— Откуда вы знаете?
— Я кое-что знаю о вас.
— От кого?
— От вашей матери. Она рассказывала мне о том, каким особенным именем вас наградила. Я любил вашу мать.
Услышанное было подобно неожиданному удару в грудь тупым тяжелым предметом. У Босха перехватило дыхание. Голова закружилась, и, пытаясь сохранить равновесие, он ухватился за спинку кровати.
— Вам плохо? Присядьте. Скорее присядьте…
Конклин дрожащей рукой указал Босху на постель. Когда тот сел, старик удовлетворенно кивнул.
— Нет! — вскочил Босх. — Вы использовали ее, а потом убили. И заплатили своим людям, чтобы они прикрыли это дело. Вот почему я сюда пришел. Я хочу узнать правду. И услышать ее из ваших уст. Но слушать всякую чушь, будто вы ее любили, я не намерен. Вы лжец!
В глазах у Конклина появилось беспомощное выражение. Он отвернулся от Босха, устремив невидящий взгляд в темноту комнаты.
— Я не знаю правды, — наконец произнес он тихим голосом, напоминавшим шелест сухой листвы по асфальту. — Но я в ответе за случившееся. Поэтому можно назвать меня убийцей. Но единственное, что я знаю наверняка, так это то, что я ее любил. Вы можете сколько угодно называть меня лжецом, но я сказал вам правду. Если вы поверите мне, это скрасит последние дни моей жизни.
Босх почти не сознавал того, что говорил ему Конклин.
— Она была с вами в ту ночь. В Хэнкок-парк.
— Да, была.
— Что там случилось? Что вы с ней сделали?
— Я убил ее… своими словами, поступками… Чтобы понять это, мне понадобилось много лет.
Босх подошел к изголовью постели и всей своей массой навис над Конклином. Ему хотелось схватить его за шиворот и трясти до тех пор, пока к старику не вернется чувство реальности и он не перестанет молоть вздор. Но проделать подобное с Арно Конклином было бы рискованно. Судя по виду, он мог рассыпаться на части в любую минуту.
— О чем это вы говорите? Посмотрите на меня! О чем вы?
Конклин повернул голову на тощей шее, взглянул на него и мрачно кивнул.
— В тот вечер мы строили планы. Марджери и я. Я влюбился в нее вопреки здравому смыслу и всему тому, что о ней говорили. И мы собирались пожениться. Мы уже все обдумали. В частности, хотели забрать вас из приюта. У нас было много разных планов. Мы в тот вечер их обсуждали. И были так счастливы, что даже плакали. На следующий день была суббота. Я решил немедленно ехать в Лас-Вегас. Сесть в машину и гнать всю ночь напролет — пока мы не передумали или кто-то другой не разрушил наших планов. Она согласилась со мной и поехала домой, чтобы собрать вещи… И не вернулась.
— Вот, значит, какую историю вы сплели? Вы ждали меня и…
— После того как она уехала, я сделал один звонок. Но этого оказалось достаточно. Я позвонил своему лучшему другу, чтобы сообщить ему новость о нашем бракосочетании и попросить стать свидетелем со стороны жениха на моей свадьбе. Я хотел, чтобы он поехал с нами в Лас-Вегас. И знаете, что он мне ответил? Отказался быть моим свидетелем. Сказал, что, если я женюсь на этой… женщине, моя карьера рухнет. Он сказал, что не позволит мне совершить подобную глупость. Что у него на мой счет грандиозные планы.
— Это был Гордон Миттель!
Конклин печально кивнул.
— Вы, значит, утверждаете, что ее убил Миттель? Но вы тогда ничего об этом не знали?
— Тогда я об этом не знал.
Конклин посмотрел на свои лежавшие поверх одеяла исхудавшие руки и судорожно сжал их в кулаки. И руки, и кулаки были слабыми и беспомощными. Босх наблюдал за ним, скрывая снедавшие его чувства.
— Я не понимал этого на протяжении многих лет. Подумать такое означало бы нарушить все мыслимые представления о чести, порядочности и дружбе. Кроме того, я слишком много думал в то время о себе. Я был трусом, заботившимся только о том, как бы из всего этого выпутаться.
Босх плохо слушал Конклина и часто терял нить его рассуждений. К тому же, как ему показалось, Конклин говорил вовсе не для него. Временами у Гарри складывалось ощущение, что старик самому себе рассказывал придуманную им сказку. Неожиданно Конклин прервал свое повествование и посмотрел на детектива.
— А я знал, что в один прекрасный день вы ко мне явитесь.
— Как вам могла прийти в голову такая мысль?
— Да уж могла. Я знал, что вам не все равно, как умерла ваша мать. Возможно, всем на свете было на это наплевать, но только не вам. Ведь вы — ее сын.
— Расскажите, что произошло в ту ночь. Вплоть до мельчайших деталей.
— Тогда принесите мне воды. У меня пересохло в горле. На бюро стоит стакан, а фонтанчик с питьевой водой — в коридоре. Только не спускайте воду слишком долго, а то она становится очень уж холодной. У меня же от холодной воды ломит зубы.
Босх посмотрел на стоявший на бюро стакан, а потом на Конклина. Он вдруг ужаснулся абсурдной в общем-то мысли, что, если выйдет из комнаты хотя бы на минуту, Конклин умрет и унесет с собой в могилу тайну смерти его матери.
— Идите. Ничего со мной не случится. В любом случае я никуда отсюда не уйду.
Босх посмотрел на кнопку экстренной помощи. И Конклин снова будто прочитал его мысли.
— Я ближе к аду, чем к раю, за то, что содеял. И за свое молчание. Мне просто необходимо рассказать вам эту историю. Думается, вы выслушаете мою исповедь с бóльшим вниманием, нежели любой священник.
Выйдя в коридор, Босх заметил в дальнем его конце силуэт человека, который при его приближении свернул за угол и скрылся. Босху показалось, что человек был в штатском. Так что явно не охранник. Обнаружив фонтанчик с питьевой водой, Босх наполнил стакан и вернулся в комнату. Конклин встретил его слабой улыбкой, взял стакан с водой и пробормотал слова благодарности. Когда он напился, Босх вынул стакан из его пальцев и поставил на ночной столик у кровати.
— О'кей, — произнес Босх. — Вы сказали, что в тот вечер она уехала и вы никогда ее больше не видели. Как вы узнали, что ее убили?
— На следующий день я забеспокоился: решил, что с ней что-то случилось. Я позвонил в офис и под видом обычной проверки навел справки о происшествиях за ночь. Среди всего прочего мне сообщили, что в Голливуде произошло убийство, и назвали имя жертвы. Это была ваша мать. Худшего дня у меня в жизни не было.
— А что случилось потом?
Конклин потер лоб и продолжил свое повествование:
— Мне сказали, что ее тело обнаружили утром. Я был в шоке. Никак не мог поверить. Попросил Миттеля прояснить обстоятельства этого дела, но он не сообщил мне ничего существенного. А потом позвонил человек, который… хм… познакомил меня с Марджери.
— Джонни Фокс.
— Да. Он позвонил мне и сказал, что его разыскивает полиция, но он невиновен. Он угрожал мне. Сказал, что, если я не обеспечу ему защиту, он сообщит полиции о наших отношениях с Марджери и о том, что в тот вечер она была со мной. Это означало бы конец моей карьеры.
— И вы обеспечили ему защиту…
— Я велел Гордону утрясти это дело. Он рассмотрел заявление Фокса и пришел к выводу о его непричастности к убийству. Сейчас уже не помню как, но его алиби получило подтверждение. Кажется, в ночь убийства Фокс играл в карты в каком-то притоне, чему было множество свидетелей. Поскольку я был убежден в невиновности Фокса, то позвонил детективам, которые вели это дело. Чтобы защитить Фокса, мы с Гордоном не только подтвердили его невиновность, но и сплели историю, будто он является ключевым свидетелем по одному важному делу и должен предстать перед Большим жюри. Наш план сработал. Детективы оставили его в покое и переключились на отработку других фигурантов. Как-то я лично беседовал с одним из этих детективов, и он сказал мне, что, по его мнению, Марджери Лоув стала жертвой убийцы с определенными отклонениями на сексуальной почве. В то время такого рода преступления были достаточно редки. Детектив мне также сообщил, что общественность проявляет к этому делу большой интерес. Но мне и в голову не приходило заподозрить… Гордона. Я и представить себе не мог, что он способен на жестокое убийство невинного человека. Он заметал следы практически у меня перед носом, а я ничего не замечал. Был глуп, и меня использовали. Я был марионеткой.
— Вы, значит, утверждаете, что ни вы, ни Фокс этого не делали и Марджери Лоув убил Миттель, чтобы ликвидировать угрозу вашей политической карьере? Но вам он об этом ничего не сказал, поскольку это была целиком его идея, которую он и воплотил в действительность собственными руками?
— Да, я это утверждаю. В ту ночь… в ту ночь я сказал ему, что Марджери значит для меня больше, нежели все планы, имевшиеся у него на мой счет. Он возразил, что это будет означать конец моей карьеры, и я согласился. Впрочем, я жил с этой мыслью все время, пока общался с Марджери. Минуты, которые я провел с ней, были самыми счастливыми в моей жизни. Я был в нее влюблен и принял твердое решение никогда с ней не расставаться. — Словно в подтверждение этого Конклин слабо стукнул по постели кулаком. — Я сказал Миттелю, что мне наплевать на карьеру. Что мы с Марджери скоро уедем из этого города. Правда, я еще не знал куда. Возможно, в Ла-Джолла или Сан-Диего. Да мало ли куда мы могли бы переехать из Лос-Анджелеса! Я злился на Миттеля за то, что он не разделял моей радости от принятого мною решения жениться на Марджери и обосноваться на новом месте. Тем самым я его провоцировал, подталкивал к тому, чтобы он с ней расправился. Сам того не желая, я ускорил ее конец.
Босх пристально смотрел на него. Душевные страдания этого человека казались ему искренними. В его глазах крылась вселенская печаль, словно в иллюминаторах затонувшего древнего судна.
— Миттель когда-нибудь говорил вам о том, что это сделал он?
— Нет. Но я и без того знаю. Подсознательно это всегда было со мной и всплыло на поверхность благодаря нескольким случайно брошенным им словам. После этого какие-либо отношения между нами прекратились.
— Так что же он вам сказал? И когда?
— Несколько лет спустя. В то время я готовился участвовать в выборах на должность генерального прокурора. Удивительное дело! Такой лжец, трус и подлый заговорщик, как я, мог занять место человека, который должен воплощать закон в этой стране. Ну так вот, однажды ко мне пришел Миттель и сказал, что я должен жениться. И высказался по этому поводу весьма откровенно. В частности, заметил, что слухи, которые ходят на мой счет, могут стоить мне голосов многих избирателей. Я возразил, что не готов жениться только ради того, чтобы заткнуть рты провинциальным сплетникам. И тогда он небрежно, походя бросил несколько уничижительных фраз в мой адрес.