Попробуйте сами сделать подобное, мигом упадете, но для человека, всю жизнь простоявшего у балетного станка, это привычное с детства упражнение. Я много раз наблюдала, как Олег именно так подбирал упавшую пачку сигарет или носовой платок.
В голове заметались мысли. Значит, это Гладышев! Но где родимое пятно? Потом пришло новое соображение: краска!!! Ну кому придет в голову приводить ограду в порядок в феврале? Большинство людей отправляются на могилы весной.
Старательно выговаривая слова, я пробормотала:
– Спасибо, поеду в архив. – И бросилась к «Пежо».
Только бы он сразу завелся. Машина меня не подвела. Поднимая фонтаны грязи, я выехала на шоссе и понеслась в Ложкино, пытаясь сообразить, как поступить в создавшейся ситуации. Олег или не Олег? Гладышев пропал чуть больше года назад. Вениамин утверждает, будто Павел работает на кладбище свыше пяти лет. Ладно, это легко проверить. Родимое пятно отсутствует, но отточенные движения танцора, легко вставшего в первую позицию… Это как объяснить, а? И при чем здесь Майя? Про оградку она выдумала на ходу… Нет, следует немедленно ехать домой, запереться в спальне и подумать. Я полезла за сигаретами. Так, «Голуаз» закончились.
Я притормозила у ларька. Чуть поодаль прямо из второго ряда свернул и встал у обочины «БМВ» вишневого цвета с наклейкой на ветровом стекле. Вот ведь как некоторые водители нарушают правила!
Проехав еще пару кварталов, я увидела вывеску закусочной и вновь припарковалась. Есть хотелось ужасно. Слопав сандвич и выпив шоколадный коктейль, я пошла к «Пежо» и краем глаза опять заметила вишневый «БМВ» с наклейкой на ветровом стекле. Сердце неприятно сжалось.
Я медленно поехала в правом ряду, «БМВ» двинулся следом, он держался не вплотную, но близко, поворачивая туда же, куда и «Пежо». Мне это не понравилось до крайности. На Ленинградском проспекте, сразу за метро «Сокол» свернув направо, я с облегчением увидела на посту Михаила Андреевича и кинулась к нему:
– Помогите!
– Что случилось? – нахмурился постовой.
– Меня преследует вон та машина, темно-вишневая.
Постовой пошел к «БМВ», который припарковался у булочной, я посеменила за ним. Проверив в шофера документы, Михаил Андреевич сурово спросил:
– Женщина утверждает, что вы ее преследуете!
– Я? – изумился парень в кожаной куртке. – На фига она мне сдалась!
– Но вы едете за мной уже давно!
– Я? Только что отъехал от дома!
– Не врите, я хорошо запомнила вишневый «БМВ» с наклейкой на стекле.
– Чтобы я прикрепил отстойную рекламу! – вызверился юноша. – Где ты тут наклейку увидела?
Я уставилась на стекло: ничего.
– Извините, я перепутала.
– Бывает, – улыбнулся парень, – автомобили-то похожи.
Михаил Андреевич хотел было что-то сказать, но тут заметил очередного нарушителя и замахал жезлом.
– Ты уж больше на меня милицию не натравливай, – хихикнул водитель, – кстати, куда едешь?
– В Ложкино.
– Это где же такое?
– На Ново-Рижском, за постом ГИБДД направо, через лес.
– Ладно, – хмыкнул «преследователь», – мне, кстати, тоже на это шоссе, в Кропотово, знаешь?
– Конечно, оно сразу за Ложкином.
– Тогда погоди минутку, я вперед поеду, еще опять придумаешь, что хочу тебя съесть, – сказал шофер и стартовал с места.
Я тихонько поехала следом. У страха глаза велики. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Чувствуя, как липкий ужас покидает тело, я нажала на газ и без всяких проблем докатила до поста ГИБДД, повернула, оказалась на узком шоссе, проехала несколько сот метров и увидела вишневый «БМВ» с открытым капотом и парня в кожаной куртке.
– Что случилось? – крикнула я, притормозив.
– Вы меня преследуете, – рассмеялся юноша, – небось задумали ограбить.
Я тоже рассмеялась:
– Точно, давно промышляю разбоем на большой дороге. Сломались?
Парень кивнул:
– Не добрался до Кропотова совсем чуть-чуть. Похоже, в аккумуляторе конденсатор накрылся. И народу никого!
Я кивнула:
– Тут ездит мало народу. Только в Ложкино, Кропотово, Третьяково, дальше дорога заканчивается. Могу вам чем-нибудь помочь?
Юноша кивнул:
– Может, трос найдете?
Я вышла из машины, открыла багажник и забормотала:
– Честно говоря, не знаю, вполне вероятно, что тут он и лежит. Да вы не волнуйтесь, я сейчас…
Но тут откуда ни возьмись прилетела пчела и со всей дури укусила меня чуть пониже спины. Я не успела даже взвизгнуть, как свет померк. Последней мыслью, пронесшейся в голове, было: «Это не насекомое, пчелы не летают в феврале».
Глава 32
– Вы уверены, что она очнется? – спросила Зайка.
– Давление низковато, – сообщила Оксана.
Я открыла глаза и увидела свою лучшую подругу, хирурга, которая стояла в ногах кровати, одетая в светло-зеленый халат и такие же тапочки.
– Вот! – воскликнула Оксана. – Добрый день! Добро пожаловать!
Я хотела было ответить ей, но язык отчего-то не слушался, потом на голову кто-то набросил одеяло.
– Эй-эй, – донеслось из темноты, – можешь сказать, как тебя зовут? Ну, ну, открывай рот!
– Если мать молчит, значит, ей совсем плохо, – вклинился голос Аркадия.
– Хорошо, – простонала я, – очень хорошо.
Глаза открылись, и я снова увидела Оксану, на этот раз в белом халате.
– Ты кто? – резко спросила она меня.
– Даша.
– Фамилия?
Удивляясь странному разговору, я все же ответила:
– Васильева.
– Замечательно, – обрадовалась подруга, – теперь быстро скажи, сколько будет трижды восемь?
– Сорок восемь.
Оксана с тревогой посмотрела на меня.
– Ну ты нашла, что спросить, – хмыкнул Аркадий, – да она никогда таблицу умножения не знала! Надо другим поинтересоваться. Мать, быстро сообщи, сколько стоит стомиллилитровый флакон твоих любимых духов?
Я попыталась сесть, потерпела неудачу и, борясь с головокружением и тошнотой, спросила:
– Тебе зачем?
– Будь человеком, ответь.
– Две тысячи четыреста пятьдесят два рубля. Но это с учетом накопительной скидки на моей дисконтной карте. Вообще говоря, флакон стоит дороже, но…
– Видишь? – торжествующе заявил Кеша. – Она все помнит! А ты про трижды восемь поинтересовалась.
– Как зовут нашего мопса? – влезла Маня.
– Хуч.
– А что больше всего любит делать полковник на отдыхе? – поинтересовалась Зайка.
Я наконец-то справилась с дурнотой и села.
– Дегтярев ловит рыбу, вернее, ему кажется, что ловит, потому что несчастные создания, добытые им в водоеме, следует немедленно отпустить домой, настолько они маленькие и тщедушные. Вы что, все с ума посходили? Отчего задаете глупые вопросы?
– Ясно, – процедил Кеша и, резко повернувшись, вышел.
– Да уж, – покачала головой Оксана и тоже удалилась.
За ней выскочила Зайка.
– Мусечка, – закричала, плюхаясь на кровать, Маруська, – ты лучше изобрази, что умираешь, а то плохо будет!
Я оглядела просторную больничную палату, набитую аппаратурой, и удивилась:
– Зачем мне прикидываться и вообще, как я сюда попала?
– Вот-вот, – закивала головой Маруся, – уже лучше, тут все так перепугались! Еще до того, как ты проснулась, Аркадий сказал Зайке: «Если мать сейчас нас не узнает, я просто разревусь, как маленький». А Зайка ему в ответ: «Не волнуйся, все будет хорошо, Дашку так просто не свалить».
Манюня замолчала.
– Ну и дальше что? – поторопила ее я.
Маня ухмыльнулась.
– Дальше Кеша заявил: «А если выяснится, что с матерью ничего не случилось, я просто убью ее!» Кстати, вчера Дегтярев пообещал то же самое. Между прочим, Оксана на их стороне, предательница! Тоже шипела: «Наказать, отнять машину, запереть в Ложкине!» Одна я с тобой. Никогда тебя не предам.
Я осторожно попыталась встать, но тут обнаружила, что от меня тянется какая-то трубка, уходящая под кровать, испугалась и откинулась на подушки.
– Тебе плохо? – забеспокоилась Маня.
– Мне хорошо, – пробормотала я, – будь другом, раздобудь сигарету.
Маруська озабоченно вздохнула и убежала. Я посмотрела ей вслед. Очень похоже на Аркадия, сначала переживать за мое здоровье, а потом, поняв, что мне полегчало, разозлиться и метать в меня снаряды. Нет уж, Маруська права, нужно изобразить крайнюю степень недомогания!
Я слегка пошевелилась в кровати, устраиваясь поудобней, и застонала. Так, кажется, хорошо получается, прикидываться несчастной больной очень даже просто.
Целых три дня я, стоило кому-нибудь заглянуть в палату, закатывала глаза и издавала жалобные звуки. И Зайка, и Аркадий, и Дегтярев тут же начинали бормотать:
– Ладно-ладно, ты скоро поправишься!
– Уходите, – лепетала я, – голова кружится.
Как только домашние исчезали, я вытаскивала из-под подушки очередной детектив, а из тумбочки пирожное. И духовной, и физической пищей меня исправно снабжала Маруська.
В пятницу в палату вошла Оксана. Я, едва успев сунуть книгу и надкушенный эклер под одеяло, мигом смеживала веки.
– Эй, Дашка! – позвала подруга.
– М-м-м…
– Открой глаза!
– Не могу, о-о-о, плохо…
– Не ври! У тебя ничего не болит!
Я удивилась:
– Откуда ты знаешь?
– Так сколько лет я врачом работаю! А это что?
С этими словами подруга, откинув одеяло, вытащила книгу и недоеденное пирожное.
– Не знаю, – я попыталась сопротивляться, – может, Маруська забыла или дежурная медсестра!
Оксана расхохоталась:
– Боишься, что всыпят по первое число! Правильно, и Кеша, и Дегтярев, и Зайка жутко злые. Только и поджидают, чтобы тебя убить, останавливает их лишь твое плохое самочувствие.
– Очень нелогичное поведение, – фыркнула я и села, – сначала вылечить мать, а потом ее убить! Кстати, ты вроде тоже мной недовольна!
Оксана покачала головой:
– Честно говоря, я испугалась. С Олегом-то вон что вышло! Полная амнезия, и совершенно неизвестно, вспомнит ли он хоть что-нибудь.