— Меня интересуют ваши американские родственники. Конкретно Хубяки. Как давно они проживают в Штатах?
— Да уж лет двадцать будет. Могу подсчитать, если желаете точно знать. Когда я была у них семь или восемь лет назад, уже лет пятнадцать там проживали. Выходит, больше двадцати.
— Кем конкретно они вам приходятся?
— Ох, сразу и не скажу. Пан Хубяк двоюродный брат моей матери, выходит, дядюшка. С женой, — А другие родичи, носящие ту же фамилию, имеются?
— Кажется, имеются, но я не уверена.
— Где? В Польше или в Штатах?
— Тоже не знаю.
— Когда последний раз пани встречалась или общалась по телефону с кем-нибудь из Хубяков?
Кинув на полицейского презрительный взгляд, яснее ясного выражающий мнение женщины о тупоголовом представителе властей, женщина процедила сквозь зубы:
— Я же только что сказала — в Штатах, шесть лет назад. Больше я туда не ездила. Или я недостаточно понятно выразилась?
Бежан мог бы ответить — выразилась-то она понятно, да только солгала. Вместо этого он задумчиво поинтересовался:
— А такой адрес — улица Хожа, восемнадцать, квартира двадцать два пани ни о чем не говорит? В квартире проживает некий Дариуш Хубек.
— Говорит, — сухо ответила женщина. — Говорит о том, что какой-то тип по фамилии Хубек проживал в той квартире. И что из этого следует?
— Почему вы полагаете, что проживал, а не проживает?
— Делаю вывод из ваших расспросов. Если бы проживал до сих пор, вы бы стали терзать его, а не меня. Если вы его разыскиваете, мне о нем ничего не известно.
Предоставив Веронику комиссару, Роберт Гурский по своему обыкновению сосредоточился на другом подозреваемом, не сводя с Павляковского бдительного взгляда. И заметил, тот как-то вроде бы внутренне напрягся. До сих пор сидел раскованный, а тут внутренне напрягся. И прежнее спокойствие сменилось тревогой. Роберт взял это на заметку. Бежан продолжал «терзать» Веронику:
Будучи в Штатах пани познакомилась также с Вандой Паркер...
— Возможно, — был ответ. Не стану отрицать, я познакомилась там с множеством земляков. Причем, когда меня с ними знакомили, как правило те произносили фамилию неразборчиво, так что я могла и не расслышать. А даже, если и расслышала, тут же ее позабывала. Но не исключаю, что какая-то Ванда Паркер была там одновременно со мной.
— А этот снимок вам не поможет припомнить?
Вороника равнодушно глянула на фотографию, где ее супруг держал под руку Ванду Паркер. Немного поколебавшись, она отрицательно покачала головой.
— Нет. На фотографии три женщины. Ни одна из них мне не знакома. Поскольку вы мне подсовываете фото, значит, та ваша Ванда должна на нем быть. Которая из трех?
Роберт отметил — тревога на лице Павляковского сменилась философской отрешенностью. Он вздохнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги.
Так и казалось — вот-вот махнет рукой.
Бежан вежливо показал свидетельнице пани Паркер кончиком шариковой ручки. Поведение пани Вероники его отнюдь не обескуражило, он производил впечатление всецело довольного жизнью.
Краем глаза уловив брошенный на него взгляд напарника, понял — они на верном пути.
Спрятав фотографию с Вандой в карман, комиссар задал следующий вопрос, все тем же, сладчайшим голосом!
— А Ханну Выстшик вы знаете?
Вероника недовольно фыркнула:
— Надо же, как вы прыгаете по географии, пан полицейский. Знаю, конечно. Приходит к нам убирать квартиру. Замечательная уборщица, в наше время второй такой не найдешь.
— Она собирается судиться из-за наследства тетки. Вы ей подыскали адвоката?
— Подыскала — сильно сказано. Скорее посоветовала. Жаль мне стало Ханю, столько она, бедняга, намучилась с этим запутанным делом о наследстве, столько я наслушалась, что в конце концов я ей посоветовала обратиться к хорошему адвокату, мало того, чуть ли не силой затолкала ее к этому адвокату...
— Нотариусу.
— Что?
— Силой вы затолкали ее к нотариусу, а не адвокату.
— Да? Я была уверена — он адвокат.
— Он ваш знакомый? Почему именно его вы посоветовали Ханне Выстшик? Откуда он взялся?
— Да ниоткуда, слышала я его фамилию, кто-то отзывался о нем очень хорошо, но кто — не помню, случайно запомнилась фамилия, а адрес я разыскала в телефонной книге. Сама разыскала, Ханя... она, знаете ли, уборщица отличная, а вот насчет всего остального не слишком расторопна. Ну я и посоветовала ей все рассказать специалисту, а не мне, сыта была по горло ее бесконечными жалобами. Похоже, он и в самом деле оказался хорошим специалистом, во всяком случае Ханя меня за него благодарила, надеюсь, с его помощью Ханя получит свою часть наследства.
— Пани Выстшик рассказывала вам о своем последнем визите в нотариальную контору?
— А какой из ее визитов был последним?
— В пятницу на позапрошлой неделе.
— В пятницу? Возможно, и рассказывала, Ханя приходит ко мне по пятницам. Наверняка о чем-то рассказывала, она всегда болтает, когда застает меня дома, но я пропускаю ее болтовню мимо ушей.
Так что не скажу точно.
— А что вы делали потом? Я имею в виду ту пятницу. Ну, скажем, начиная с девятнадцати часов.
— Должно быть, дома сидела... Мой муж...
И пани Вероника бросила взгляд на расслабившегося мужа, небрежно вытянувшегося на стуле.
Бежал не собирался торопить события, но и усложнять себе же работу не испытывал желания.
Он поспешил высказаться:
— Мы уже знаем, что в ту пятницу ваш муж находился в городе Седльце, так что он не может знать, что вы делали. Это желательно услышать от вас.
Если комиссар рассчитывал сбить с толку подозреваемую, то это ему не удалось. Та лишь спокойно протянула:
— Ах, в Седльцах... Теперь вспоминаю, так вы имеете в виду ту пятницу? Дома я была, теперь точно вспомнила. Разумеется, сейчас вы станете допытываться, кто это может подтвердить. Не знаю.
Может, дворник. Я выносила мусор, тогда наш мусоропровод заткнулся, пришлось выносить мусор на помойку во дворе, возможно, он меня видел с ведром. И еще есть в нашем доме одна любопытная баба, на первом этаже живет, вечно торчит в окне, не исключено, она тоже обратила на меня внимание. А больше, к сожалению, ничем не могу вам помочь.
— А соседка?
— Вы о какой соседке?
— Мы располагаем сведениями, что на той позапрошлой неделе, еще до пятницы, вы общались с вашей соседкой по дому, даже по лестничной площадке, пани Прухник.
— А что, я не имею права с ней общаться?
— Имеете, конечно. Опять же мы располагаем сведениями, что вместе с соседкой вы слушали рассказ ее брата об одной старой американской миллионерше. Этого вы тоже не помните?
— Это как раз помню. Брат у нее такой забавный молодой человек. Рассказывал, как к его знакомым приехала смешная столетняя американка в умопомрачительных шляпках, и тому подобную чепуху.
— И он ни разу не упомянул фамилии этой американки?
— А должен был упомянуть? — удивилась пани Вероника. — Да я слушала вполуха, если и упомянул, не обратила внимания. Но если хотите, спрошу Эву, может, она запомнила.
— Да, у пани Эвы память хорошая...
И тут в беседе наступила внезапная пауза. Вероника продолжала сохранять спокойствие, но чувствовалось, как в ней росло напряжение. Бежан это интуитивно почувствовал. И догадался — у нее хватит ума самой не задавать ненужных вопросов, но надолго ли ей хватит выдержки? Явно встревоженный Павляковский подобрал ноги под себя и теперь сидел неестественно выпрямившись. Два сотрудника полиции застыли у входа как два бронзовых памятника. Переглянувшись с Робертом, Бежан указал помощнику глазами на сумку Вероники и достал из кармана бумагу.
— Вот ордер на обыск, чтобы не было недоразумений. Ознакомьтесь. Попросим присутствовать понятых, Михал, зайдите к соседям Прухникам.
Озадаченный пан Прухник не понял, зачем его тянут к соседям в столь неурочное время, у Михала было слишком мало времени, чтобы по дороге объяснить ему. Пришлось еще раз пояснить, кажется, шурин Мартинека тоже особой сообразительностью не отличался.
Павляковские меж тем успели ознакомиться с ордером прокурора на обыск.
— Пусть роется, если хочет, — презрительно пожала плечами Вероника.
Бежан не стал медлить.
— Ну-ка, мальчики, приступайте.
Первое, что сделал Роберт, — достал из сумки Вероники Павляковской лежавшие на самом верху темно-замшевые перчатки, не очень новые...
* * *
— Я знаю жизнь, мой дорогой, — говорил Бежан Роберту, когда они опять ехали на улицу Йодловую. — Преступник может целенаправленно громоздить одну улику за другой, чтобы ввести следствие в заблуждение. Баба врет — хоть уши затыкай, но это еще не доказательство ее вины.
Может врать для собственного удовольствия. Перчатки.., что ж, вроде бы те, но сами мы с тобой этого не определим, подождем лабораторный анализ, вот если бы она зашила перчатку, тогда уж больше шансов, а так... Подождем.
— Что касается Павляковского, беру свои слова обратно, — сказал Роберт. — Думаю, он ни о чем не знал.
— Поэтому и едем к гарпиям. Скажем девушке — ее отец не при чем. Подозревать собственного отца.., такое может ей жизнь отравить.
Роберт продолжал рассуждать вслух:
— Видишь, эти проклятые бабы оказались правы. Он не свинья, не последняя сволочь, просто самый обыкновенный бабник. Сдается мне, на этой своей теперешней жене он женился вынужденно, должно быть, допекла его, вот и женился, чтобы успокоилась. И охотно избавится от нее. Заметил, как отреагировал на то, что Хубек за ней приударял? Вовсе не из ревности...
— Ну, не скажи. Это было четыре года назад.
Тогда, возможно, он еще ухлестывал за ней.
— Ничего не скажешь, — привлекательная особа, — задумался Роберт. — Может, тогда и ухлестывал, потому и вспомнил. Задним числом приревновал.
Не забыл Роберт минуты, когда Павляковский внутренне напрягся, сделал свои выводы и настоял, чтобы после обыска их не оставили наедине с женой. В полицию их доставили в разных маши