, сам будет так любезен и позвонит им. Вот фамилия и номер варшавского телефона.
Пан Войцеховский не пожелал ни для кого делать исключения, он предпочел позвонить.
— Разорюсь я на этих разговорах! — шипела.
Фелиция, возвышаясь над Дороткой.
— Что поделаешь, телефонистке надо было спросить у абонента разрешения. Ведь вы, тетя, сами пожелали пообщаться с ним. Радуйтесь, что он оказался дома.
Зазвонила международная. При первом же звонке Фелиция жестом удалила Доротку из комнаты. Доротка пожала плечами, невольно подумав, что сегодня только и делает, что пожимает плечами, того и гляди, это станет дурной привычкой. Закрывшись в кухне, она принялась за прерванное занятие.
— Нет, это не Доротка, это Фелиция, — сказала Фелиция в трубку. — Последний раз мы виделись, когда мне было двенадцать лет, а вы отправлялись на войну.
— А, та самая девочка! — расчувствовался Войцеховский по ту сторону провода. — Ну, что там у вас слышно? Вандзя благополучно доехала?
— Доехала-то благополучно. Но я не терплю недомолвок. Не стану темнить, беру быка за рога. Почему вы ей не дали номера своего телефона, проще пана?
Войцеховский не сразу ответил. Помолчал, испустил тяжкий вздох, а потом уже заговорил.
— Ладно, я тоже не стану темнить. С милой Вандзей не так уж легко общаться, а я далеко не молод.
Мне хочется отдохнуть от нее.
— Понятно. Теперь второй вопрос. Известно, что Ванда богата, а мы нет. Как заставить ее платить?
Не потому что мне жаль для нее куска хлеба, но, знаете ли, шампанское, постоянные такси, личное обслуживание, а тут еще грандиозные строительные планы. Нам это не по средствам. Что следует сделать? Вы знаете способ заставить ее платить?
И опять Войцеховский помолчал, и опять вздохнул.
— Нет никакого способа. Платить Ванда просто не умеет. Я даже не знаю, чем это объяснить. То она удержу не знает в своих расходах, то впадает в истерику от того, что приходится платить пару долларов наличными. Возможно, все дело в том.., да, всего вероятнее, — ведь она никогда, сколько я ее знаю, не носила с собой денег. За все расплачивались уполномоченные, перечисляя деньги с ее счетов. В последнее время завелись кредитные карточки... Вот она и не привыкла немедленно оплачивать свои расходы.
— Так что же нам делать? — растерялась Фелиция.
— Мне трудно что-либо посоветовать. Лучше всего получить от нее доверенность, по которой можно снимать деньги с ее счета в варшавском банке.
Счет у нее имеется в Национальном банке, я сам его открыл по ее просьбе. Но предупреждаю, договориться с нею будет не просто. А эта девочка...
Доротка... Ванда полюбила ее?
— Она всех нас полюбила, — угрюмо отозвалась Фелиция. — А Доротка учится и работает, она не может постоянно крутиться вокруг старухи. Проще пана, вы лучше знаете Ванду, и я надеялась на ваш совет. Кроме того, Ванда подарила Доротке бриллиантовое ожерелье, и я не знаю, можно ли всерьез считать это подарком...
— В принципе можно, но Ванда будет без конца просить дать ей его поносить, так что не дай Бог его продать... Ну что ж, должен сознаться, я знал, что Ванда забирает с собой свои драгоценности, у меня на голове волосы встали дыбом, а что я мог сделать? Ее собственность, ее воля. Ты уж меня извини, дорогая девочка, но номера своего телефона я тебе не сообщу, напористость Ванды мне слишком хорошо известна. Но она так стремилась вернуться на родину, может, все-таки как-нибудь выдержите ее?
— А что нам остается, проше пана? Тесновато у нас. Правда, она говорила, вроде бы собирается купить себе квартиру...
— Голову даю на отсечение — сама по себе ни в жизнь не купит. Кому-то надо заняться этим и все за нее сделать.
— Бесплатно?
— Так я же говорю — оформить доверенность и снимать с ее счета нужные суммы. Ведь есть же у нее в Варшаве нотариус, я сам по ее просьбе связался с ним. И даже пытался в разговоре дать понять, что в общении Ванда очень нелегкий человек.